Тайна скарабея - Филипп Ванденберг

Он попытался силой развести ее скрещенные на груди руки, но был слишком возбужден и у него не хватало на это сил. Он стоял над ней на коленях, ее тело было у него между бедрами, и он принялся со всей силой, на которую был способен, разводить скрещенные на груди руки. Раздался хруст и пока Камински разглядывал руки, издавшие этот страшный звук, пока пожирал глазами тело, которое до этого дня дарило ему столько удовольствия, его вдруг передернуло: это была не Гелла! Женщиной, которую он держал в объятиях, была мумия с высохшими желто-коричневыми руками. Локти и лучевые кости, обтянутые тонкой полупрозрачной кожей, треснули и раскололись.

Будто пораженный током, Камински не сразу понял свою роковую ошибку. Его сознание словно потонуло в неведомом потоке энергии, но магнетическая сила от прикосновений была сильна. Его руки крепко сжимали запястья, и только отчаянный крик нарушил эту связь.

Камински вскочил, схватил разбросанные вещи и выбежал на улицу. Там он остановился, отдышался и провел рукой по лицу, словно пытаясь стереть пережитое из памяти. Мгновение он стоял неподвижно, сомневаясь в собственном рассудке. Потом Камински стало страшно, что все это ему не привиделось, а случилось на самом деле. И он бросился бежать в одних брюках, желая поскорее убраться прочь от этой проклятой мумии.

В эту ночь Камински не сомкнул глаз. Он боялся самого себя, потому что уже не в силах был отличить сон от яви.

Он мог бы поклясться, что это была Гелла, лежавшая на кровати, когда он вошел в комнату. Но с той же уверенностью он мог сказать, что держал скрещенные руки мумии, которая нагнала на него такой ужас.

Так или иначе, но он решил, что близок к сумасшествию. Самое плохое заключалось в том, что Камински не мог собраться с мыслями: перед ним все время всплывала мумия. И он боялся встретиться с Геллой Хорнштайн.

Он поймал себя на мысли о побеге. Он хотел просто исчезнуть, как это сделали Балое и Рая. Возможно, все это из-за трех лет в пустыне и одних и тех же людей вокруг, или из-за монотонного течения дней в Абу-Симбел. А о ночных часах лучше вообще не вспоминать. А может, это просто из-за сумасшествия, которое началось у новичков в последние недели. Директор распорядился вывезти их на самолете.

Под каким-то предлогом Камински в обед полетел вместе с Курошем в Асуан. Ему нужно было увидеть других людей, другие улицы, другие дома. Он мечтал о ярком водовороте базара, хотя ему и незачем было туда идти.

За три года он три раза ездил в Асуан из Абу-Симбел, чтобы уладить важные дела. Один раз заказал украшение Для Геллы и сразу же отправился обратно, потому что без него работа на стройплощадке останавливалась.

Курош и Камински мало разговаривали в течение полуторачасового полета, да и эти разговоры были ни о чем. Во всяком случае, они ни слова не сказали о побеге Раи и Балое, и это позволяло думать, что все прошло, как было запланировано.

Курош спросил, когда Камински собирается лететь назад, но тот ответил, что не знает и позвонит, если понадобится помощь.

За один египетский фунт старый таксист довез его до отеля «Эль-Саламек», который располагался на тихой улочке возле большого базара. Светло-желтый фасад с монументальными колоннами у входа выглядел намного привлекательнее, чем внутренняя обстановка. Конечно, Камински мог позволить себе и дорогой отель «Катаракт», но он боялся встретить людей, с которыми был знаком и которым нужно было бы объяснять свое появление здесь. А он этого не хотел.

Комната с каменным полом на втором этаже отличалась прежде всего тем, что в высоту она была больше, чем в длину. Камински мог только предполагать, что где-то был потолок, но видно его не было, потому что ставни во всех старых отелях города были всегда закрыты. Любые попытка открыть их оказывались безуспешными по причине ржавых шарниров. Окна не открывались со времен, когда по улицам проходили парады, а из окон выглядывали ликующие жители. Это было пятнадцать лет назад. Слабой лампочки, пожалуй, хватило бы, чтобы осветить и потолок, но она была накрыта эмалевым абажуром, который, должно быть, был когда-то белым. Но мириады мух, приспособившие его под посадочную площадку, затоптали абажур до такой степени, что он стал темно-серым.

Железная кровать, деревянный квадратный столик на точеных ножках напротив, стул с плетеным сиденьем и шкаф без дверцы, но с деревянной перекладиной для вещей – вот и вся мебель, которая была в комнате. Для санитарных нужд стоял треножник с тазиком и кружкой.

В Абу-Симбел у Камински было больше комфорта. Но здесь, в этой полупустой комнате, он чувствовал себя хорошо. Казалось, прошлое осталось позади. Он хотел бы вообще не возвращаться в Абу-Симбел. Артур устало упал на железную кровать, которая отозвалась сухим скрипом. Он скрестил руки на затылке и уставился в никуда. Но как только закрыл глаза, то снова увидел перед собой высохшее лицо мумии и колоссов Абу-Симбел.

С улицы тянуло тяжелым запахом жареной баранины. Камински вспомнил, что сегодня еще не ел, и поднялся с намерением исправить это упущение.

По мере приближения к базару, который находился всего в сотне метров от отеля, народу становилось все больше. В толпе Камински всегда испытывал неловкость, но сейчас ему это даже нравилось. Он чувствовал себя защищенным, не нужно было бояться, что рассудок опять сыграет с ним злую шутку.

Уличные торговцы ходили с большими деревянными ящиками, привязанными к животу, предлагая ассортимент целого магазина; другие тащили на спине громадные корзины с посудой и различной домашней утварью. Дети громко расхваливали выпечку, женщины на голове несли покупки домой.

Через каждые два метра чистильщики обуви по-лягушачьи сидели на земле и били деревянной щеткой по ящику, служившему им для хранения ваксы и щеток. На него же ставили ноги клиенты. Этой услугой пользовались главным образом солдаты, которые в изобилии слонялись здесь без дела и для которых сверкающие сапоги были символом статуса, как для правоверного мусульманина – три жены.

На каждом шагу можно было встретить красивых девушек в ярких одеждах, прикрывавших паранджой ярко накрашенные губы. Глазами, не говоря ни слова, они манили в темные переулки, чтобы продать там свой «товар».

Столики перед кафе все были заняты. Проворный официант шнырял среди посетителей, ловко балансируя с кальянами из разноцветного стекла и протягивая гостям ярко оплетенные курительные трубки.

Камински нашел свободное место, присел и заказал черный кофе, который варили с солью и подавали в медных кувшинчиках. Пили его из маленьких стаканчиков без ручек.

– Европеец? – по-английски спросил человек, которого Камински сразу не заметил.

Мужчина выглядел ухоженно и был одет, как аристократ, в двубортный серый пиджак. Его голову венчала красная феска, на которой беспокойно болталась кисточка.

– Немец. – И Камински дружелюбно кивнул толстяку.

– Ах, – ответил тот, – Абу-Симбел!

– Да. Инженер.

– Хорошая работа, великолепно, просто чудесно!

Толстяк затянулся, и в кальяне забурлили белые пузырьки. Он с интересом оглядывал народ, снующий мимо круглых столиков.

Камински посчитал разговор с незнакомцем законченным, но тот вытащил из нагрудного кармана пожелтевшую визитную карточку и, широко улыбнувшись, протянул ее Камински.

Камински взглянул на симпатичное лицо мужчины, потом на затасканную карточку, которая, очевидно, не раз ему служила. Толстяк, подмигнув, доверительно сказал:

– Фостер, Чарльз Д. Фостер.

– Камински, – ответил, дружелюбно кивнув, немец. – Артур Камински. – И сунул карточку в карман. – Вы англичанин?

– Египтянин! – поспешил тот поправить собеседника. – Хотя мой отец был англичанином, а мать – немкой. Я здесь родился, и, знаете, живу на границе двух миров. Египтяне называют меня иностранцем, хотя я пишу и говорю на их языке лучше, чем они сами. А англичане меня называют «паша», потому что считают египтянином. Но меня это устраивает. Надо сказать, живу я довольно неплохо…

Камински обвел Фостера вопросительным взглядом. Мужчина его заинтересовал.

Фостер понял невысказанный вопрос.

– Хотите знать, почему я хорошо живу? – Он иронически улыбнулся. – Оглянитесь вокруг. На базаре вы увидите четыреста, может быть, пятьсот лавочек и магазинчиков. Но только немногие из тех, кто громко расхваливает свой товар, – хозяева собственного маленького бизнеса. Они просто получают с оборота. Настоящие владельцы живут в виллах в районе нового госпиталя, а за них работают бедняки. Такова воля Аллаха.

Потом он потыкал маленьким толстым указательным пальцем и сказал:

– Это, это и это. Все это мои магазины. – И его лицо засияло, словно золотые купола мечетей в Каире.

– Что вы продаете, мистер Фостер? – осторожно поинтересовался Камински.

Тот потер руки, будто намыливая.

– Хороший торговец должен уметь торговать всем, что сотворил Аллах. Торговцы украшениями, овощами и коврами – это изобретение Запада. Хороший торговец продает все сразу – это мой девиз.