Тайна скарабея - Филипп Ванденберг

– Курош! – сказал Камински.

– Курош the Eagle?

– Именно он. Каждый знает, что за деньги он сделает все. Поговаривают, он частенько возит контрабанду в Хартум. Нужно подкупить Куроша.

Камински с удивлением увидел, что Рая вытащила из-под блузки пачку купюр.

– Тысяча долларов! – сказала она равнодушно и бросила пачку на письменный стол. – Надеюсь, этого хватит?

Камински и Гелла были поражены. Француженка или русская, какого бы происхождения она ни была, их удивила. Похоже, в ее жизни бывали и более безнадежные ситуации.

Пока они стояли в растерянности, Рая вытащила вторую пачку.

– Для вас, – холодно сказала она. – За беспокойство!

Камински, не в силах подобрать слова, протянул деньги Рае.

– Оставьте себе. Они вам еще пригодятся.

Вторую тысячу долларов он сунул в сумку и сказал:

– Пойдемте, перенесем Балое в машину. Через час рассветет. До восхода все должно быть готово!

29

Салах Курош по прозвищу the Eagle, экс-пилот египетских авиалиний, не напрасно был сослан в Абу-Симбел курьером. Он жил в сборном домике на краю поселения рабочих, прямо рядом с аэродромом, где была только короткая асфальтированная взлетная полоса да длинный барак. Вокруг был песок и только песок. Иногда с утра приходилось даже расчищать лопатами полосу. В ангаре стояли два маленьких самолета, на которых совершались постоянные рейсы в Асуан. Четкого расписания полетов не было, поэтому Курош мог смело взлететь, не привлекая внимания, и исчезнуть за песчаными дюнами.

Египтянин, никогда не пьянеющий чудак и пилот по при званию, жил один. О его курьерских полетах рассказывали удивительные истории. Поговаривали также о делишках, которые он обычно проделывал, сильно подвыпивши. Он не мог жить без алкоголя, как и без наставлений Корана, хотя они сочетались между собой, как вода и пламя. Оправдывая свою тягу к выпивке, Курош говорил, что Аллах сотворил не только огонь и воду, но и огненную воду, а Аллах всемогущ.

Камински растолкал пилота. Балое, Рая и Гелла ждали в машине. Египтянин проснулся неохотно, но когда увидел на неубранном столе пачку долларов, его как будто подменили.

– Тысяча долларов? Требуется сделать скверное дело, мистер?

– Конечно, – ответил Камински. – Или вы думаєте, что я собираюсь их вам подарить?

Курош сглотнул. Не спуская глаз с денег, он сказал:

– Никаких грязных дел! Я не соглашаюсь на сомнительные сделки. Вы понимаете?

– Я знаю, – невозмутимо ответил Камински, – знаю. Вы никогда не пошли бы на контрабандный провоз виски из Хартума. Это было бы слишком рискованным предприятием и в конце концов могло стоить вам работы…

– Откуда вы знаете, мистер?

– Я ничего не знаю, Салах. В лагере рассказывают удивительные истории, откуда берется столько виски. Но это, конечно, только слухи.

– Клевета!

– Конечно, клевета. Я в это никогда не верил.

Салах взял деньги и осмотрел их в свете электрической лампы, стоявшей на столе.

– Хорошие деньги, – проворчал он все еще неохотно, но сразу же добавил: – Ну говорите уж, что я должен сделать.

– Простое поручение, – ответил Камински. – Вы полетите с двумя людьми в Хартум. Они ждут снаружи в машине. Вы не спрашиваете их имен и забудете, как они выглядят. Да и вы летали вообще не в Хартум.

– Это невозможно! – Салах Курош покачал головой.

– Что это значит?

– Это значит, что невозможно перевезти на самолете «Boelkow-207» двух пассажиров сразу.

Камински взял пачку денег и сделал вид, будто хочет сунуть их назад в сумку.

– Стойте! – Курош удержал его руку. – Какой багаж?

– Никакого, – ответил Камински. – Ничего, кроме вещей на них.

Курош сдался.

– Когда все это должно произойти? – осторожно поинтересовался он.

– Немедленно! – отрезал Камински. – Вы должны принять решение, берете ли заказ. В противном случае я придумаю что-нибудь другое.

Курош, зевая, поднялся и посмотрел из окна. Снаружи была кромешная тьма, но не пройдет и получаса, как горизонт на востоке посветлеет и можно будет лететь на юг.

– Во имя Аллаха! – сказал Курош и взял деньги. – Где люди?

– Ждут в машине. Еще раз напоминаю: вы их не знаете и никогда не видели!

– Салах может молчать как могила.

Камински невольно вздрогнул.

Курош выкатил сине-белый «Boelkow-207» из барака.

Балое схватил Камински за руку.

– Спасибо, мосье, – устало сказал он. – Я вам крайне признателен.

Камински отдернул руку.

– Вы не должны мне ничего говорить. Вы заплатили!

– Нет, нет, – возразил Балое, – это было непросто.

Камински возразил:

– Даже если вы в это не верите, я делал это с корыстью. Если вам удастся… – Камински вытащил из нагрудного кармана лист бумаги и нацарапал пару строк. – Если вам удастся добраться до Европы и захочется сделать что-нибудь хорошее, обратитесь по этому адресу и назовите мое имя.

Балое кивнул и взял бумажку.

Камински помог раненому и Рае забраться в кабину самолета.

– И не забудьте, о чем мы договорились: вы ничего не видели!

– Ничего, – рассеянно повторила Рая Курянова.

Только когда машина поднялась в воздух, когда Курош низко пролетел над водохранилищем и круто набрал высоту, она задумалась над тем, какое значение имело их открытие. Потом она взяла Балое за руку, сжала ее и крикнула сквозь гул мотора:

– У нас получится, ты слышишь? У нас все получится!

30

Время поджимало. Первое сентября – назначенный срок затопления – давно уже было позади. Если это случится, гробница с мумией будут безвозвратно утеряны.

Что касается Геллы, она будто не хотела понимать, что мумия, если они ничего не предпримут, через пару недель просто исчезнет. Вместо этого Гелла продолжала каждые два-три дня спускаться в гробницу под бараком и медитировать перед мумией в свете карманного фонарика. Сначала Камински потакал желаниям доктора, потому что Гелла после каждого спуска встречала его радостно-возбужденная и отдавалась ему со всей страстью, на какую способна женщина. Этот ритуал повторился добрый десяток раз, но Гелле все было мало, она все чаще хотела спуститься к мумии. Тогда Артур Камински начал задумываться, как положить конец этим странным действиям и образумить ее.

В глазах Камински Гелла была все такой же чарующей, образованной и уверенной – женщиной, которая могла показать мужчине, что он ей нужен. Однако он много раз проклинал день, когда посвятил Геллу в свое открытие. Потому что после того как Гелла впервые увидела это высохшее человеческое тело, она изменилась. Камински не мог понять этот странный вид некрофилии, а Гелла даже не пыталась объяснить свое поведение.

В тот теплый сентябрьский вечер, когда после палящего летнего зноя температура понемногу спала, Камински искал Геллу Хорнштайн в ее квартире, явившись, как всегда, без предупреждения, что, в общем-то, было в его стиле. Он хотел ее, но на его оклики Гелла не открыла. Дверь была заперта, изнутри доносилась заунывная музыка. Артур был в замешательстве и решил влезть в дом через окно. Сладковатый чад ударил ему в нос.

– Гелла? – позвал Камински, но не получил ответа.

В комнате Геллы горели свечи и тлели ароматические палочки. Откуда-то доносилась чарующая музыка.

Обнаженная Гелла лежала на кровати, глаза ее были устремлены в потолок, руки скрещены на груди.

Камински подумал сначала, что она умерла, но потом увидел, как поднимается и опускается округлость живота, подергиваются веки.

– Бог мой! – произнес Камински. – Ты меня напугала.

Казалось, Гелла его не замечает.

Камински привык уже ко многим ее причудам, возможно, она ему даже нравилась своей экзальтированностью. Но такого он не видел еще ни разу. Несмотря на это, он не воспринимал ситуацию как опасную ни для себя, ни для Геллы. Скорее, ее соблазнительный вид только пробуждал в нем еще большую страсть.

Он сел на кровать возле Геллы и залюбовался ее прекрасным телом. Она лежала, словно вылепленная из воска, молочно-белая, и нечто необычное, способное подавить сексуальные чувства, окутывало ее. Артур, уже привыкший к подобным причудам, чувствовал чрезвычайный магнетизм ситуации. Он не мог удержаться. Он должен был ее погладить – сначала осторожно провести рукой по ногам, а потом, с особой чувственностью, по местам, которые ему больше всего нравились.

Гелла не шевелилась. Только быстрые движения глаз выдавали, что она чувствует ласки мужчины.

Камински попытался просунуть одну руку между ее сведенными бедрами, поглаживая их и лаская, а другой начал снимать с себя одежду – долго и неумело, как мужчина, предвидящий неожиданное любовное приключение.

Он улыбнулся, снимая брюки, и сказал:

– Ты могла бы упростить мне задачу.

Наконец он сбросил одежду. Неподвижность ее тела, сулящего счастье, заводила его больше, чем дикие страстные движения. Похотливо, на четвереньках, он взобрался на нее. Он начал целовать ее от кончиков пальцев на ногах, медленно поднимаясь вверх до колен и потом выше, погрузился в треугольник внизу живота, остановился, но никакой реакции не последовало. Она оставалась неподвижной. Теперь холодность, которая его возбуждала, разбудила в нем злость. Камински не мог понять, как можно так сдерживать свои чувства. Как дикий зверь, он набросился на Геллу.