Я — твоя Кошка (СИ) - Нани Кроноцкая
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Я больше ему не нужна.
В первый миг мне показалось, что это галлюцинация. Я, конечно, ослышалась. Открыла глаза и подпрыгнула на мешке. На кровати сидела Мария. Строгая, с ровной спиной, ладони сложены на коленях. Совершенно седая, вся белая, как горный снег.
Ну что тут ответить. Ведь правда же. Время вспомнить о том, зачем я здесь. Выяснить все и пытаться ее расколдовать, как эти бы дико не звучало. Будем болтать.
— Вы нужны Марку, я знаю. Там… в заколдованном доме вашего сына ловили на вас. И поймали бы, если бы я не приперлась.
Она вздрогнула, руками голову вдруг обхватив. И закрыла глаза, застонав очень глухо.
— У него есть теперь ты, — прохрипела. — Я больше вообще никому не нужна.
Запоздалый приступ материнского эгоизма. Одного я до сих пор не в силах понять: как в этом дурдоме Марк вырос таким? Не озлобленным истеричным и эгоистичным идиотом, а Котом. При всех своих недостатках добрым, честным и светлым. Из чистого чувства противоречия, не иначе. Иных гипотез у меня просто нет. И все же мне нужно продолжить.
— Когда я ползла по больничному коридору, — сказала жестокая я, голоса на повышая, — оставляя кровавый след, когда мой ребенок умирал на окровавленных моих руках, еще не умея дышать… я тоже так думала. Крича на всю эту Вселенную, выла от невыразимого отчаяния, зная, что никому не нужна. И это была жесточайшая правда.
Мария замерла, взглянув на меня. Сколько боли было в этом темном взгляде, взгляде женщины, преданной всеми. И как же мой лучший во всем этом мире мужчина похож был на мать…
— А потом я осталась один на один со своей несправедливой реальностью. И училась в ней жить. Такая, как есть. Никем не любимая, никому не нужная, — я все этого говорила и вспоминала. Как многое изменилось с тех пор… — Я устроилась на работу, училась всему с нуля, ничего не умея, желая лишь выжить. Хваталась за все, работала, уйдя с головой в этот омут. И заново научилась быть нужной. Иначе, не так, по-другому. Носила кофе ребятам на ночной верстке. Подменяла коллег, отпуская их домой к любящим женам, болеющим детям, на рыбалку, забрать внучку из сада и просто на главное в жизни свидание. Думала ли я о том, что все окружающие пользуются моей добротой? Это не страшно. Дело вовсе не в них, а во мне. Если я не могу быть счастливой, то может, дать им? Чуть больше минут, самую малость. Так немного.
Она опустила руки на колени и продолжала смотреть на меня.
— Знаете, когда я погасила кредиты родителям, в которые они влезли случайно и по-неопытности, я ощутила себя человеком. Никем не любима, никому не нужна? Начат стоит не с этого. Я просто стала себя уважать, ничего не ожидая взамен. Не торгуясь и скурпулезно не подсчитывая сдачу на выходе. Вообще ничего не прося. Это мне было нужно.
— Я полюбила его, — слова шелестели, как сухой осенний ветер. Холодный, злой, срывающий все покровы. — Впустила в себя, в свою душу. Он — чудовище, — слова словно застревали у нее в горле, произносились с огромным трудом, причиняя боль нам обоим. — Он проделал со мной тот же трюк, что и Кир. Пришел в его облике, будто случайно: «Просто похож, так бывает». Я чуть с ума не сошла, когда с ним столкнулась.
— Кирьян был еще жив? — я осторожно спросила.
— Да, но тогда уже я его видела очень редко. В последний год он вообще поселился у… — она гулко и трудно сглотнула, как будто не в силах произнести имя ненавистное. — А этот… он приходил каждый день. Просто помочь, просто быть рядом. С ним было легко, он любил меня.
Я лишь вздохнула. Даже посаженная на цепь эта женщина верила в сказки. Интересно, а медная рамка с куском кожи Кирьяна ее смогла бы хоть капельку разубедить? Сомневаюсь.
— А потом? Вы же бедствовали, Марк рассказывал.
— Когда Кирьяна убили, ему пришлось скрыться. Сказал, что теперь охотится будут за ним. Только короткие письма, — тут она краем губ улыбнулась. — Редкие. Я их все сохранила.
Говоря, она даже слегка оживилась, глаза заблестели.
— Кирьяна убили? Марк сказал, что все были уверены в том, что он умер, — я старалась допрашивать ее мягко, спокойным и ласковым тоном, буквально молясь, чтобы Маруся сейчас не приперлась обратно со своей шоколадкой и чаем.
— Убили. Я сразу почувствовала его смерть. А потом пришел он и мне все рассказал. Деньги… У нас были его сбережения и немалые. Кирьян и меня, и сына прекрасно обеспечивал. Но тот… Он явился наутро, ужасно испуган и ранен. Сказал, что уже попытались убить и его, забрал все наши деньги и тут же уехал.
Потрясающе. Не семейная драма, а плохой телесериальный сценарий. Отчего же я плачу?
— А потом? — я сглотнув слезы спросила. — Он давно появился опять?
— Да. Как только сын ушел в Инквизицию. Приходил каждый день, нежный, ласковый, страстный. Разговаривал, он со мной разговаривал. Не как с мебелью в доме, как с женщиной. Самые счастливые дни в моей жизни.
Так. Вот тут у меня арифметика пробуксовывает. Когда «каждый день», начавшиеся как минимум с десяток лет назад, то период должен сложиться в годы? А у нас в сумме дни? Она не может не уметь считать. Работая на метеостанции, человек ведет жизнь по часам, свой режим. Очень странно. Я пристально всматривалась в лицо женщины-пумы. Она медленно, но ощутимо бледнела. Нам нужно спешить. Говоря откровенно, у меня у самой силы заканчивались и стремительно.
— Что ему нужно? Почему вас пытались убить? Зачем им нужна была я?
— Он не может уйти, — она вдруг громко и хрипло закашлялась. — В Сумерки его проведет только Зверь.
