Лабиринт - Яэко Ногами

выскочил из вагона и теперь, стоя в одиночестве на платформе, провожает взглядом поезд, который уже тронулся. Вот замелькали окна вагонов, и они увозят его спутников вдаль. И его охватило такое чувство тоски и одиночества, как будто это и в самом деле с ним случилось. Он ясно сознавал, какое огромное, почти непреодолимое расстояние пролегло между ними. Иными словами, какова бы ни была логика, он не мог стать пораженцем. Таково было его решение.

Пусть Кидзу идет своей дорогой. Пусть он ведет подпольную работу, пусть делает что угодно — он снова возвращается к жизни, это его возрождение. У него нет ни жены, ни детей. Когда бы и в каком бы месте ни высадился враг на японских островах, Кидзу нечего там терять — у него нет близких, кого бы он мог опозорить. Даже если бы вся Япония сгорела в огне войны и превратилась в выжженную землю, лично его это бы не коснулось — для него земля Японии стала бы всего лишь покинутой землей.

Ну а Хуан? Судя по рассказу Кидзу, японская армия лишила его имущества, крова, жены, детей, всех родных. Он потерял все, что может потерять человек. Если спросить Хуана: «Что же у тебя осталось?» то последовал бы ответ: «Только идеи». Все, что он делает, подтверждает его право на такой ответ. Он еще более искусно, чем Кидзу, маскируется, «предает» и «обманывает», используя обстановку борьбы трех сил: ставки японского главнокомандующего в Пекине, чунцинского правительства 208 и коммунистов. Он стоит на твердых идейных позициях, у него все строго подчинено его цели. Хуану это можно. Во имя этой цели допустима любая хитрость.

Ну а кроме Хуана, есть ли сейчас кто-нибудь в Китае, кто живет нормально, кто не вынужден обманывать и приспособляться? Люди смеются тогда, когда должны были бы плакать, робко молчат там, где должны были бы кричать, почтительно кланяются и извиняются там, где имеют право осуждать и обвинять. Ограблена не только земля. Ограбч лены людские души, все человеческое отнято у людей. Сёдзо меньше чем за год постиг всю глубину несчастья народа оккупированной страны. Чудовищная жестокость к этому народу постоянно наталкивала его на мучительные размышления. С тех пор как началась война, только и слышно было: прежде всего мы должны победить. Эта штампована ная, затасканная во всех войнах и похожая на заклинание фраза наполнилась теперь для Сёдзо живым, реальным со-! держанием.

Но что принесет победа Японии? Положим, что эта война возникла в силу ряда причин, но ведь в конечном счете она затеяна фашиствующей милитаристской кликой, поддержанной капиталистами и политиканами, и, следовав тельно, плоды победы пожнут только они. В этом Сёдзо ничуть не сомневался. Победа даст им возможность закрепить позиции милитаризма. И сколько бы миллионов сол< дат ни полегло на поле брани ради их прибылей и процветания и на какие бы муки ни были обречены молодые жены, дети, старики — родители этих солдат, все эти жертвы лишь навоз, удобряющий почву, на которой еще пышнее расе цветет паразитизм буржуазии и произвол военщины. А неизбежные после войны бедствия? Ведь это, как малокровие у больных, перенесших тяжелую операцию. Экономическая разруха, нищета, безработица (ведь людей массами начнут выбрасывать с заводов!) и другие несчастья, которые выпадут на долю как побежденных, так и победителей... С этими неурядицами предпочтут, вероятно, справиться побыстрее, оперативно, по-военному. «К стрельбе изготовьсь! Огонь!» Это, конечно, самое простое. И вот, вместо того чтобы платить пособия по безработице резервной армии труда, ее оденут в солдатские шинели и снова погонят на какой-нибудь фронт. А тех, кто вздумает противиться, ждет закон об охране общественной безопасности, допросы, пытки, тюрьма. Вот что будет в Японии, если она одержит победу. Другими словами, капитализм, империализм — это бесконечные войны, и пока существует этот строй, для народных масс нет выхода.

Хуан и его друзья считают вражеской не только армию захватчика — об этом нечего уж и говорить,— но и армию Чан Кай-ши. Сёдзо это понимает. Но каких бы проклятий, какой бы ненависти ни заслуживала нынешняя японская военщина, подобает ли в борьбе с ней как с врагом перенимать те методы, которыми пользуются Хуан и его друзья? И если уж им следовать, то не лучше ли перенять их опыт создания единого национального антияпонского фронта, который был в начале войны? Они скрепя сердце попытались все забыть. Они примирились с чжецзянской финансовой кликой и пожали руку врагу, хотя рука эта была обагрена кровью бесчисленного множества их товарищей. Если сравнить положение в Китае в тот момент и положение Японии сейчас, то станет очевидным, что ей угрожает еще более тяжелый кризис. У Японии не один, а несколько противников, чаша весов склонилась сейчас в сторону наиболее опасного из них благодаря его военным успехам в районе Южных морей. Скорпион уже впился в хвост своей жертвы. И, может быть, правы те, кто считает, что национальная задача Японии сейчас — сплочение всех сил в целях изгнания этого скорпиона. И разве нет в этом общего с решимостью тех, кто пошел на совместную борьбу во имя великого принципа антияпонского сопротивления. Они, конечно, рассуждают так: все зависит от того, как повести дело. Пусть нам приходится жить со змеей, но и змеиный яд может быть полезным лекарством.

Призывы яньаньской Лиги освобождения дают наглядное представление о подобной тактике.

Но может ли скорпион ужалить только одну змею — японскую милитаристскую клику? Сёдзо сомневался в этом и потому не мог легко согласиться с идеей пораженчества.

Надежды пораженцев казались ему такими же призрачными, как надежды алхимиков добыть золото. В нынешней обстановке это опасный эксперимент. До того как яд скорпиона превратится в целебное средство, он может сгубить всех.

К тому же путь, по которому гигантский белый скорпион — американская армия — поползет вверх, уже определился. Сёдзо предсказал этот путь еще до того, как Рэйдзо Масуи заговорил о переезде Марико в горы Кудзю. Американцы будут продвигаться по тому маршруту, по которому ежегодно налетает тайфун с Южных морей. Остров Кюсю, который в тайфун сразу же заливает вода, несомненно, первым подвергнется налетам американской авиации. Откуда бы ни прилетали бомбардировщики, с ближайших баз или с авиаматок, остров, несомненно, подвергнется бомбардировке. А с моря начнется обстрел из дальнобойных орудий. И когда линкоры, представляющие собой плавучие форты, с авиаматками, напоминающими наседку с цыплятами, и всякие другие морские суда, соединившись в одно огромное целое, приблизятся к берегам, тогда выполнение последней задачи будет