Его волчица. Я тебя приручу (СИ) - Невинная Яна

– Наташа? – зову тихо и с опаской, почувствовав ее, а не узнав. Это Наташа. Она пахнет лесом, кровью, волками и страхом.

Она потихоньку подходит к дому, подволакивая ногу, и падает прямо в мои объятия.

– Что с тобой? Как ты добралась сюда? Ты одна? – начинаю сыпать вопросами, подхватывая ее на руки и относя не в дом, где пристальное внимание расстроило бы бедняжку, а в баню.

Уложив в предбаннике на длинную лавку, накрываю найденным пледом, под голову засовываю свернутое полотенце. Михал сосредоточенно молчит, наверное, пытаясь оценить ситуацию. Потом догадывается подать Наташе воды. Она жадно пьет из железного ковша, а потом вытирает грязное лицо рукой с ободранными ногтями.

– Рассказывай, – приказываю я ей, а потом, осекшись, смягчаю тон: – Извини, что тороплю, но у нас сейчас военная обстановка. Полнолуние в разгаре, мы ждем нападения оборотней.

– Его не будет, – хрипит Наташа. – Дайте я сяду и всё расскажу.

Закутавшись в плед, Наташа садится, тяжело вздыхает и говорит тихим осипшим голосом:

– Здесь было страшно, когда оборотень вырвался на свободу. Я слышала, как он рычит и рвет на части тела, будто они мягкие плюшевые игрушки, с которыми играется собака. Страшно. Мы должны были его лучше охранять. Но почему-то он не убил меня, хотя пытался. Потащил в лес, потом привел в свою стаю. Знаете, почему нам удалось его поймать? Потому что он изгнанник. Отбился от стаи, стал уязвимым. Я оставляла вам знаки, и, наверное, вы их обнаружили, потому что кто-то из наших подобрался к стае, но волки уже знали, что будут такие попытки. Много наших погибло? Я слышала про двоих.

– Да, двое, – мрачно подтверждаю я. – Дети принесли обрывки твоей одежды, и мы пытались найти тебя…

– Я знаю, Демьян, – шепчет Наташа. – Я чувствовала, что меня ищут. Но стая просто огромная, у вас не было ни малейшего шанса.

– Было? Почему было?

– Сейчас дойду до этого. Сейчас… дай собраться с мыслями. – Наташа опять вздыхает и трет щеки, перемазанные грязью и дорожками слез. – Меня посадили в большую клетку на свежем воздухе. Как собаку. Но, по крайней мере, не издевались, не делали ничего плохого. В соседнюю клетку поместили оборотня, но оказалось, что это только что обращенный человек. То есть он обратился впервые, и как-то неправильно.

– Мы знаем, кто это.

– Откуда?

– От стаи пришла посланница. Она рассказала, что он обратился. Я знал этого парня, его зовут Костя. Раньше хорошо общались.

– А как он оказался здесь? И что за посланница?

– Не суть, Наташа, – обрываю несущественные вопросы. – Нет времени обсуждать, что происходит здесь. Ты лучше расскажи насчет стаи.

– Прости, – с обидой бросает Наташа, но продолжает: – Так как клетки располагались на открытом месте, то я невольно присутствовала на совете стаи. Обсуждали несколько вопросов. Януш, оборотень, который похитил меня, почему-то больше всех там выпендривался, подзуживал других, а их альфа от этого бесился. Чуть не началась свара, но в итоге провели голосование. Так вот часть стаи ушла, представляете! Больше полсотни человек. Собрали свои пожитки и уехали.

– Но почему? – За такие новости я готов был расцеловать Наташу, но потом в голову пришла другая мысль: – Ты уверена, что они уехали по домам, а не сюда? Чтобы напасть на нас?

– Нет, точно вам говорю, они уехали с детьми, с вещами, потому что жизнь в лесу и война с нами им не по вкусу. Они привыкли жить в городах, оставили свои дома, прятались в лесу. Они как обычные люди, понимаете? Почти как мы, получается. Мы тоже здесь, но хотим домой. Может, и нам удастся вернуться?

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

– Так! – Резко поднимаюсь и расхаживаю из стороны в сторону. Нервы на пределе. Надо быстро сообразить, что значит побег оборотней из стаи. – Противник значительно уменьшился в количестве. Сколько оборотней осталось и какие у них настроения?

Игнорирую вопрос Наташи, потому что это не подлежит обсуждению – не возвратимся, пока не решим проблему с геном оборотня в крови.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

– Осталось около тридцати, и все почти мужчины, готовые воевать. Особенно Януш, он хочет отомстить.

– Тридцать на тридцать.

– Как это?

– У нас пополнение после налета на «Возрождение», – сообщаю я. – Что еще?

– Подожди, я не могу так быстро соображать… – умоляет Наташа.

– Ладно, тебе надо отдохнуть. Что еще важного говорилось на совете? Как ты спаслась?

Наташа дергается, как от удара, закусывает губу, словно боится расплакаться. Она явно обдумывает, что рассказать, а что нет.

– Наташа, мы должны знать всё.

– Хорошо. На совете решали судьбу чужаков. Двое людей оказались в стае, их укусил вожак. А это табу для волков. Но если девушка может выносить потомство и стать полезной, то парень стае не нужен. Они не могут отдать ему своих женщин. Никто не хочет, чтобы их женщинами владел не чистокровный оборотень. Чистота крови для них священна. Они решили изгнать обоих. Но я не знаю, что случилось с ними дальше.

Потом они обсуждали судьбу оборотней, которые всё еще у Вежбицки в лаборатории. Оказывается, если оборотень слишком долго был волком, то почти невозможно вернуться в человеческий облик. Но их всё равно решили спасти, так что они готовят нападение на лабораторию, но сначала хотят уничтожить... Знаешь, как они называют нас? Выродки! Януш рассказал, как мы брали у него кровь. Он принес стае в качестве дара окровавленные сердца Марты и санитара… – Наташа запинается, снова проливая слезы. Она со злостью вытирает их и выдавливает из себя: – Жестокий ублюдок, он кичился убийствами. Они все там настоящие звери, жаждущие крови. А Януш – худший из них!

– Он что-то сделал лично тебе, Наташа? – спрашивает Михал с пониманием в голосе.

– Женщине ничего не остается, кроме как использовать свое тело ради того, чтобы выжить, – признается Наташа, опуская лицо в ладони и начиная снова рыдать.

Глава 27. Вера. Власть волчицы

Первое, что чувствую, – холод. Я выжила. И всё там же, в погребе. Обнаженная, лежу на грязном полу, вся в крови и сгустках свалявшейся шерсти.

Воняет мокрой псиной. Тело ломит, как будто меня жестоко избили. Сильнее всего болит шея.

Осторожно поднимаюсь и слышу звяканье металла. На шее свободно болтается железный ошейник. Скидываю его и дергаюсь от этого звука. Он оглушает меня.

В темном углу вдруг замечаю Демьяна. Он сидит с согнутыми ногами спиной к стене и смотрит на меня с нечитаемым выражением лица.

– Хочешь пить? Есть? Умыться? – спрашивает он. Голос глухой и охрипший. Замечаю, что Демьян в крови и клочках шерсти, как и я. Одежда на нем рваная и грязная. Начинаю догадываться, что случилось…

– Что здесь произошло? – обессиленно шепчу я.

– Ты обратилась, я держал тебя несколько часов, – рассказывает Демьян, поднося мне ко рту бутылку с водой и укрывая теплым пледом. – Прости. Я уснул, когда ты была еще зверем, поэтому не накрыл тебя. Ночь была долгой.

«А теперь боишься подойти?» – хочется мне спросить, но вместо этого я обреченно говорю себе под нос:

– Значит, зверем, – и кутаюсь в тонкое колючее одеяло, раздражающее кожу.

Жадно выпиваю полбутылки и отставляю в сторону. Вода немного освежает, но ничуть не помогает облегчить душевную боль.

– Ты не имел права... – произношу тихо горькие слова, буравя взглядом пол. Не хочу смотреть на Демьяна, он мне сейчас противен.

Но даже злясь на него, не могу побороть врожденную мягкость. Это бесхребетность, скорее. Другая бы уже избила подонка, я же, как немощная, валяюсь на полу.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Другая бы потребовала свободы, а я смирилась и покорно жду, что Демьян сам поймет ошибку и отпустит.

Другая, но не я, победила бы волчицу.

Но она была сильнее.

– Какая теперь разница? – равнодушно говорит Демьян. – Дело сделано.

Задыхаюсь от его ответа. Как жестоко.

– И ты не испытываешь угрызений совести?