Revive or Die - Михаил Юрьевич Левацкий
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Я знаю, что вы не приходили к ней после того случая, можете не напрягаться, – с издевкой заявил он, взяв со стола чашку чая, предназначенную для Павла, – я поэтому сюда, собственно, и пришел – спросить вас почему вы не приходили к моей матери.
На этот вопрос даже сам Павел не мог дать четкого ответа. Те моменты страсти между ним и Дианой, те драки и склоки не могли выстроить четкую причину того, почему он все-таки не пришел к ней, не поддержал в самый трудный момент ее жизни.
– Борь, у меня попросту не было времени, – он смотрел на него взглядом рассеянного котенка, который только что родился, – вот как все проблемы по работе решу, мигом к ней поеду, обещаю.
– Тогда вам придется ехать к ней на могилу, – Борис отпил немного чая, и вернул его на стол.
Повисло молчание. Павел застыл подобно молодому оленю, решивши таким способом слиться с местностью под риском утратить жизнь. Его глаза сначала выражали недоумение, потом страх. После страха пришло осознание, и по началу душевная беседа превратилась в траурные поминки.
– Что значит на могилу? – у Павла задрожал голос, – она что…
– Умерла, да, – нетерпеливо ответил Боря
Он отвел взгляд от Бориса, уставившись на стол. Лицо его выражало бессилие. Он не хотел верить в то, что над ним издевается сама жизнь. Настолько сильно издевается, что уже не смешно.
Он ухмыльнулся, немного выдержал паузу, и начал тихо всхлипывать. Затем и вовсе склонился над столом, прикрыв лицо руками. Борис смотрел со спокойным, но отторгающим взглядом. Он считал, что эмоции Павла не больше, чем фальшь и показуха. Павел поднял голову вверх, убрав руки с лица, и тупо уставился в стену напротив.
– Сука, как же так то, – утирая слезы с лица, Павел продолжал смотреть куда-то сквозь стену, – как это произошло?
– Спрыгнула с балкона
Павел начал дрожать, истерично выть, чередуя вой с рыданием. Он еще сильнее нагнулся вперед, снова перекрыв себе лицо руками. Он прижимал их к себе так сильно, что казалось будто он хотел перекрыть себе кислород и задохнуться. Борис не выдержал наблюдения за этими муками, поэтому приблизился к Павлу и постарался вернуть его в обычное положение. Он принялся убирать руки Паши с лица. Весь лик был заплывшим и красным, как после запоя. На помощь Боре прибежала Ларисочка, и принялась вместе с ним успокаивать своего начальника.
После долгих попыток успокоить боль все кончилось. Павел сидел смирно, ничего не говорил. Взгляд был отсутствующим. Длительное ожидание хоть чего-нибудь, что могло заполнить зияющую пустоту внутри и снаружи, прервал голос самого Павла.
– Это я виноват, – он продолжал всхлипывать, – мне надо было к ней прийти, а я сука так и не смог.
Предугадывая очередной приступ, Борис молвил.
– Никто ни в чем не виноват, – со спокойствием в голосе продолжал он, – это был ее выбор, и мы вряд ли бы могли что-нибудь с ним сделать. –Я просто хотел спросить почему вы не пришли, но теперь вижу, что на то действительно были причины.
Это начал понимать и Павел. Причиной, по которой он не мог прийти и посмотреть в отчаянные, обезличенные глаза Дианы, был страх. Боязнь увидеть некогда гордую, воинственную, но в то же время нежную женщину в таком состоянии. В состоянии душевных терзаний от давно совершенной ошибки, которая всплыла на поверхность в самый неподходящий момент. Он не мог разделить с ней ее боль, потому что попросту боялся и не знал как.
Павел привык решать и переживать проблемы в одиночестве, скрываясь на людях под улыбчивой и всем довольной маской. В нем была только одна вина – боязнь сблизиться с Дианой не только телом, но и духом. Он прозрел в понимании собственной ошибки, ведь мало слиться с человеком физически – важно соединиться ментально. Тогда любые материальные и духовные проблемы можно одолеть вместе, не разделяя их на свои и чужие. Немного погодя, Павел достал из своего кармана пачку сигарет, закурил, и продолжил беседу.
– У меня батя был, – он всхлипывал, – серьезный такой мужик, ничем его нельзя было пробить. Даже когда я у него родился, он ничуть не подобрел. Говорил все время: «Борись сынок сам, никто тебе не поможет, да и ты никому не должен помогать. Бери свое, не думай о других». А я его слушал мудака, и так слушал, что мы с ним маму и довели, – Павел сделал глоток дыма, – он ей изменял постоянно, а на крики и обвинения матери отвечал только: «да что ты понимаешь то, женщина, если б не я, то так и была б одна на всю жизнь». –Я только сейчас понимаю, что он ее толком и не любил, а так, по случайности меня заделал.
Павел рассказывал Боре свою историю, тем самым копая в глубины своего подсознания, находя и искореняя проблемы, находившееся внутри все это долгое время. Он поведал о том, как по лекалам отца творил все что вздумается: как приставал к девочкам, использовал их; как издевался над теми, кто не мог позволить себе делать то, что он мог себе позволить. Павел еще с детства стал таким, но только благодаря своему отцу. Они оба были причиной того, что произошло в итоге.
Павел рассказывал про свою маму, и как сильно он ее любил. Он боялся авторитета отца, поэтому принял решение не показывать свое истинное отношение к ней. Последствиями такого решения стали показное безразличие, и вскоре смирение с той сущностью, которая в нем засела. Кончил он свой рассказ про матушку такими словами:
– В итоге она и померла – наложила на себя руки, – он еще раз вдохнул дым от сигареты, – безразличие сука, потакание авторитету.
После вылитой наружу боли, ему стало легче. Он почувствовал себя живее чем обычно. В нем снова начала зарождаться жизнь. Павел вновь заплакал, но уже не так как в прошлый раз. Он плакал от счастья, что наконец нашелся человек, которому он мог открыться полностью, и не пожалеть об этом.
По окончанию беседы Павел принялся проводить Бориса до ворот усадьбы. Стоя вместе с ним у выхода, он обнял свое творение, и поблагодарил за все что сегодня произошло между ними.
– У тебя действительно талант лечить людей, парень, – с улыбкой
