Военные рассказы - Юрий Олиферович Збанацкий

мертв, сердце его разрывалось от отчаяния. Ему хотелось быть с нею. Но он, видимо, думал и о том, что нужен здесь, где идет тяжелый, неравный бой.

Неля, казалось, поняла его мысли.

— Не беспокойся, Андрюша… Я живуча… Береги себя…

Она даже улыбнулась ему, но меня улыбка ее не обрадовала — мне почему-то вспомнилась моя покойная сестренка: вот так же она улыбнулась мне за минутку до смерти.

Я приказал Андрею сопровождать раненых.

Лошади, успевшие уже застояться, рванули рысью, под колесами зашелестел песок, и через минуту дымовая завеса уже скрыла из виду повозку, Нелю, Андрея. Передо мной еще долго стояли большие, печальные и такие ясные глаза…

Я, наверное, не сразу тронулся бы с места, если б Степан, теперь взявший на себя роль вестового, не сообщил мне от имени Проценко, что «фриц зашевелился».

Я снова был на командном пункте. Вокруг рвались мины, свистели осколки, тявкали пули.

Теперь за «максим» взялись мы вдвоем со Степаном.

— Ну как, Степан, не страшно?

— Да чего там… Пущай стреляют. У меня теперь тоже…

Он потряс своим автоматом и опять громко шмыгнул носом. Самопал также торчал у него за ремнем.

Вторая атака была осторожнее и слабее, чем первая. Жидкой цепочкой враг кинулся в наступление и после первого же нашего огневого шквала откатился обратно. В боевом азарте я совсем позабыл о том, что недавно случилось, и внимательно стал следить за полем боя. Меня очень встревожило, что вражеские танки исчезли в соседнем селе. Присмотревшись внимательней, я заметил, что постепенно отходят туда и машины с пехотой. Бегут? Но к чему же тогда эта вторая атака? А вот и опять поднимаются, подползают реденькой цепью…

И я понял: эти слабенькие атаки рассчитаны лишь на то, чтобы приковать наше внимание к одному месту, притупить нашу бдительность.

Внимательно всматриваюсь в карту и разгадываю вражеский замысел. Враг отвел танки и часть пехоты для того, чтобы, перейдя речку значительно выше наших позиций, ударить нам в спину.

Еще с вечера я приказал на лесной дороге выставить заслон, но заслон этот был очень немноголюдным.

В то время, когда я отдавал Проценко новые распоряжения, из дымовой завесы вырвался всадник, через минуту он был возле нас. Связной доложил, что подкрепление нам находится в восьми километрах отсюда.

Какое-то время я колебался, взвешивал, подтянуть ли новые роты в это село или занять оборону на такой же речушке километра за четыре от нашей. Там позиция была более выгодной. С запада от врага отделяло непроходимое болото, а с севера — речушка, точно такая же, но с более топкими берегами.

Наконец я решился. Всадник помчался обратно с приказом ротам занять новую оборону.

Мои предвидения оправдались. Как раз в то время, когда вражеская пехота поднялась в атаку, в лесу, там, где был наш заслон, послышались выстрелы. Стало понятным — враг пошел в обход с танками. Нужно было отступить. И как можно скорее.

Скрепя сердце я отдал приказ.

Отходили через догоравшее село, полевой дорогой, потом знакомой опушкой леса. Перешли мостик и за насыпною дорогой, обсаженной вербами, встретились со своими. Две боевые роты занимали оборону. Они уже заканчивали окапываться.

Первый боец, расположившийся у самого моста, где должны пройти танки, был не кто иной, как… Андрей.

Я удивился. Хотел было спросить про Нелю, но, взглянув на него, и без слов все цонял.

Андрей старательно увязывал гранаты в связку. Он посмотрел на меня, будто на незнакомого, и я не узнал его глаз. Раньше они были синие-синие, жизнерадостные, с лукавинкой… Теперь эту синь затмило безысходное горе, безмерная ненависть и жажда священной мести.

Я молча отошел от своего адъютанта.

1958

На тропе

Солнце клонится к горизонту. Над Сновью стелится легкий, по-осеннему бесцветный туман. За желтеющей полоской лугов синеет вдали сосновый бор.

Я останавливаюсь в нерешительности. Передо мной село и две дороги: прямо — извилистая улочка, вправо — узенькая, выбитая за лето босыми ногами тропинка. На какую из них ступить?

Мне необходимо пройти село. Там, на другом конце его, на хуторе, у самой реки, стоит хата. В ней живут двое престарелых людей. Они-то и дали приют бывшему директору МТС Бондаренко.

Мне необходимо его видеть — через него мы должны связаться с подпольным обкомом. Без этой связи мы задыхаемся.

В селе, что сейчас передо мной, до войны я бывал не раз. Поэтому хорошо знал и дорогу и тропку. Теперь взвешивал — что же из них безопаснее? Дорога вела из конца в конец села, до самого хутора. Тропинка жалась возле реки, потом тянулась леском и тоже приводила на хутор.

Врага можно встретить и на дороге и на тропе. Вот и решай, где лучше с ним встретиться? Ежели в селе, на дороге, — может, не тронет, ведь по дороге ходит множество людей. А встретишь в лесу, на тропе, — тут уж не миновать беды.

Карманы мои не пусты. В одном, у самого сердца, — небольшой трофейный «вальтер», в правом — справка. Написана аккуратно на двух языках — на украинском и на немецком, — и все же я не уверен в ее надежности. Возможно, эта бумажка и выручит, а может случиться и наоборот — спокойно отдаст врагу в лапы. Вот и не хочешь встречаться ни с кем: ни с немцем, ни с полицаем.

Словом, было над чем призадуматься. Тут я невольно улыбнулся: вспомнилось то, о чем говорилось в народной сказке: «Кто пойдет от этого столба прямо, тот будет и голоден и холоден; кто пойдет вправо — сам жив останется, но коня своего лишится; кто пойдет влево — сам убит будет, но конь жив останется». Хорош выбор! И хотя у меня не было коня и предо мной расстилались не три, а всего две дороги, но я, подобно Иванушке в сказке, долго не решался, на какую из них ступить.

И