Уцелевшие - Майк Гелприн

Слишком поздно мы стали замечать косые взгляды и перешептывания за спиной. Тогда старшие всех живших на Абу семей собрались, чтобы обсудить происходящее. Мы рассказали друг другу все, что нам было известно, и решили, что должны на время покинуть Абу, чтобы вернуться, лишь когда сменится несколько человеческих поколений. Мы подозревали, что у нас мало времени, но ошиблись. Времени не было совсем.

Накти, хоть и не часто, слыхал истории о людях, полностью переменившихся за одну ночь. Должно быть, именно такая перемена произошла и с Эмсафом, когда он понял, что любимая девушка для него потеряна. От былого легкомыслия не осталось и следа, теперь большую часть времени он проводил, изучая священные свитки. Эмсаф отказался показать эти свитки Накти и Рахотепу, но дал понять, что нашел в них упоминания о демонах. Прочитав написанное, Эмсаф стал внимателен и подозрителен, он стал прислушиваться к сплетням, включая самые досужие, пытаясь даже из пустых разговоров извлечь крупицы полезного знания. И по мере того, как открывалась истина, Эмсафу становилось все страшнее. Накти прекрасно понимал жреца: ему и самому становилось страшнее с каждым услышанным словом.

Неожиданно незаменимым помощником Эмсафу стал Сахури. Мальчик оказался умен и прилежен, а пережитый ужас заставил его повзрослеть раньше срока. Мало того, врожденная наблюдательность и способности, присущие юному возрасту, позволили ребенку запомнить некоторые слова из тех, что произнесли чужаки. По вечерам, когда присутствие Эмсафа не требовалось в храме, они вдвоем сидели над старыми свитками, выискивая в них крупицы знаний. Иногда взахлеб спорили, строя и тут же отметая планы мести. Чем дальше, тем больше Эмсаф понимал: месть – единственное, что им осталось.

Узнать удалось немногое, большинство догадок не подтвердилось, но наступил день, когда известного Эмсафу и Сахури стало достаточно, чтобы начать действовать. Понемногу, старательно обдумывая каждый шаг, Эмсаф разработал план. Следуя ему, он вновь стал проводить много времени, беседуя со сплетниками, но если в прошлом больше помалкивал, слушая и запоминая, то теперь то и дело вставлял в разговор якобы случайные фразы. Он стал очень внимателен к старикам, подолгу с ними беседуя о минувших временах. Что именно он говорил, мало кто мог припомнить, но все чаще и чаще после разговоров с Эмсафом в головы его собеседникам приходили странные мысли о людях, живущих в доме купца Небамуна. В самом деле, с чего это купец, проживший много лет на острове, вдруг перестал видеться с прежними друзьями и завел новых? И что это за люди его новые друзья? Почему Небамун и его домочадцы ведут себя со старыми знакомыми так, словно не узнают их? И почему, наконец, он выгнал из дома своего младшего сына?

Эмсаф умело подогревал слухи, и они множились, обретая собственную жизнь.

– Они выставили из дома ребенка! Собственного ребенка!

– Нет, Сахури сбежал сам, потому что его хотели принести в жертву какому-то из богов.

– Богов ли? Так или иначе, мальчишка сбежал, и им пришлось прирезать кого-то другого.

– Наверняка они нашли ему замену. Один из рабов моего соседа видел свежевскопанную землю, когда принес Небамуну ткани в обмен на кунжутное масло.

– А прочие дети? Посмотрите, как они изменились. Старший прежде был глуп и ленив, а теперь лучший писец в храмовой школе. С чего бы ему так поумнеть?

– Вот и я говорю – чем они заплатили за эти знания?

– Если уж своего ребенка не пожалели, разве пожалеют они наших?

– Милостивые боги! А ведь совсем недавно у Хетепи, вдовы рыбака Хемона, пропал единственный сын. Все говорили, что он утонул, но кто знает, кто знает…

– Воистину! Никогда не знаешь, чего ждать от людей, идущих на сделки с демонами!

– Да уж не демоны ли они сами?

– Демоны!

– Демоны!

Эмсаф следил, как расползались осторожно пущенные им слухи. Он понимал, что еще немного – и понадобится лишь небольшая искра, чтобы запылал костер.

Мйелна перевела дыхание. Видно было, что чем дальше, тем тяжелее ей рассказывать. Как и любая хранительница, она словно заново проживала все то, о чем говорила.

– Случилось так, что в одной из семей молодая, только что впервые сменившая тело йолна по имени Айант, сломала ногу. К несчастью, Айант находилась вне дома и была одна. Боль была так сильна, что помутила ее разум: молодая йолна не выдержала и сменила тело, забрав его у первой же проходившей мимо женщины. Женщина эта оказалась единственной дочерью одного знатного вельможи, проживающего на острове. К вечеру, когда она не пришла домой, вельможа приказал начать поиски, и немедленно нашлись люди, которые видели, как его дочь вошла в дом Айант. С этого и началась страшная ночь, пережить которую мало кому довелось.

Мйелна вновь опустила голову, переводя дыхание.

– Найи́, – мягко сказал Йиргем, – я вижу, как тебе тяжело. Нет нужды мучить себя подробностями той ночи. Расскажи нам только то, что может быть важным. Что стало о вас известно людям в Абу?

– Я не знаю всего, – покачала головой Мйелна. – Они называли нас демонами и знали, что мы занимаем тела людей. Они догадались, что йолн не может проникнуть в память прежнего владельца тела. Они сообразили, что рано или поздно мы покидаем тело, чтобы занять другое, и что прежний владелец тела не оживает, когда из него уходит один из нас. И что самое важное – они поняли, насколько мы преданны друг другу.

Эту ночь старый жрец помнил особенно ясно. Помнил ее теперь и Накти – Эмсаф повторял свои слова, снова и снова возвращаясь к уже сказанному.

Эмсаф не ошибся, полагая, что даже демоны не способны устоять перед взбесившейся толпой. Однако тщательно подготовленный им пожар запылал, прежде чем полностью подготовились они с Сахури, и действовать пришлось быстро, очень быстро.

Первым подвергся атаке толпы дом писца Имхотепа. Именно туда вошла исчезнувшая днем дочь знатного вельможи. Сахури слышал, как затрещала под ударами дверь. Тогда он бросился к храму и там встретил Эмсафа, уже собирающегося домой.

– Люди разнесут дом Имхотепа! – кричал Сахури. – А потом они собираются покончить со всеми демонами! Мы должны успеть, прежде чем толпа ворвется в дом Небамуна.

Эмсаф и Сахури проникли в дом, перебравшись через забор в дальнем углу сада. Они ворвались в дверь одновременно, и Сахури помчался в покои матери, а Эмсаф, отчаянно рискуя, знакомыми коридорами побежал в комнату Бинт-Анат.

Эмсафу повезло: он застал девушку в комнате одну. Та лихорадочно кидала вещи в мешок из грубой ткани.

– Не кричи, – бросил Эмсаф, встав на пороге. – Все равно тебя никто не услышит. А если и услышит, не успеет помочь – я убью тебя раньше.