Совместный исход. Дневник двух эпох. 1972–1991 - Анатолий Черняев

Он то и дело дает намеками понять, что Черненко — пустое место, что ждать от него какого-то мнения невозможно, он уже не способен ни думать, ни говорить. «Три дня в неделю у него выходные, а в остальные — по несколько часов».

Вчера он добавил: «Вышло решение о съезде. Съезд назначен на ноябрь-декабрь 85 года. Торопится! И все там будет — и Программа, и прочее в одном докладе. Торопится на второй срок!» И опять стал жаловаться на то, что эти «кудрявые» (намекает на Печенева, помощника Генсека) хотят начисто перечеркнуть прежнюю Программу (которую Пономарев считает свои детищем).

Ну что можно ожидать от такого политического деятеля, единственное достоинство которого в том, что он в свои 80 лет может еще что-то говорить и от себя, а не только по бумажке, написанной двухсантиметровыми буквами.

Разговор с Трухановским по телефону. Каялся, что написал в «Коммунист» покаянное объяснение и что запустил в свой номер статью об Амбарцумове, аналогичную бугаевской. Я на этот раз разговаривал с ним жестко и «презрительно». Сказал: покаяние перед Косолаповым означает признание полной правоты Бугаева, его бандитской статьи. Помимо того, что это недостойно по-человечески, это и неправильно тактически. Распинаться — значит признавать себя раздавленным, лишать себя права на собственное мнение. И вообще — чем больше достоинства и характера в этой ситуации, тем лучше было бы и для Вас и для журнала.

По ту сторону провода я почувствовал, он совсем готов расплакаться. Только твердил: «Я не мог поступить иначе, поймите. Прошу Вас не судите меня строго. Я очень огорчен, что Вы можете изменить обо мне свое мнение; Вы знаете меня 20 лет. Приходите ко мне домой, я Вам все объясню» Ужасно все это! Можно было «понять» такое при Сталине, когда ставкой была жизнь. или тюрьма. А сейчас: «ставка» получать в месяц 1000 рублей или 1200, называется академиком или членом-корреспондентом!

Читаю удивительную книгу: С. Л. Абрамович «Пушкин в 1836 году». На каждой странице — открытие, а написана так, будто всем все давно известно. Простота таланта заставляет видеть людей, время, улицы, дома, ситуации, страсти, мелочи… И Пушкина во всем его необозримом величии.

Пришел 27 том Достоевского. Дневник писателя за 1881 год — читаешь, будто это дневник за 1984 год, только иносказательно написанный и немножко архаичным языком. Неужели и правда — Россия, меняясь, неизменна по глубинной своей природе?!

Большой перерыв, так как была Прага, потом Испания.

В Праге по ПМС. Б. Н. в своем длинном дидактическом стиле. Но намек на совещание был «понят» и поддержан многими, некоторыми очень активно.

Японец опять потребовал закрыть журнал, который превратился «в пропагандистскую машину КПСС» и «во второй Коминформ». На него обрушились почти все. Особенно осуждали его призыв отказаться от борьбы против антисоветизма.

В целом же собрание было более лояльное по отношению к нам, чем многие другие многосторонние встречи за последние годы.

Безвылазно привязан к заседаниям и писанию бумаг. Отчеты в «Правду» каждый день, шифровки в Москву, речи для Пономарева по TV, перед Гусаком на приеме.

Испания. Съезд социалистов (с 13–16 декабря). Мадрид. Встреча: Дубинин Ю. В. и весь основной посольский состав. Прием по случаю представления книги Черненко.

Открытие съезда — Гонсалес. Проблемы НАТО. Гонсалес в перерыве подошел ко мне. Вспомнил, как три года назад кутили на вилле у посла.

Прадо. Улицы Мадрида. Гостиница «Кастельяно». В «Мерседесе» по городу и на съезд и без песеты в кармане: Дубинин попросил все представительские себе.

Две жесткие беседы с лидерами, созданной нами новой КП.

Прогулка по вечернему Мадриду с послом и другими.

Барселона. Собор и дома Гауди.

Безденежье. Унизительно.

Париж. Посол Воронцов Ю. М. Ужин.

Возвращение в Москву.

Умер Устинов. Хоронят обыденно. Видно, не хотят «акцентировать». Загладин рассказал сплетню: Александров слышал разговор своего шефа с кем-то о том, кем можно было бы заменить Тихонова. Черненко «выступил» со статьей в «Коммунисте» № 18, теоретической, предсъездовской. Я пока слышал ее только по радио. Производит впечатление — корреспондирует с его выступлением на ПБ по поводу того, что апрельский Пленум должен будет принять решение о XXVII съезде — ноябре-декабре 1985-го и как к нему готовиться. «Самобытно». Дать делегатам выговориться, против парадности и формализма, «съезд реалистов и новаторов». Статья, действительно, в пафосе реализма. Дай Бог! Но не корреспондирует с личными данными Генсека, это настораживает.

На школьной встрече у Алины по случаю дня рождения покойника Вадьки, я очень отстаивал значение слов, которые будут сказаны на съезде. Это было в субботу вечером, а в пятницу Загладин затащил меня к себе беседовать с Уинцингером (зав. международным отделом ЦК французской соцпартии). Загладин ведет серьезные переговоры с социалистами Франции, а по мне это пустое занятие. Я был раздражен, торопился, поэтому не удержался и порассуждал о пользе подобных визитов, но вежливо, намеками. Переговоры шли по-французски. Я с этим справился, но когда произносил что-то длинное, делал это через переводчика, впрочем, неплохого.

Читаю «Дети Арбата», вторую часть, первую читал два года назад. Говорят, что вмешался Горбачев и будто разрешили печатать в начале 1985 года в «Октябре». Очень сомневаюсь. Сталин у Рыбакова идет как литературный герой, с внутренним монологом, в котором все время контрастирует себя с Лениным. Роман этот — попытка разгадать, что такое Сталин психологически и философски и почему он стал возможен. Но последнее — смесь Достоевского с Медведевым.

Роман большого таланта.

Послесловие к 1984 году

Это — год становления Горбачева как государственного деятеля общесоюзного и международного масштаба. Еще при больном Андропове на этой необычной для советских верхов фигуре концентрировались надежды социально и физически уставшего, идейно обессмысленного общества, которому опротивели фарисейство, ложь и показуха, давно ставшие характерными приметами режима.

Разочарование, что не Горбачев, а Черненко был избран Генеральным секретарем после смерти Андропова, окончательно убедило в безнадежности и государственной безответственности высшего руководства страны, пораженного маразмом и старческим эгоизмом. Горбачев хорошо воспользовался этим, наращивая свою активность и демонстрируя интеллектуальное и политическое превосходство над «коллегами».

Объективная обстановка благоприятствовала его восхождению. Сгущались краски всеобщего застоя (этот термин употребляется в записях задолго до того, как он стал официально «партийным»). Экономика деградировала. Сельское хозяйство окончательно лишилось способности накормить страну: треть хлеба импортировалось, истощая золотой запас и поглощая большую часть нефтедолларов. Утаиваемый от населения колоссальный государственный долг — в условиях падения мировых цен на нефть — грозил вот-вот финансовым крахом.