Трофейщик-2. На мушке у «ангелов» - Алексей Рыбин

Таня решила заехать к Звягину на работу. Главный офис фирмы «Окна» располагался на улице Восстания, в самом ее начале, и занимал первые два этажа только что отремонтированного старого солидного дома.

Она кивнула секьюрити в милицейской форме — камуфляж здесь не приветствовался. Прерогатива мелких лавочек — нанимать на работу долболомов с улицы и покупать им камуфляж. У входа сидели на стульчиках два сержанта, с виду довольно безобидных, невысоких и худощавых, но Таня знала, что на деле представляют из себя эти мальчики. На втором этаже были уже охранники в костюмах — строгих, темных, солидных. Охранники вежливо посторонились, пропустив ее в приемную.

— Здравствуйте, Татьяна Ивановна. — Красавица-секретарша Марина привстала из-за черного обширного стола, на котором стояли лишь плоский телефонный аппарат и селектор. — У себя… Проходите, пожалуйста. — Она нажала на кнопку селектора и сказала бархатным голосом: — Александр Евгеньевич, к вам супруга…

Большой, словно конференц-зал средних размеров, кабинет президента был обставлен в соответствии с модой российских бизнесменов — черно-белый интерьер, компьютер-ноутбук на столе перед креслом, несколько телефонов. На отдельном столике — факс, телевизор, стереосистема. Парад черных шкафов по стенам. Сейф, сделанный «под старину», — такие сейфы порой стоят дороже того, что в них хранится. Звягин сидел в своем кресле и смотрел телевизор. При взгляде на него Таня опять вспомнила волшебника Сумского. Как изменился ее муж за столь короткий срок! Фигура у Звягина была отличная, так что любая вещь на нем сидела хорошо, но опытным женским взглядом Таня отмечала безупречный покрой вещей, появившихся в гардеробе мужа в последнее время. Скромный темный дорогой галстук, часы, которые раньше он не носил на руке — могли помешать при активных действиях, а чувство времени у него и так было безупречное, он ориентировался днем и ночью с точностью до минут. В движениях Звягина появилось некое изящество. Впрочем, оно всегда его отличало, с той только разницей, что прежде это была грация кошки перед прыжком, теперь же — мощная уверенность и вальяжность сытого тигра.

Звягин оторвал от экрана глаза, и неожиданно она увидела в них прежнее выражение преданности, любви и желания. Выражение, которое вот уже пять недель она искала, но не могла поймать в его хмуром взгляде.

— Танюша, иди сюда.

Она подошла к нему вплотную. Звягин, не вставая с кресла, обнял ее и прижал к себе.

— Пойми, мне было очень тяжело…

— Хорошо, Саша, конечно. Давай не будем об этом…

— В одной команде играем. — На лице Звягина появилась улыбка.

Таня поддержала шутливый тон и сказала:

— Да, и опять ты — мой командир. Теперь не только в семье. Можно сказать, что ты еще и выиграл.

— Посмотрим насчет выигрыша… Слушай, что депутаты говорят.

По телевизору передавали обсуждение вопроса, касавшегося подпольных производителей водки. Звягин отпустил Таню и тихонько зааплодировал:

— Браво, браво. Слышишь, Танечка? Теперь дело пойдет на лад. Прижмем сволочь…

— Ты-то здесь при чем? — Она искренне удивилась. Не тому, что Саша занимается водкой, а снова необъятности сферы, где хозяйничал Сумской. Не по собственной же инициативе Звягин влез в водочные дела? Он никогда с ними не пересекался. Там были свои хозяева, и хозяева очень сильные. Далеко не каждый мог работать с ними, а тем более вступать в конфликты.

— Все, дорогая моя, допрыгался. У меня в основном не компьютерный экспорт-импорт. Водочку-матушку возим, вот это я начал сейчас контролировать. На старости лет я, Танюша, начал праведно на страну работать. Избавлять ее от отравы, наводнять чистым, качественным продуктом. — Звягин смеялся. — Никакой уголовщины, все по закону. Яков Михайлович пристроил к честному общественно-полезному труду.

— А как же компьютеры?

— Ты что, не в курсе? Я разболтал военную тайну? Шучу, шучу. Это же вилами по воде писано. Те, кому надо, и так знают, чем я здесь занимаюсь. Вот, — он показал на мигающую лампочку телефона с предварительно выключенным, чтобы не мешал смотреть новости, звонком, — вот. Спорю, что по поводу водки беспокоят. Алло! Говорите! — Звягин замолчал, прислушиваясь к собеседнику.

Таня внимательно смотрела на его лицо, с которого мгновенно слетела улыбка. Теперь оно стало суровым, неподвижным, глаза наполнились холодом, губы сжались в узкую полоску. Она сосредоточилась на неслышном ей разговоре и следила за едва видимыми изменениями лица Звягина.

— Нет, господа, все остается в силе, — сказал он наконец в трубку. — Все, я сказал. К вам сейчас приедут. — Звягин закончил разговор, аккуратно положив еще бурлящую чьей-то сбивчивой речью трубку, и погладил себя обеими руками по лысой макушке.

— По-моему, у тебя неприятности, — сказала Таня.

— С чего ты взяла?

— Мне так кажется. Извини, конечно, но или они уже есть, или будут.

— Что ты имеешь в виду?

— Ты когда домой собираешься?

Звягин снова обнял ее:

— Съезжу в одно местечко, потом и домой. К вечеру буду.

Она помолчала с отсутствующим видом, потом сказала:

— Прошу тебя, вечером особенно будь осторожен. Что-то мне кажется, чувствуется что-то нехорошее. Хорошо, Саша?

— Прекрати. Все в порядке. Нужно ехать. Жди меня к ужину.

На улице он еще раз поцеловал жену и вместе со своим телохранителем исчез в черном, по рангу положенном президент у «мерседесе». Таня поехала было домой, но вдруг решила навестить Маратика — друга детства, как говорится. Никакой определенной цели у нее не было, но остаток дня оказывался совершенно свободным, все дела, которые она должна была сегодня сделать, уже закончились, и Таня решила воспользоваться свободным временем в своих интересах.

Маратик жил, как и прежде, на Васильевском острове, в коммуналке, раньше шумной и тесной, а теперь превратившейся почти в отдельную квартиру. Кто-то уехал, кто-то умер. Освободившиеся комнаты скупались одним из разбогатевших соседей, который и к нему давно подъезжал с вариантами обмена или покупки его комнаты, желая наконец целиком завладеть апартаментами. Маратик вел с ним оборонительную войну, но не сдавался. Никуда переезжать он не хотел. Вызвано это было не принципиальными соображениями, а исключительно тем, что Маратик в последние годы пил — страшно, непрерывно и много. Ему просто некогда было заниматься формальностями. Сосед-бизнесмен, на его счастье, оказался человеком порядочным и не прибегал к силовому давлению. Силой ли, хитростью ли, мог бы он уже отправить неприступного алкаша либо в какую-нибудь захолустную комнатуху, либо на улицу, либо же вовсе на тот свет.

Таня не стала предварительно звонить, поехала наудачу. Ей повезло — Маратик был дома. Впрочем, он в основном и сидел дома, вернее, лежал. Выходил на улицу только к ближайшему ларьку или в булочную. На что Маратик жил, пил и ел, он и сам не смог бы уверенно ответить, но на выпивку деньги находились всегда. Таня не была у него несколько лет. Звонила иногда, поздравляла с Новым годом, с днем рождения. Он начинал кричать в трубку пьяным голосом, как ее любит, звал немедленно приехать и «что-нибудь прихватить», но она ни разу не выбралась…

Дверь отворилась. Таня едва не вздрогнула, увидев Маратика и едва узнав в заросшем седой щетиной, худом, как указка, старике своего давнишнего верного друга. Учителя, Врача, Пророка… Маратик стоял, облокотившись о косяк, и слегка покачивался. Он сначала не узнал гостью, потом, когда глаза его сфокусировались, он, оттолкнувшись от косяка, приложил обе руки к груди и прошептал:

— Танечка! Ты?..

— Я. — Она старалась не выдать своего замешательства, но Маратика, несмотря на его ужасное состояние, провести было трудно.

— Что, удивилась? Плохо выгляжу, да? Ты входи, входи, — засуетился он. Это тоже было новостью для Тани — прежде движения его всегда были уверенны и точны. Когда-то он прекрасно владел своим телом — давали себя знать многолетние занятия йогой. — Живу как король. — Маратик, пошатываясь, шел чуть сзади, придерживая Таню под локоть и указывая дорогу. — Сосед съехал, практически я в отдельной квартире. Красота! — Он неожиданно рыгнул. — Извини, Танечка, желудок пошаливает…

Они вошли в комнату — какую-то пыльную, дымную, что было еще более заметно в лучах света, лившегося из мутного окна. Мебели почти не было — лишь одинокий кухонный стол у стены, два табурета, тахта, продавленная, бесформенная, прикрытая тонким, истертым пледом. Маратик взял со стола папиросу, закурил. Раньше Таня никогда не видела его курящим.

— Каким ветром, Танечка? — Он кивнул на водочную бутылку, только что, судя по всему, открытую: — Выпьешь?

— Нет, Маратик, спасибо, я вообще-то не пью…

— Не пьешь? А что же ты делаешь в таком случае? В бизнес пошла? Выглядишь-то неплохо. — В его голове послышались незнакомые, злые нотки. Дребезжащие ржавой жестью непривычные интонации ненависти, зависти, обиды и бессилия.