Скажи герцогу «да» - Киран Крамер

Грейсон решил уволить его, как только сойдет снег. Никому в поместье не дозволено затмевать герцога, а потому он и не испытывал ни малейшего чувства вины. Титул требует почитания и уважения, а он просто вносил свою лепту.

Фолстафф тем временем рассказывал о какой‑то барменше из Брамблвуда, с которой расстался только нынешним утром и с большим сожалением.

Грейсон вытащил сигару и ткнул ею в сторону грума:

— Ну и чего ты ждешь?

Конюх прервал свое занятие, чтобы дать хозяину огня.

Так приятно было обладать властью!

«Смотри не потеряй ее», — тут же раздался в голове Грейсона отцовский голос, который он так ненавидел. Этот голос буквально преследовал его. Родитель его был настоящим чудовищем, и Грейсон испытывал огромное облегчение, когда тот лежал на смертном одре, но лишь до тех пор, пока не узнал, что истинный герцог Холси вовсе не он, что где‑то по земле бродит мерзкий ублюдок, избавиться от которого предстоит теперь Грейсону, поскольку отец не успел.

Нести это тягостное бремя изо дня в день было невыносимо.

Каким образом он сможет, интересно, исполнить этот наказ, даже если когда‑нибудь найдет истинного герцога? Грейсон не убийца, упаси бог! Он часто задавался вопросом, был ли его отец настолько безумен, чтобы убить ради титула и состояния, и порой думал, что скорее всего был.

Не очень приятная мысль, поэтому Грейсон предпочитал по возможности игнорировать эту проблему и лишь изредка к ней возвращаться — время от времени трепать нервы монахиням из сиротского приюта Святого Мунго, где много лет назад затерялся след законного наследника.

Ничего удивительного, что Грейсон беспрерывно пил и распутничал, когда приезжал в поместье, таким образом запугивая монахинь, ведь в любой момент он мог потерять все, если этот пропавший герцог объявится.

Сельское поместье было единственным местом, где Грейсон мог дать себе волю. В Лондоне ему надлежало изображать благородного рассудительного пэра королевства, и, конечно, его блистательная жизнь там могла бы стать довольно занимательной, не тяготей над ним эта дьявольская тайна.

В то время как псы Грейсона разбрелись по конюшне, грум повесил щетку на стену, поджег небольшой, туго скрученный пучок соломы в угольной печке и, решительным шагом приблизившись к хозяину, поднес пламя к концу его сигары.

Грейсон затянулся, очень довольный своей властью над работниками конюшни, и пробурчал, держа сигару в зубах:

— Некоторое время нам придется попридержать свои эмоции, дабы показать себя с наилучшей стороны.

Спустя несколько секунд конец сигары задымился, но прежде, чем грум успел отойти, Грейсон выпустил струю дыма ему в лицо.

Ярроу и Раунтри подобострастно рассмеялись, а конюх и глазом не моргнул, на его лице не дрогнул ни один мускул.

«Ублюдок! — подумал Грейсон, когда грум, обогнув его, загасил пучок соломы в ведре с водой. — Испортил все веселье».

— С какой это, интересно, стати мы должны себя ограничивать? — возмутился Майло.

Боже, какой вздорный тип этот баронет! Грейсон принимал его у себя лишь потому, что Майло Фолстафф был непревзойденным мастером выбирать лучших скакунов.

— Сейчас в доме гостит леди из порядочной семьи, которая приехала повидать вдовствующую герцогиню и намерена остаться на целый месяц.

Майло закатил глаза:

— Во имя всего святого, Холси! Вы и впрямь ожидаете, что мы станем вести себя как мальчики из церковного хора? Снегопад запер нас здесь, и что еще делать, если не есть, не пить и не веселиться? Неужели вы не можете отправить ее на санях во вдовий дом, и пусть она суетится там: наводит порядок в вашей библиотеке, например, или что‑нибудь в этом роде?

— Нет. — Грейсон хмуро посмотрел на него. — Она меня заинтересовала.

— Вот это новость! — Майло бросил недоуменный взгляд на Ярроу и Раунтри.

— Не в том смысле, — холодно сказал Грейсон. — Я не из тех, кто женится, но и укладывать ее в постель я также не собираюсь. Она из влиятельной семьи, так что всем нам придется вести себя пристойно. Я не желаю, чтобы кто‑то подпортил мне репутацию в обществе, выставляя себя перед ней не в лучшем свете. Надеюсь, всем все ясно.

— Но с каких пор вас стало волновать, кто что там подумает, Холси? — удивился Фолстафф. — Вы герцог и вправе делать все, что вам угодно, как наш король. Он распутник, и всем это известно.

Для человека, который не был даже пэром, Майло вел себя слишком развязно и никогда не умел вовремя заткнуться.

Грейсон сделал несколько шагов, ухватил нахала за лацканы сюртука и, резко притянув к себе, прошипел:

— Безнравственные поступки доставляют наивысшее удовольствие лишь тогда, когда совершаются тайно. И порочное наслаждение значительно обостряется, если грешник к тому же вызывает восхищение простушек и одобрение благопристойных джентльменов, как в моем случае. Вы не поставите все это под удар.

Герцог отпустил его, и баронет, пошатнувшись, отступил назад.

— Уверяю, вы это переживете без труда. Взгляните на ситуацию по‑другому: когда после краткого покаяния вы вернетесь к своему обычному своеволию, оно покажется вам слаще во сто крат.

На несколько мгновений в воздухе повисло гнетущее молчание — Грейсон был мастером нагнетать напряженность. Один лишь грум оставался безучастным: подняв левое заднее копыто арабского скакуна, внимательно его разглядывал.

— Ты еще не закончил? — Почему‑то конюх раздражал Грейсона, как заноза в пальце.

— Одну минутку, ваша светлость, — спокойно ответил тот, не поднимая глаз, но не из почтения, а оттого что старательно изучал копыто.

Еще один повод уволить нахала: чересчур уж дерзок.

— И кто эта надменная высокородная дама, что нарушила наши планы? — спросил Майло, полируя ногти о сюртук.

— Дочь маркиза Брэди, леди Дженис, — ответил Ярроу.

— Леди Дженис? — На угрюмом лице баронета промелькнуло удивление, что было странно.

Пульс Грейсона участился.

— Что вас так удивило? Вы что‑то о ней слышали? Никто из нас ничего не знает о ней.

— Кроме того, что она средняя дочь маркиза Брэди, — вставил Ярроу.

— Я знаю, кто она такая, — проворчал Майло. — Правда, больше наслышан о ее старшей сестре, леди Чедвик. Однако ходят слухи… — Он умолк и рассмеялся.

— Выкладывайте, — приказал Грейсон.

Майло задумчиво поскреб висок.

— Мейфэрские кумушки — и моя мать в том числе — утверждают, что брат лорда Чедвика, Финниан Латтимор, перед тем как покинуть Англию, разбил сердце леди Дженис.

— Я об этом не слышал, — заметил Раунтри.