Наследник - Алексей Хапров

Радик тем временем продолжал демонстрировать высокое искусство притворства. Его тело было совершенно неподвижно. Его лицо выражало расслабленность и безмятежность. И если бы в нем не просматривалось ровное, спокойное дыхание, его вполне можно было бы отнести к компании тех, кого везли в черных мешках.

За окном промелькнул пост ГИБДД. У меня вырвался вздох облегчения.

— А сколько до города? — осведомился я.

— Километров семьдесят, — отозвался шофер.

Врачиха продолжала читать мне нотацию.

— … Люди умирают по собственной глупости. Видите, вон, тех двоих? Ехали навстречу друг другу, и не смогли разъехаться на ровном месте. Никто не хотел уступить. Дебилы! Теперь будут выяснять кто из них круче на кладбище…

"Много ты знаешь", — мысленно возразил я, и с болью подумал о погибшем владельце "Опеля".

Закончив лекцию о грибах, дама в белом снова обратила свой взор на "пострадавшего".

— Сейчас я сделаю Вашему мальчику укол. Это поможет ему вернуться в сознание. Затем мы поставим ему клизму и промоем желудок.

Открыв свой чемоданчик, она принялась искать нужную ампулу.

— Снимайте сыну штаны!

Услышав про укол, про клизму, и про штаны, Радик моментально "пришел в себя". Его глаза открылись. Он поводил ими по сторонам и жалобно простонал:

— Папа, где мы?

Докторша удивленно посмотрела на ребенка и воскликнула:

— Очнулся? Прекрасно! Укол отменяется. Но клизму мы тебе все равно сделаем.

На лице Радика промелькнул неподдельный ужас. Словно страшнее клизмы на свете больше ничего не существовало. Он картинно схватился за живот и скорчил страдальческую гримасу.

— Ой-ой-ой! Ой-ой-ой! Папа, меня опять тошнит! Мне срочно нужно выйти!

Дама в белом заботливо погладила "пациента" по голове.

— Потерпи, мое золотце. Ехать осталось совсем немного. Мы тебя обязательно вылечим.

Мой спутник еще крепче схватился за живот.

— У-у-у! У-у-у! Тетенька, остановитесь. Мне очень надо, понимаете?

— Вася, останови машину, — распорядилась врач. — Мальчику нужно.

Вася не успел даже заглушить мотор, как мой спутник уже скрылся в придорожном пролеске.

Мы ждали его довольно долго. Но Радик ни в какую не желал возвращаться.

Дама в белом сердито посмотрела на часы.

— Ну, что он там?

— Пойду, узнаю, — отозвался я.

Отойдя от машины, я услышал громкий шепот:

— Дядь Жень, я здесь.

Я обернулся. Мой спутник прятался за кустами.

— Ну, что же ты так рано "очнулся"? — укоризненно проговорил я. — Мы еще и двадцати километров не проехали.

— Дядь Жень, давай лучше пойдем пешком. Ну ее, эту дуру. У нее одна клизма на уме.

— Ради бесплатного проезда мог бы и потерпеть, — заметил я.

— Себе ее поставь, если хочешь, — рассердился Радик.

— Ну, ладно, ладно, — миролюбиво произнес я, и пошел обратно к "скорой".

— Мне придется попросить у вас извинения, — сказал я докторше. — Ребенку стало лучше. Так что, дальше мы, наверное, пойдем самостоятельно.

Эскулапша подскочила так, как будто ей снизу воткнули шило.

— Вы что? — выпучила глаза она. — Ни в коем случае! У ребенка рецессия! Кризис может наступить в любой момент! Ему требуется срочная госпитализация!

Оттолкнув меня в сторону, она выпрыгнула из машины и помчалась к кустам.

— Где ты, моя деточка? Иди сюда. Не бойся. Тебе нужно обязательно промыть желудок.

Радик выскочил из своего укрытия и стремглав бросился наутек. Дама в белом ринулась за ним.

— Куда же ты? Постой! Клизма — это совсем не больно.

Это была погоня, достойная комедий Чарли Чаплина. Водитель и санитар едва не задохнулись от хохота.

Пока они смеялись, я взял наши сумки, и скрылся за деревьями.

Докторша Радика так и не догнала…

Глава десятая

Послеполуденное солнце неподвижно висело в небе, обжигая воздух и землю таким нестерпимым зноем, словно задалось целью спалить все, что лежало под ним.

Вот он, юг! Из предосенней Москвы, с ее начавшей уже желтеть листвой и заметно похолодевшими ветрами, мы словно переместились на месяц назад, в самый разгар лета. От жары нам с Радиком даже пришлось снять рубашки, пока они совсем не промокли от пота.

Шли мы уже достаточно долго. И все из-за того, что нам почему-то вдруг изменил фарт. Нас упорно не хотела брать ни одна попутка. Сколько мы ни голосовали — никто не останавливался.

Впереди показался мост через железную дорогу. По обилию стоявших под ним грузовых вагонов мы поняли, что набрели на какую-то товарную станцию.

Решив немного передохнуть, мы спустились вниз и расположились у насыпи.

— Эй! — послышалось со стороны.

Окрик исходил от стоявшего неподалеку почтового вагона. Из его окошка выглядывала голова с рыжей всклокоченной шевелюрой.

— Ехать никуда не надо?

— Надо, — крикнул я в ответ. — А что?

— Можем подсобить.

Мы с Радиком переглянулись, поднялись на ноги, и подошли поближе.

Дверь вагона открылась. Навстречу нам спустился невысокий тучный мужчина, лет пятидесяти, с огромным животом и маленькими ушлыми глазками.

— Следуем через Ростов, Краснодар, Туапсе, Лазаревск, Сочи, Хосту до Адлера, — проговорил он.

Услышав в прозвучавшем перечне про Сочи, мой спутник радостно схватил меня за рукав. Я сдерживающе похлопал его по плечу.

— И каковы условия?

— Дешевле, чем в плацкарте, — ответил "железнодорожный почтальон". — Но, сами понимаете, без удобств.

Мы прошли вдоль состава, состоявшего за редким исключением сплошь из крытых вагонов, и остановились перед одним из них. Рыжий откинул затвор и сдвинул дверную створку.

— Вот, — кивнул он. — Будет идти порожняком до самого конца.

Я заглянул внутрь. Чистотой здесь, конечно, и не пахло. Но и назвать вагон шибко грязным тоже было нельзя. Пыль, бумажки, железки.

— Инструменты везли, — сообщил Рыжий. — В Самаре выгрузили.

— И сколько стоит проезд?

— А вам куда?

— До Сочи.

Рыжий назвал цену. Я скептически сморщил нос. Мы стали торговаться, пока, наконец, не сошлись.

— Только оплата пятьдесят на пятьдесят, — заметил я. — Задаток сейчас, а остальное — по прибытии.

— Ну, как же это? — развел руками Рыжий.

— А вот так, — парировал я. — Откуда мы знаем, правду ты нам говоришь, или обманываешь. Может, твой поезд идет вовсе не в Адлер, а, наоборот, в Мурманск. Или, вот ты говоришь, что вагон будет пустой, а на ближайшей станции его возьмут, да загрузят.

— Ну, ладно, ладно, — смирился наш "арендодатель". — Пусть будет так. Только окончательный расчет в Туапсе.

— Хорошо, — согласился я, и мы ударили по рукам.

— Отправляемся через два часа, — сообщил Рыжий. — Воды можно набрать вон там, где будка, в колонке.

— А здесь поблизости есть какой-нибудь магазин? — поинтересовался я.

— Есть. Возле станции. Минут пятнадцать ходьбы.

Рыжий пристально оглядел нас с головы до ног, и с ухмылкой осведомился:

— А чего это вы до Сочи пешком путешествуете?

— Ну, почему же пешком? — ответил я. — Автостопом. И дешевле, и интереснее.

— А-а-а, понятно, — протянул предприимчивый железнодорожник. — Ну-ну…

Путешествие в грузовом вагоне — это, конечно, нечто особенное. Чувствительная вибрация, многократно усиливающийся эхом пустого пространства стук удовольствия не доставляют. Но мы с Радиком не обращали на это никакого внимания. Здесь было одно "но", которое с лихвой перевешивало все обозначенные выше недостатки. Оно заключалось в том, что четыре вагонные стены, вкупе с полом и крышей, надежно отгородили нас от всего остального мира, ставшего в последнее время слишком враждебным. Мы были счастливы оттого, что получили возможность немного расслабиться, сбросить нервное напряжение, и обрести душевное спокойствие, пусть даже и на короткий срок.

Ночь прошла без приключений. Поезд то двигался, то стоял, то снова двигался, то снова стоял. Казалось, он больше простаивал, чем ехал. Но мы не роптали. Мы, в какой-то степени, даже были этому рады. Ведь во время остановок мы могли поспать. Погрузиться же в сон во время движения, при сопутствовавшей ему тряске, было нереально.

Я не знаю, о чем в тот момент думал Радик. Лично меня одолевали беспокойные воспоминания о пережитом.

Сколько времени прошло с моего приезда в Москву? Апрель, май, июнь, июль. Всего четыре месяца! А такое впечатление, что минула уже целая вечность. И все из-за уймы событий. Событий странных, непонятных, загадочных.

Вот я приехал. Вот устроился на работу. Вот познакомился с известным всей стране актером. Вот столкнулся с тайнами Голосова оврага…

Перед моими глазами вдруг ни с того, ни с сего возник образ Митрофана Никитовича. Что это, подсказка, или просто навязчивая мысль?