Безумные грани таланта: Энциклопедия патографий - Александр Владимирович Шувалов

затрагивали в начальном периоде интеллект, а возможно даже стимулировали творческий процесс, т. к. обличались «каким-то извращенным эстетизмом».

ПИСЕМСКИЙ АЛЕКСЕЙ ФЕОФИ-ЛАКТОВИЧ (1821–1881), русский писатель и драматург.

«…У него был с детства непреодолимый страх к собакам, как у иных бывает к мышам, паукам и разным животным…» (Рамазанова, 1970, с. 85.)

«Ребенок, унаследовавший от матери ее нервозность, рос свободно и независимо. “Учиться меня особенно не нудили, да и сам я не очень любил учиться; но зато читать, особенно романы, я любил до страсти: до четырнадцатилетнего возраста я уже прочел — в переводе, разумеется, — большую часть романов Вальтера Скотта, “Дон-Кихота”, “Фоблаза”, “Жильбаза”, “Хромого беса”, “Серапионовых братьев” Гофмана, персидский роман “Хаджи-Баба”; детских же книг я всегда терпеть не мог и, сколько припоминаю теперь, всегда их находил очень глупыми”. Об образовании его заботились мало, “наставники у меня были очень плохи, и все русские”». (ГорнфельдА., CD Брокгауз и Ефрон.)

«Непрочное материальное положение семьи, усугубленное смертью отца, тяжелая болезнь матери, отсутствие места и связей вызывают у сверхчувствительного от природы Писемского “меланхолию и ипохондрию”, которые впоследствии разовьются в тяжелый недуг». (Мысляков, 1999, с. 623.)

«Обладал такой яркостью образов, что вынужден был употреблять алкоголь, чтобы избавиться от них». (Кузнецов, Лебедев, 1972, с. 170.)

«Позднее на страницах произведений Писемского явится целая галерея героев, охочих до хмельного. Уже первая крупная вещь его, появившаяся в печати, будет посвящена судьбе спившегося человека. Потом пойдут пьяненькие актеры, чиновники, озверевшие от вина мужики, дикие во хмелю обитатели глухих усадеб. Да и сам писатель, много лет вращавшийся в такой среде, приобретет со временем склонность к употреблению спиртного. Однако тогда, в недолгую пору службы в Москве, он явно сторонился запивающей чиновной мелюзги, старался держать барский тон». (Плеханов, 1986, с. 83–84.)

11848 г.] «Можно предположить, что именно в это лето Писемский приобрел ту фантастическую мнительность, о которой рассказывали все знавшие его. Через три года после пережитой эпидемии писатель изобразит в пьесе “Ипохондрик” человека, убежденного в том, что всевозможные болезни избрали его своей жертвой. В последнем действии комедии при известии о появившейся за 500 верст холере он лишается чувств. Конечно, образ ипохондрика Дурнопе-чина не автопортрет, но симпатия, с которой описан чудаковатый герой пьесы, говорит, что автор с пониманием относился к его мнительности. А у пожилого Писемского страх перед простудами и иными хворями сделается навязчивой идеей. Он по нескольку раз на дню будет обкладываться горчичниками, избегать есть ягоды и фрукты, да и других начнет заклинать не губить себя». (Там же. с. 89.)

«Отверженность от большой литературы надломила Писемского. Некогда общительный, склонный к шутке собеседник, остроумный рассказчик, он стал теперь замкнутым, подозрительным человеком… В 1874 году старший его сын Николай, только что блестяще окончивший университет, по неизвестным причинам застрелился. Другой его сын — Павел, талантливый правовед, в 1880 году заболел тяжелой психической болезнью». (Еремин, 1956, с. 46–47.)

«“Я устал писать, а еще более того жить, — писал Писемский Тургеневу весной 1878 г., — тем более, что хотя, конечно, старость — не радость для всех, но у меня она особенно уж не хороша и исполнена таких мрачных страданий, каких не желал бы я и злейшему врагу своему”. Это тягостное настроение владело Писемским еще с начала семидесятых годов, когда внезапно покончил с собой его любимый сын, молодой математик, подававший надежды. Тщетно боролась любящая семья с приступами возрастающей ипохондрии, к которой присоединились еще физические недуги». (ГорнфельдА., CD Брокгауз и Ефрон.)

«Он от природы был расположен к ипохондрии и мнительности. Под впечатлением же всего пережитого, сознания увядания таланта и общественного невнимания хандра его принимала с каждым годом большие и большие размеры; вместе с тем усиливались его старания заглушить тоску вином. Особенно запил он после внезапной смерти нежно люби-могосына Николая». (Большаяэнциклопедия, т. 15, 1904, с. 192.)

«Прежде всего Писемский был нервным человеком в высшей степени и состоял под деспотическим управлением воображения и фантазии, которые могли играть им (и играли) по своему произволу. В нем не оказалось ни малейших признаков дисциплины над собой. Он допустил развиться в себе одной психической черте до болезненности — мы говорим о его нервной трусливости перед внешним миром… Нередко случалось и наездным и местным гостям его находить хозяина в состоянии апатии, хандры и ипохондрии. Это нападало на него — наподобие припадков падучей болезни — нежданно и беспричинно». (Анненков, 1989, с. 469. 490.)

«Писемский молчаливо налил четвертую рюмку, “опрокинул” ее, взял маленький кусочек хлеба… “Понимаешь, ты, я без этого не засну! Не могу я спать без этого. Они — вот те, о ком я вам читал, не дают мне спать. Стоят вокруг меня и предо мной всю ночь и смотрят на меня, — и живут и не дают мне заснуть! И не могу я без этого — понимаешь?” Он тряхнул косматой головой, как бы стараясь освободиться от созданных его творчеством образов… и потя1гулся к пятой рюмке». (Кони, 1989, с. 186.)

УА.Ф. Писемского доминируют не столько симптомы ипохондрического расстройства (несмотря на частую характеристику его как «ипохондрика»), сколько проявления выраженного фобического синдрома. Мы встречаем довольно распространенные среди населения специфические фобии (страх перед конкретными животными и заболеваниями). Эта болезнь обычно начинается в детстве и приобретает хронический характер. Доказательством того, что писатель не был ипохондриком, служит и развившаяся у него склонность к алкоголизациям. Можно также говорить о сопутствующей дистимии.

ПИТТ (Pitt) УИЛЬЯМ Старший, граф Чатам (Chatham) (1708–1778), английский государственный деятель, премьер-министр Великобритании (1766–1768). Лидер группировки вигов.

«…Унаследовал от деда тяжелейшую подагру, которой страдал с 16 лет, и в 40 лет стал из-за нее инвалидом, а от матери, по-видимому, унаследовал предрасположение к маниакально-депрессивному психозу… Несомненно, что в семье была доля безумия: дед проявлял это в своих неудержимых приступах дикои ярости, брат Чатама идее его сестры — ненормальными страстями или насилием». (Эфроимсон, 1998, с. 185, 187.)

«…Был склонен к приступам жестокой депрессии и острой бессонницы, даже в его самые славные дни в качестве руководителя Британии в годы Семилетней войны против Франции, когда его нездоровье время от времени оказывало пагубное влияние на руководство кабинетом <…> последний срок пребывания на посту был прерван серьезным нервным срывом, временно сделавшим его жертвой маниакально-депрессивного психоза». (Грин, 1997, с. 393.)

«В 1751–1761 гг. перенес психоз. С 1767 г. бездеятельный, апатичный;' жил уединенно. Диагноз: