Собрание сочинений. Том 6 - Петр Павленко

Не дожил до победы и Петр Лидов, военный корреспондент «Правды», первый поведавший человечеству о подвиге Зои Космодемьянской.

Многих стойких большевиков, хороших солдат и талантливых журналистов потерял и коллектив «Красной звезды». Смертью героя погиб П. Огин, образцовый военный журналист, погибли П. Олендер, Лев Иш, К. Бельхин, Л. Вилкомир, А. Анохин — неутомимые летописцы солдатских подвигов.

Потери коснулись всех национальных отрядов советской литературы и журналистики. Дагестанец Эффенди Капиев, освобожденный от военной службы по болезни, добился все-таки отъезда на фронт. Он стал вольнонаемным сотрудником солдатской газеты и оказался одним из самых мужественных и храбрых военных корреспондентов. Смерть настигла его не на поле сражения, а на операционном столе, но это была военная смерть, смерть солдата, отдавшего войне все свои силы.

Родина отличила званием Героя Советского Союза погибших поэтов-воинов Хусена Андрухаева и Якова Чапичева.

Не с грустью склоняем мы головы над могилами павших товарищей, а с гордостью. Не печальный траурный марш разносится в их память, а звуки торжественной славы, утверждающей нашу жизнь.

Великая Отечественная война создала подвигами погибших новые героические традиции советской печати. Накоплен богатейший опыт. Нигде и никогда художественное слово не играло такой выдающейся роли в войне, как в Советской Армии, и отныне нельзя представить боевую операцию без участия в ней представителей нового, чрезвычайно могущественного и чисто советского рода войск — печати.

Газета на войне теперь необходима, как автомат, как граната, она тот обязательный паек духовной пищи, тот неприкосновенный запас бодрости, без которого советский солдат не обходился в самые безрадостные часы тяжелых боевых испытаний. На фронте, на переднем крае, в тылу у немцев, в партизанских отрядах, в госпиталях, в воздухе на самолетах и в глубинах морей на подводных лодках — везде и всюду сопровождала советского воина его газета. Родились самые крохотные газеты — «Боевые листки», ротные органы славы и боевого опыта. Они заполнялись руками агитаторов в ходе сражения. Их темой был бой, люди боя. Авторы, герои и читатели этих листков создавали и прочитывали их ползком, под огнем врага, иной раз за секунду до своей гибели.

Великолепный, вполне оправдавший себя в войне опыт советской военной печати не был бы накоплен без отваги и доблести самих работников слова.

Жертвы, понесенные советской литературой и журналистикой, утвердили в нашем солдате и во всем нашем народе веру в слово советского художника и приучили к мысли, что наше советское искусство — боевое искусство, и что оно смело идет вперед вместе с народом, его породившим.

Вечная же память тем, кто сложил свои жизни, добывая славу родине и честь своему оружию.

Будем гордиться ими!

1947

Свет над миром

Шесть лет тому назад гитлеровские орды напали на Советский Союз. Наша страна была поставлена перед тяжелыми испытаниями.

Жить или погибнуть? Жить! — сказали двести миллионов сердец.

А орды Гитлера были уже на советской земле, пылали города и села, стальная лавина немецких танков мяла хлеба Украины и Белоруссии. Грозный тевтонский меч с огромной силой был занесен над нами.

Шла борьба в неслыханно быстрых темпах. Но, еще не достигнув подмосковной зоны, Кейтель растерянно сказал: «Война с Россией — это такая война, которую знаешь, как начать, но не знаешь, как кончить».

В дело вступила политическая стратегия Гитлера — советское государство должно быть смято, взорвано изнутри и разложено. Не случилось и этого. Мы оказались единым монолитом, выдерживающим сильнейшие удары.

Это произошло потому, что мы были страною социализма с гибкой системой хозяйства и передовым мировоззрением. Это произошло потому, что мы имели лучшую, чем немцы, технику, лучшие командные кадры и невиданно грозный, ставший военным лагерем, тыл. Это произошло потому, что за неполные тридцать лет существования нашего государства социалистические отношения сильнее цемента скрепили воедино наши народы в новый, впервые показывающий миру свою мощь, советский народ.

Правда, он был еще очень молод, наш народ-отрок, и в своем единоборстве с Гитлером вызывал в памяти библейскую легенду о Давиде и Голиафе. Но в том-то и сказалась подлинная сила, что юный мир социализма расправился с брошенными на нас темными силами фашизма.

Смешно всерьез говорить о том, что советский народ отражал удары одной Германии. Мы видели на полях Смоленщины и танки Рено, и безработных испанских пикадоров, и шведскую сталь машин, балканский табак в офицерских обозах, и итальянских и венгерских головорезов. Потом мы узнали, что в стали гудериановских механизированных армий незримо присутствовал турецкий вольфрам.

Много книг пишут теперь о нас за рубежом, и во всех этих книгах — явно ли, скрытно — присутствует «тайна» русской души. В ней-де все дело. Русская душа, широкая, готовая к подвигам и самопожертвованию душа великого народа-строителя, показанная человечеству старым русским искусством, никогда не представляла особой тайны. Это душа народа, которому было тесно в железных путах царизма, который искал дорог в будущее, который знал, что судьба его впереди.

Русский народ, поставленный царизмом в положение угнетателя других народов, не мирился с этой ролью. Никакое другое искусство не отразило с такой дерзкой и вдохновенной силой тоску по братству народов, как искусство русское. Стихи Пушкина и Лермонтова, строки Льва Толстого, Достоевского, Горького звали к великому побратимству, за которым открывалась сверкающая даль народного счастья.

Социалистическая революция придала поэтическим мечтам реалистическую форму — и души наших народов помолодели, объединившись. «Тайна» души русской стала «тайной» советской души.

«Октябрьскую революцию нельзя считать только революцией в области экономических и общественно-политических отношений. Она есть вместе с тем революция в умах, революция в идеологии рабочего класса» (И. Сталин).

Революции усиляют тех, кто их совершает. Свергнута власть эксплоататоров, распались цепи, сковывавшие миллионы трудящихся, раскрепощено их сознание. К построению социалистического общества наш народ приступил как победитель над прошлым.

Построено социалистическое общество, новый мир человеческих отношений со своим стройным, глубоким мировоззрением, своими законами и своей моралью, не похожими на законы и мораль капитализма. Советский человек зажил в среде, которой до него не было. Все потребное для нашей жизни и развития либо создалось заново, либо, перейдя из прошлого, до неузнаваемости изменилось под влиянием новых требований. Мы теперь не те русские, какими были когда-то, как не те уже и все народы нашей страны. Не потеряв ничего из своих прежних моральных богатств, каждый из наших народов приобрел нечто новое, отсутствовавшее в нем до социалистической школы, и возмужал, расцвел, как никогда раньше; социализм стал чудодейственным сплавом, положив начало национальному самосознанию единого советского народа, говорящего на доброй сотне языков.

Победа социализма в нашей стране — результат огромной работы Коммунистической партии под руководством Ленина и Сталина над переделкой человеческого сознания, по вовлечению широчайших масс трудящихся в активную политическую жизнь. Социализм стал движением миллионов.

Именно поэтому социалистическое мировоззрение стало за тридцать лет народным, национальным.

Мы — люди иного измерения, иного уровня, чем в капитализме. Если бы это было не так, жизнь не выдвинула бы на поэтическую арену одного из самых замечательных поэтов двадцатого века — казаха Джамбула, умершего неграмотным накануне своего столетия, но проявившего прозорливую мудрость пророка в песнях о социалистической жизни.

Как бы это могло произойти, если бы души этого старца не коснулось веянье эпохи, озаренной светом великих идей Ленина — Сталина и славной победами практической жизни социализма?

Какой индеец смог бы в тяжелые для Лондона дни с отцовской гордостью воззвать к англичанину, как это сделал Джамбул, воскликнув: «Ленинградцы, дети мои!», в тяжелые дни обороны Ленинграда.

Старый казах Джамбул по праву называл себя отцом молодых русских, отстаивающих Ленинград. И он и они были одним народом. Где, в каком другом мире, кроме нашего, старец в кожаных лаптях мог выйти к аудитории, представляющей цвет европейской художественной мысли, как это было в 1934 году на I съезде советских писателей в Москве, и изложить им свой поэтический манифест, как старейший среди равных? Старец этот, поразивший наших гостей из Европы, был Сулейман Стальский из Дагестана, житель крохотного аула. Но этот аул был более передовым населенным пунктом, чем многие из столиц Запада.