Трофейщик-2. На мушке у «ангелов» - Алексей Рыбин

— Товарищ генерал… — Один из них встал, но без подобострастия и слишком уж вольно, как равный. — Товарищ генерал, может, отдохнем? Мои парни все перекрыли, муха не пролетит. Я уж давно вам говорю, там стол накрыт, давайте заправимся, да вам и на боковую надо бы… Устали за ночь-то.

— И то дело. Пошли. — Он взглянул на Звягина и на Таню, во время всего разговора стоявшую возле двери и не проронившую ни слова. — А с вами, господа демократы, я прощаюсь. — Он гротескно поклонился штатским. — Вас охрана до города проводит. Вам же еще заседать сегодня, поди…

— Всего доброго, — стараясь не терять достоинства, пробормотали они и исчезли за дверью.

— Ненавидят меня… Ну и ладно, пусть ненавидят. Без меня им все равно не обойтись. Нас эти хмыри, бюрократы вшивые, во все времена при всех властях ненавидели. Смех один. Да, признаться, замаялся я за сегодняшний день, — продолжил он, когда вся компания поднялась на второй этаж в столовую. — Витя, давай наливай, чего ждешь?

Витя, крупный мужик в форме без знаков отличия, неторопливо отвинтил пробку с литрового «Абсолюта» и разлил по рюмкам водку.

— А все-таки зря ты, генерал, ждешь. Надо было взять сразу всю эту сволочь, ну, Хлыста, я имею в виду. А теперь — грохнули его, иди там, копай…

— Ну, свято место пусто не бывает. Что им, Хлыста заменить некем? С этими-то самопальщиками мы разберемся. Больше нас должны волновать воители эти новые. Ишь, запугать нас удумали. Всех под одну гребенку причесать, всех к рукам прибрать — и наших, и хлыстовских. — Он поднял рюмку. — Как там раньше говорили: широко шагаешь, штаны порвешь… За нашу и вашу победу, — ухмыльнувшись, выдал Сумской неожиданный тост.

Он выпил, хукнул в кулак.

— А самопальщиками, — Яков Михайлович методично насаживал на вилку кружочки твердокопченой колбасы, — ими у нас товарищ Медведев займется. Не так ли?

— С нашим удовольствием, — ответил тот, кого назвали Медведевым.

Звягин понял, что не узнал его, — как же, Медведев теперь был одет в военную форму, оброс бородой и побрился наголо. Предводитель воинствующих коммунистических отрядов был совершенно не похож на того райкомовского работника со сталинской партийной челкой, в дешевом советском костюме и скороходовских ботиночках, каким Звягин видел его месяц назад.

— Мои ребята только и ждут живого дела.

— Вот считай, что дождались. — Сумской жевал колбасу и сопел от удовольствия. — Черт возьми, я голодный, как… как… Как Жириновский!

Подчиненные дружно громыхнули хохотом.

— Отставить веселье! — прервал их Сумской. — Саша, ты все понял?

— Почти. Что с моей работой? Компьютерной?

— Там сегодня не появляйся. Это я улажу, у тебя же есть заместитель. Для подчиненных ты отправляешься в бизнес-тур, бля. Завтра уже будешь в свободной стране. Устранишь там один маленький пережиток нашего феодализма, а там посмотрим. Может быть, мы тебя там и оставим. А может, и нет. Собственно, это от тебя зависит. Понравится — скажешь. Что-нибудь придумаем. Но сначала надо работу сделать. Хотя капитализм — дело для тебя новое…

— Пережиток социализма, наверное, — заметил Медведев.

— Нет, друзья, — феодализма, нашего, родного, российского. Мы же кто? Удельные князья. У каждого своя дружина. Все на натуральном хозяйстве держится. Бартер ведь этот — что такое в переводе на русский? Правильно, натуральный обмен. Да что мы, в любой магазин войди, что видишь первым? Табличку видишь — «Охрану обеспечивает агентство „Хер с горы“ и братва». Кто в государстве охрану должен магазинам обеспечивать? Полиция, милиция, а не хер с горы. Так что феодализм, феодализм родимый…

— Яков Михайлович, может быть, мы поедем? — спросил Звягин. — И вам отдохнуть нужно, и нам подготовиться. Если, конечно, мы вам больше не нужны.

— Давайте, давайте, Саша, если хотите, конечно. Дом ваш с этого дня будет под наблюдением, но все равно смотри по сторонам на всякий случай. Да что тебя предупреждать, ты мужик опытный. Пойдемте, я вас провожу.

Он чуть замешкался в дверях, когда они спустились вниз.

— Таня, а ты мне ничего не хочешь сказать?

— Я? У меня ничего пока нет нового, Яков Михайлович. А что?

— Нет? Ну на нет и суда нет. Это я так, на всякий случай. Счастливо вам прокатиться. Да, Таня, там и для тебя материальчик есть, в бумагах этих американских. Ну ладно, звоните, если что. Значит, у тебя, Таня, все в порядке?

— Да. — Она старалась не показать накатившего волнения. Неужели он уже все успел и про Маратика узнать?.. Впрочем, Сумской такой темный тип, что все возможно.

— Ну пока тогда. Звоните, если что.

— Что скажешь? — спросил Звягин, когда они миновали последний КПП, выставленный Сумским на подходах к даче. — Как тебе старик?

— Надо подумать, Саша. В какую-то он нас аферу замешивает, надо все взвесить…

— Да я не о том. Я же тебе говорил — я у него подставной, я же такие вещи на дух чувствую. Как он меня в эту фирму посадил президентом, я сразу понял, что втемную играет дяденька. Это-то ясно, как Божий день. Я что говорю-то — сдавать стал Яков Михайлович. Засветился. Раньше-то, лет десять назад, никто и не думал, и предположить не мог, какие дела он обделывает. А сейчас — целый консилиум у него заседает, депутаты эти сраные… Если где депутат появился — все, пиши пропало. Весь город завтра знать будет, о чем с ним говорили.

— Ну, ты уж слишком это, Саша. Что, по-твоему, им жизнь, что ли, не дорога?

— Дорога не дорога, они же козлы полные. Вот кого ненавижу — так эту сволочь. Бандит — он честней все-таки, какие бы аферы ни крутил. Он по специальности — бандит. А эти? Народные защитнички! Ворье самое первостатейное, при этом еще и бездарное. Украсть просто, как люди, не могут — ни ума не хватает, ни смелости. Вот и лезут к кормушке… Жизнь, ты говоришь… Их же к серьезным делам не подпускают. А Яков Михалыч, раньше-то он их тоже, как все нормальные люди, как пешек использовал, как пупсиков, а теперь — смотри-ка, домой приглашает… Нет, плох старик, плох. Скоро накроется его лавочка, нутром чую.

— И что же?

— Что-что? Делать что приказано и смотреть внимательней по сторонам. Есть у меня мысль, что здесь главное — вовремя свалить. Боюсь, накроется у Михалыча его лавочка, вместе с ним накроется.

— Почему ты так думаешь?

— Вот тебе и на. Это ты у меня спрашиваешь? Ты же у нас, Танечка, провидец. Я просто чувствую, ты же мне все про интуицию, вот я ее и развиваю. — Он помолчал. — А вообще-то, если он медведевских хлопцев пустил в дело, это все добром не кончится. Может быть, и к лучшему, что мы отсюда свалим. Раньше бандиты с органами не воевали, а теперь — хрен их знает, что из всего этого выйдет. У Медведева же люди без крыши, завернуты на идеологии, они ситуацию не секут. Таких дров могут наломать, потом никакой КГБ за сто лет не расхлебает. Такого масштаба проблемы надо решать полюбовно, без войны. Тут если уж война начнется — много голов полетит. Ой, много.

Глава 4

Последние две недели Клещ был совершенно уверен в том, что за ним следят. Вообще дела шли — хуже некуда. Ублюдок Джонни как сквозь землю провалился, и, сколько Клещ ни пытался его отловить — облазил все брайтонские притоны, все самые грязные стройки, пляжи, помойные ямы, убил массу времени, просиживал в барах, где подобного рода личности собирались вдали от глаз приличной публики, — все было абсолютно напрасно.

На службе дела вообще пошли странным образом, Клещу временами изменяло даже чувство реальности — майор Гринблад словно забыл о всей этой заварухе в Брайтоне, о Джонни, об убийстве Кеши Гриценко, смотрел ясными голубыми арийскими глазами да продолжал свои ненавистные Клещу похлопывания по плечу, снимание пылинок с его пиджака и другие проявления отцовской заботы к подчиненным ему офицерам. Но это бы ладно. Гринблад же завалил невзначай Клеща такими ворохом бумажной работы, какого он давно уже не помнил.

Наверное, только на первом году службы ему приходилось сидеть за столом вот так — часами не покидая кабинета, составлять и по нескольку раз переписывать никому не нужные отчеты, заполнять и составлять анкеты, ковыряться в картотеке, копировать компьютерные файлы, вносить в них изменения, заниматься классификацией подозреваемых — майор был очень умелым руководителем. Может быть, неважным полицейским, но администратором-то уж точно первоклассным. Он умел убеждать своих работников в необходимости того или иного пустого и бессмысленного занятия, и даже Клещ первые два дня делал работу секретарши с осознанием честно отрабатываемого долга перед отечеством.

Но этой деятельности конца видно не было, а Гринблад начал поговаривать о грядущих награждениях и благодарностях руководства. По его словам, отдел блестяще справлялся с работой и почти уже ликвидировал проблему распространения наркотиков во вверенном ему районе Нью-Йорка. Во всяком случае, «сделал все, что возможно, и даже больше». Это любимое выражение шефа Клещ за последние две недели слышал в коридоре чаще, чем за весь последний год. Внезапно от Клеща потребовалось подведение итогов его деятельности за весь год, и он потел в офисе, злился… Самое отвратительное было осознавать, что время — его время — тратится впустую. Он не мог позволить себе такой роскоши, он должен был каждый день делать хотя бы шажок к своей цели, к своему варианту американской мечты, как иногда, посмеиваясь, про себя называл то, к чему так стремился.