Трофейщик-2. На мушке у «ангелов» - Алексей Рыбин

Сегодня с утра Таккер сообщил ему, что шеф отправляет его в отпуск. Клещ только мрачно кивнул. Все было шито белыми нитками — закрытое дело об убийства Гриценко, кабинетные труды самого мобильного, этим и ценного работника, теперь вот — отпуск Милашки Таккера.

— Поздравляю, — сказал он напарнику, когда тот вернулся от шефа в кабинет. — Знаешь, у меня есть предчувствие, что я составлю тебе компанию. Ты где собираешься отдыхать?

— Отдыхать? — Таккер потрогал затылок. — Черт возьми, до сих пор не зажило. Я, наверное, буду оригинальным. Проведу отпуск в Нью-Йорке. Знаешь, то, се, делишки кое-какие образовались. Долги разные мелкие хотелось бы вернуть. Только вот надо кредитора сначала найти. А ты что, тоже на каникулы собрался?

— А вот я сейчас об этом и узнаю. Подожди меня минут пятнадцать, о’кей?

Он поднялся к шефу. «У себя?» — бросил секретарше и, кивнув на ее утвердительный жест, вошел в его кабинет.

— A-а, Брюс. Здравствуй, сынок… — начал было Гринблад свою старую песню, но Клещу уже так было тошно выслушивать его сюсюканье, что он, настолько, насколько позволяли субординация и обычная вежливость, протянул шефу пачку треклятых бумаг.

— По-моему, дело сделано, сэр. Я старался.

— Спасибо, спасибо, Брюс, это все чрезвычайно важно. Очень хорошо, что ты наконец занялся классификацией. Это говорит о твоем росте как профессионала с большой буквы. Бегать и стрелять в нашем деле — это еще не все. Анализировать события и делать правильные выводы — вот что еще важнее, чем меткая стрельба. Я вижу, ты начал это понимать. Молодец. Хвалю. И у меня есть для тебя приятное известие…

Ровно через двадцать минут Клещ с мрачной улыбкой вошел в свой кабинет.

— Ну как там старик? Чем порадовал? — Таккер сидел на столе, болтая ногами.

— Порадовал, порадовал. Что я говорил? Отпуск! Я даже возражать не стал. — Клещ подошел к Таккеру вплотную и сказал тихо: — Ты понимаешь, что все это значит?

— Если бы не понимал, полицейский из меня был бы никакой. Обрубают концы.

— И что в этой связи думаешь предпринять?

— Ну я же тебе сказал что. Искать буду. Голова до сих пор болит, так мне тогда врезали.

— Не боишься?

— Кого? Этих русских?

— Нет, старика не боишься? Дело, судя по всему, совсем тухлое. Раз его так зализывают, значит, кто-то большой задействован. Вот с этой стороны надо ждать неприятностей.

— Клещ, что ты мне лапшу вешаешь? Так у русских говорится? Дело рискованное, не спорю, но я всегда чувствую, где можно сорвать. Здесь можно. Уж поверь.

— Ну да, можно и сорвать. А можно и загреметь так, что и концов не найдут. И на кладбище с почестями нечего будет хоронить.

Таккер вынул из кармана записную книжку и принялся изучать ее, перелистывая страницы. Найдя наконец то, что искал, стал тыкать в кнопки телефона. Клещ молча наблюдал за напарником.

— Привет! — Лицо Таккера и до этого было совершенно безоблачным, а теперь стало просто идиотически блаженным. Этакое лицо голливудского любовника в малобюджетной мелодраме. — Марина? Что ты делаешь сегодня вечером? Я? Хочу тебя пригласить поужинать. У меня приятное известие — я иду в отпуск. Да. С завтрашнего дня. Конечно, конечно, поедем. Да. В семь часов.

Поймав внимательный взгляд Клеща, Таккер улыбнулся.

— Ты чего?

— Понимаешь… Мне показалось, что ты хотел кое-чем заняться во время отпуска. Но если ты уезжаешь, то…

— Клещ, ты что, совсем обалдел? Пойдем-ка прогуляемся, у тебя, по-моему, налицо следы умственного переутомления. Вовремя, вовремя шеф тебя в отпуск гонит. Еще немного, и совсем умом тронешься. Пошли. — Он спрыгнул со стола и направился к дверям легкой, пружинистой походкой.

Выйдя из управления, Таккер сменил тон с игривого на деловой:

— Клещ, ты и вправду переутомился. Ты что, хочешь, чтобы шеф был в курсе наших с тобой дел? Нашел где обсуждать. Ты же профессионал.

— Да ладно тебе, не в фильме с Джеймсом Бондом, так уж прямо каждое слово наше прослушивают. Брось, Милашка, не суетись. Так что за Марина у тебя на вечер? Я хотел сегодня уже заняться нашими делами.

— Клещ, из-за твоей болтливости я не успел закончить. Точнее, не успел пригласить и тебя на ужин, дабы познакомить заодно с прекрасной русской девушкой…

— Таккер, если бы ты меня ценил как коллегу и напарника, ты бы хоть поужинать мне дал без этих русских. И так уже они у меня как кость в горле.

— Успокойся. От тебя уже за милю несет прелым залежалым нацизмом. Что это такое? Посмотри на себя, в кого ты превратился? Всего неделю посидел в кабинете и — человека не узнать. Говоришь словно брюзга откуда-нибудь с Миссисипи, рожа угрюмая, — ты превращаешься в провинциала, Клещ, смотри, это опасная болезнь. И потом, Марина — вполне наш человек. Это мадам из моей агентуры.

— Ну ладно, ладно, нашел тоже провинциала. Кто из нас провинциал, это еще вопрос. Во сколько мы с твоей Мариной встречаемся? В семь?

— Память у тебя потрясающая.

— Пошли в контору. Я закончу с отпуском. Пусть видят нас беспечными и веселыми. — Клещ блеснул зубами. — А вечером начнем действовать.

Они ехали по вечернему Брайтону в русский ресторанчик, хорошо Клещу знакомый, но только внешне — о кухне заведения ему узнать еще не довелось. Снова он поймал себя на том, что озирается по сторонам. Это стало уже инстинктивным. Запоминал номера обгонявших машин, всматривался в прохожих. «Плохо дело. Эти придурки могут, если и дальше так пойдет, довести до натуральной мании преследования», — подумал он, но почва для опасений была у него вполне реальная.

Все началось с того, что он снял у себя дома с телефонного аппарата «жучка» незнакомой конструкции. Грубая штука была всунута в телефонную трубку — работал явно не профессионал. В его ведомстве, во всяком случае, такими кустарными приборами не пользовались никогда. Он не стал сообщать о находке в управление: то, что касалось его личной жизни, было строгим табу для сослуживцев. Хотя специфика работы была такова, что личное и, так сказать, общественное зачастую пересекались, однако в этом случае для Клеща было ясно — это только его проблема. Он проверил остальные комнаты — все было чисто.

Потом были следы на крыльце. Это уже просто необъяснимые вещи — каждое утро, выйдя из дома, он обнаруживал на досках перед дверью следы грязных сапог. Хотя грязи на коротенькой бетонной дорожке к входной двери не бывало никогда, да и на асфальте улицы тоже. Откуда бралась эта рыжая глина — он даже вообразить не мог. Словно не в нью-йоркском тихом и комфортабельном районе дело было, а где-нибудь в техасском захолустье, в городке, состоящем из двух перпендикулярных улиц, бара и мотеля.

А самое непонятное — зачем и кому нужно было здесь топтаться ночью? Что заставляло его или их приходить сюда несколько раз? Следов взлома, даже попыток его Клещ не обнаружил. Похоже, они даже не трогали дверную ручку — он однажды, разозлившись достаточно сильно, не поленился и снял отпечатки пальцев с торчащего из двери медного шарика. Кроме его пальчиков, на ней не было ничего. Ну, в перчатках, конечно, могли быть таинственные незнакомцы, но зачем, зачем топтаться под дверью? Именно в том самом месте, откуда ничего не видно и не слышно, что происходит внутри дома, да и само место не очень удачное — у всех прохожих на виду.

В какой-то момент начались звонки. Он брал трубку и слушал тихое мягкое дыхание — единственный ответ на его «алло». Звонили в разное время — и ночью, и утром, днем он дома не бывал, но стоило ему появиться со службы, как телефон начинал пищать. Клещу казалось, что он стал даже отличать звонки незнакомцев. Это, конечно, раздражало, но не было чем-то экстраординарным, и психологическая атака — а он был уверен, что это именно тот случай, — не пошатнула закаленную и готовую к сопротивлению нервную систему Макдональда. Да и приемы были, как по размышлении решил Клещ, избитыми и тысячу раз отработанными кинокомпанией «Кастл Рок», специализирующейся на экранизациях Стивена Кинга. Машины, которые неотрывно сопровождали его днем, внушали гораздо больше опасений. Сначала это был черный «форд» с тонированными стеклами. Потом, видимо осознав, что автомобиль слишком приметен, преследователи сменили его сперва на «тойоту», затем на «фольксваген». Клеща такими штучками было не обмануть. Номера на всех трех машинах были нью-йоркские. Он записал их, конечно. Но какие можно предъявить претензии к водителю, если он всего лишь пару-тройку дней едет с тобой одним и тем же маршрутом?..

— Заснул? — пихнул в плечо напарника Таккер. — Приехали.

Они вошли в заведение. Русскоязычная вывеска обещала экзотику, однако никаких русских медведей или другой атрибутики, так или иначе связанной с Россией, в ресторане «Медведь» не наблюдалось. Обычные стандартные пластиковые столы, официантки в униформе — красные переднички, синие джинсы. Обстановка бедноватая. Этакий потертый «Макдональдс». Клещ уныло пробежал глазами по стенам, украшенным несколькими пейзажами, которые в равной степени могли быть и русскими, и вермонтскими. Он оглядел зал, где было довольно много посетителей, сплошь, как ему показалось, русских. Клещ отличал их сразу, но если бы кто-нибудь задал вопрос — как? — он бы не смог на него ответить. Одеты как американцы, лица такие же загорелые… Черт его знает, в чем была разница… Может быть, во въевшейся в черты постоянной какой-то озабоченности, неулыбчивости, в бегающих глазах, которые если и смотрели на собеседника, то со скрытым вызовом или с потаенной какой-то мольбой.