Золотой воскресник - Москвина Марина Львовна

Одна стюардесса другой:

– Мне пассажир заявляет недовольно: “У вас кофе не вареный!” А я ему отвечаю: “У нас самолет просроченный! А вы – кофе не вареный!”

* * *

Официантка предложила на выбор летчикам: крылья или тефтели.

Все взяли тефтели.

* * *

На приеме в российском посольстве в Праге Сергей Чупринин сказал мне:

– Битов – прелесть. Однажды я слышал, – и обязательно об этом напишу! – как он стоял на открытии фестиваля – почетный гость, его попросили сказать несколько слов. Но выступления других людей затянулись, и он усомнился, что для него останется время. Тогда он подошел к организатору и спросил: “Скажите, пожалуйста, я буду выступать? Или нет? А то что́ я буду зря думать?”

Тут к нашему столу подошел Евгений Попов, но ему не хватило стула. И Сергей Иванович простодушно попросил меня взять от соседнего стола и пододвинуть Жене Попову стул, с которого на мгновение приподнялся Битов.

– Вы что, хотите, – говорю, – чтобы я вытащила стул из-под Андрея Георгиевича? Он сядет на пол, а мы с вами послушаем и запомним, что он скажет?

* * *

Юрий Коваль придумал Праздник белого верблюда. И попросил Асара Эппеля сочинить на эту тему шесть-восемь строк.

– Поверьте, – сказал он Асару Исаевичу, – многие мои друзья, крупнейшие поэты, уже сделали это. В антологии не хватает только вас.

– Кто именно написал?

Юра перечислил, сильно привирая.

Асар взволновался:

– Неужели и он?

Спустя несколько дней Асар принес шесть строк, как говорил Коваль, разрешивших проблему тайного смысла:

Ночью мглу пустыни Гоби, Черную, как мрак во гробе, Тот сумеет одолеть, Кто рожден во тьме белеть… Это гордая причуда — Праздник белого верблюда… * * *

– Кстати, когда мы познакомились, Асар был очень беден и подрабатывал натурщиком, – рассказывала мне его жена Регина. – Он был прекрасно сложен…

* * *

– Надо произносить мягко: “танцАвать”, – учила она меня в “Переделкино”.

За ужином я стала рассказывать о новом балете “Кармен” по телевизору:

– Они пели и одновременно танцевали!!!

– Вот видите, – сказала Регина, – даже вы говорите “танцЕвали”… Надо: “танцАвали”!

* * *

– А голова должна быть маленькая, – вздохнула Регина, покосившись на мой самовар.

* * *

Наш Серёжа в отрочестве полюбил сочинять древнескандинавские саги, а также старинные славянские и кельтские напевы. Сутками напролет создавал он симфонию “Ледовая пустошь” с инструментами и голосами, отпустил волосы до пояса, сшил себе старорусское одеяние, в каком ходил Садко, и уже взял у Лёни деньги, чтобы заказать гусли у одного почитаемого хранителя народных традиций.

Но дядька Василий своенравно ответил:

– Настоящий гусляр должен сам сделать себе гусли!

Чем нас крайне озадачил.

* * *

– Марин, приходи к моим щенкам! – зовет меня подруга Ленка. – Ветеринар сказала, им нужно больше общаться с интересными людьми.

* * *

Со мной в вагоне в Москву из Уваровки едет милиционер Саша.

– Понимаете, – говорит Саша, – чтобы человек вырос умным и культурным, у него должен кто-то стоять за плечами. Вон у Марины Цветаевой отец – музей открыл Пушкинский. Мать – на пианино играла, они в дочерей-то вкладывали! А был бы у них отец – семью бросил, алкоголик, мать тоже недалеко ушла? Где они были бы? Какие стихи сочиняли? А стихи – это страшная сила, – он продолжает. – Вот я иногда думаю: куда ты, насильник, зачем? С любой женщиной – я повторяю – с любой! – поговорить по-хорошему, она тебя в гости позовет, взял бутылочку, стихи почитал. От Уваровки до Можайска – полчаса: если мне женщина интересна – я ей читаю “Руслана и Людмилу”. От Можайска до Кубинки “Анну Снегину”. Или “Демона” Лермонтова. За Демона у меня особенно хорошо получается, за Тамару похуже. Всё наизусть. А у этих людей – явный комплекс. Они на сто процентов уверены – им не дадут…

* * *

Поэт Валерий Краско, размачивая в столовой горбушку в супе:

– А меня уже вообще пять лет женщины не интересуют. Пять лет уже не хочу ничего. А ведь я был бабником, причем очень успешным бабником, взгляните на меня, представьте, какой я был в молодости неотразимый!

– Не заставляйте меня так сильно напрягать воображение, – ответила я ободряюще.

* * *

Поэт Иван Жданов:

– Да что – врачи, врачи! Я лежал в больнице с инфекционным заболеванием – не буду вдаваться в подробности, – ну и говорю: “Доктор! Что-то у меня заболела спина”. А он мне: “Что вы хотите – возраст…” А мне было тогда тридцать пять лет! Или пошел к терапевту. Жалуюсь, то-сё болит. А он мне: “Ну что вы хотите? Что мы едим? Что мы пьем? Чем мы дышим?” Я подумал: денег ему, что ли, дать? Но не знал сколько. Так дашь, а он скажет, с презрением глядя: “А сколько нам дают???”

* * *

– Ну, тоска, – говорил Жданов каждое утро, когда меня видел, и вздыхал. – А вы чего лыбитесь-то все время?..

– Ваня, вы мне снились сегодня, – говорю, – к чему бы это?

– Наверно, к выпивке какой-нибудь небольшой, – ответил он без малейшего интереса.

* * *

– Я вас не видел вчера, и позавчера, и позапозавчера, так что разрешите представиться: Вадим Каргалов. Я три дня принимал гостей. Ужас! Как ваша фамилия? Москвина? О да, это фамилия! Моя же фамилия произошла из Архангельской области. Там водятся два вида рыб: семга и каргал. Семга – ерунда в сравнении с каргалом. Это такая узкая рыбка с крупной головой. Голову отрезаешь, остальное жаришь – ни с чем не сравнимый вкус. Вам известно, что есть такая рыба – царская сельдь? Осетрина ничто по сравненью с царской сельдью. Однажды мне очень захотелось попробовать царской сельди. Нам с председателем обкома дали катер, мы взяли водки, поплыли на Плещеево озеро, три дня ловили – ни одной царской сельди. Другие селедки попались, но царской – ни одной!..

* * *

Писатель Вадим Викторович Каргалов, историк, профессор, специалист по татаро-монгольскому нашествию:

– Меня тут нагрели на тридцать восемь миллионов!

Ваня Жданов:

– Значит, на том свете у вас будет прибыль.

– Жизнь у меня была легкая и веселая…

– Значит, смерть будет тяжелая. Ой, извините.

* * *

– Марк такой беспомощный, как ребенок, – сказал писатель Леонид Львович Яхнин о писателе Марке Тарловском. – Приходим в столовую, он смотрит – у него вилки нет. “Ой, у меня вилки нет”. Я говорю: “Иди на кухню, проси”. Он встал и хотел идти. Представляешь? Это вместо того, чтобы взять у соседа, который еще не пришел!

* * *

Каргалов – в столовой за обедом:

– Я смотрю на вас – что за женщина? Красивая? Нет! Привлекательно что-нибудь в ней? (Опускает взгляд.) Ничего. Смешно – и всё, а что-то к вам располагает. Когда увидимся?

– Вечером.

– Где?

– Вот здесь…

* * *

– Как я стар! – вздыхает Вадим Викторович. – Я очень стар! Мне шестьдесят пять лет! Послушайте, – вдруг зашептал он, – у вас есть заначка? Дайте мне вашу заначку, а я вам потом отдам свою.

– Не дам я вам заначку, – сказала я, хотя не сразу поняла, что он имеет в виду. (“НЕ ДЕНЬГИ!” – он мне объяснил.)

Короче, я взяла свое суфле и ушла. А за ним тоже пришли и его увели.

* * * Ночью почувствуешь, кто-то ползет По плоскости твоего лица. Это ухо проснулось и ищет Брата своего – близнеца. Стихи доктора Тишкова