Рыбка по имени Зайка - Дарья Донцова

Елена Ивановна спокойно выслушала меня, потом очаровательно улыбнулась.

– Спасибо за то, что решили потратить свое время. Увы, придется попросить вас задержаться еще на полчаса, надо соблюсти некоторые формальности. Подождите минут пять в коридоре, а я схожу за парой бумажек. В качестве средства от скуки могу дать журнал, правда, вам он может показаться, может, не совсем в тему, это женский глянец.

– Полистаю, – усмехнулся я, – другого все равно нет.

Устроив меня на ободранном диване в небольшом холле, Соколова ушла, я начал листать страницы. Издание было рассчитано не на юных девушек, желающих как можно быстрее выскочить замуж, а на солидных семейных дам, поэтому и статьи тут оказались соответствующие: «Свекровь: друг или враг», «Стоит ли рожать много детей», «Как украсить квартиру, не потратив всех денег», «Если муж завел любовницу». Особый интерес вызвал у меня раздел: «Читаем, слушаем, смотрим». Из книг журнал рекламировал историческую хронику «Кровавые войны восемнадцатого столетия» и «Неизлечимые болезни младенцев». Читательницам рекомендовали купить фильм «Печальный конец любви» неизвестного мне российского режиссера и кассету с концертом группы «Рок в каске». Немного странный набор для рядовой семейной женщины, хотя, с другой стороны, почему бы и нет?

Последние страницы издания изобиловали рецептами, кроссвордами и анекдотами. От скуки я прочитал коротенькие истории и ни разу не улыбнулся, совсем даже не смешно, некоторые пошлые, другие откровенно грубые. Правда, ключевое слово, призванное вызвать смех у добропорядочных дам, дочитавших журнал до конца, было стыдливо заменено на ряд точек, но ведь всем понятно, что имел в виду составитель колонки.

Я отнюдь не ханжа, грубое слово не оскорбило нежную душу Ивана Павловича, просто мне стало грустно. Увы, современным журналистам лень напрягаться, вокруг так много по-настоящему смешных вещей, надо лишь открыть глаза и навострить уши. Один из моих приятелей рассказал на днях дивную историю. Его маленький сын упал и вывихнул ногу, пришлось везти пацаненка в травмопункт. Естественно, там была очередь. Чтобы побыстрей избавиться от пациентов, в кабинет к врачу страждущих запускали парами, привычно считая, что детям нечего стесняться. Пока один раздевается, другой общается с хирургом, затем его уводят либо на рентген, либо в процедурную. Когда разоблачившийся человечек подходит к «гиппократу», в кабинет вталкивают следующего ребенка. В общем, конвейер. В небольшой комнатенке, куда впихнули Илью с сыном, стоял потный старичок с мальчиком лет семи. Пенсионер был весь красный, время от времени тяжело вздыхал, нервно вытирал лицо огромным клетчатым платком и вздрагивал. Внук же выглядел спокойным и по виду здоровым, во всяком случае, никаких ран на нем не было видно. И вообще казалось, что это он привел занедужившего дедулю к врачу, а не наоборот.

Сначала доктор задал вопрос старику:

– Что случилось?

Дедушка не сумел дать ответ, из его рта вырывались лишь нечленораздельные звуки:

– Бр… др…. тык… дык…

Травматолог решил побеседовать с пострадавшей стороной.

– Голубчик, – обратился он к мальчонке, – скажи скорей, что тебя беспокоит?

– Меня ничего, – бодро воскликнул румянощекий внук, – а вот дедушка очень беспокоится. Я проглотил его часы.

Эта история может служить анекдотом, хотя в ней нет ни одного неприличного слова…

– Уж извините, – проговорила Елена Ивановна, быстрым шагом входя в холл, – что задержала вас.

– Ерунда, – галантно ответил я.

Мы вернулись в кабинет.

– Вот духота-то, – пробормотала Соколова и включила вентилятор.

– Никакого толку от него нет, – улыбнулся я, – лучше распахнуть окна.

– Они не открываются, – вздохнула дама, – вас не затруднит оставить тут свою подпись? Еще здесь и здесь.

– Бедная девочка, – завздыхал я, – что же с ней случилось?

Соколова грустно посмотрела на меня.

– Могу сказать лишь одно: она попала под трамвай.

– Ее убили? – подскочил я.

– Маловероятно. Зачем бы? Кому могла помешать девушка? Жила с сестрой и с отцом в коммуналке…

Я отбросил ручку.

– Это ошибка! Надя и Римма сироты. Их мама умерла, отец тоже, причем давно. Насколько я знаю, девочек воспитывал отчим, человек богатый, но жадный и малоприятный. После кончины супруги он выставил падчериц вон, в общую квартиру. Потом уж, не знаю каким образом, девушки переехали в Куркино, они жили в очень стесненных обстоятельствах.

Елена Ивановна побарабанила пальцами по столу.

– Никак не могу прокомментировать вашу речь, имею пока лишь общие данные. Надежда прописана в Москве постоянно, в Центральном округе, в комнате, вместе со своим отцом Петром Георгиевичем Победоносцевым, кандидатом наук, старшим научным сотрудником НИИ имени Бродкина и сестрой Риммой Победоносцевой.

– У девочек есть отец? – изумился я.

– У каждого человека, даже зачатого в пробирке, имеются родители, – отбила мяч Елена Ивановна, – ничего странного.

– Но девочки, похоже, жили одни!

– Всякое в жизни случается.

– Почему же сестры перебрались в Куркино?

Соколова поправила волосы.

– Квартиру приобрели.

– Деньги-то откуда?

Следователь пожала плечами.

– Отчего отца с собой не взяли? – не успокаивался я.

– Ну уж это не ко мне вопрос.

– Не странно ли, – бубнил я, – Надя прописана в центре, а обитает на окраине.

– Ничего удивительного. Фактическое местожительство и адрес по прописке очень часто не совпадают. Спасибо, Иван Павлович, ваши данные я записала, если понадобитесь, позвоню, – вежливо, но решительно закончила разговор Елена Ивановна.

Я распрощался и вышел на улицу. Действительно, ничего экстраординарного. Сам я официально не менял местожительство с рождения, а практически давным-давно поселился у Норы. Только сейчас в связи с ремонтом на короткое, надеюсь, что на очень короткое, время вновь оказался у Николетты. Вполне вероятно, что Римма, каким-то образом купив квартиру, не захотела терять прежнюю жилплощадь и не стала прописывать Надю в Куркине. Цены на недвижимость в столице невероятны, комната в районе Садового кольца стоит отнюдь не десять долларов. Так что намерения Риммы мне понятны, но… но! Похоже, девушка никому не сказала о себе и слова правды. Мне была преподнесена одна версия событий, манекенщице и фотомодели Элис – другая. Лишь два факта известны точно: Римма торговала собой на шоссе, я лично подобрал ее в буквальном смысле слова на обочине. И она воспитывала сестру!

Но теперь оказывается, что у сироток имеется отец, да еще ученый, кандидат наук. Знает ли он, что потерял дочерей? Отчего Римма и Надя ушли из дома? По какой причине предпочли называться сиротами? Может, разгадка всей истории кроется в семье Победоносцевых?

Я посмотрел на часы: девять вечера. Конечно, не слишком приличное время для визита к незнакомому мужчине, но, учитывая тот факт, что и Римма, и Надя мертвы, мне нужно на время забыть о хороших манерах и действовать споро.

Люди, впервые приехавшие в Москву, бывают, как правило, восхищены Садовым кольцом. Широкая магистраль обрамлена красивыми зданиями, возведенными в прошлом веке. Слава богу, у столичных градоначальников хватило ума не уродовать Кольцо огромными башнями из стекла и бетона, монстрами, призванными подтвердить: Москва ничем не хуже Нью-Йорка. Современные здания, правда, тут есть, но они, как говорят архитекторы, «гармонично вписались в эстетику городского пространства». Так что внешне одна из главных магистралей столицы выглядит замечательно, у нее другие проблемы. Жить тут может лишь сумасшедший, лишь несчастный человек, которому некуда деваться. В особенности мне жаль тех, чьи квартиры находятся на первых этажах зданий, с окнами, выходящими на проезжую часть. Эти люди дышат бензиновыми парами, выхлопами. Еще бедняг достает шум, Садовое кольцо никогда не спит. Можно, конечно, поставить особые стеклопакеты, купить кондиционеры, но лично мне непонятно, с какой стати жилплощадь на Садовом кольце стоит намного дороже, чем квартира в каком-нибудь Куркине с окнами на лес. Встань передо мной вопрос, где жить, я не колеблясь бы выбрал второй вариант. Да еще стоит зайти в переулочки, стекающие к Садовому кольцу, как мигом натыкаешься на дома, находящиеся в ужасающем состоянии, сейчас как раз я оказался у подобного здания.

Большое, пятиэтажное здание, наверное, построили когда-то для обеспеченных людей, в подъезде на лестничную клетку выходила всего одна дверь. Но косяки были щедро усыпаны звонками с табличками: «Семеновы, после 23.00 не беспокоить», «Антоновы, звоните дольше» и так далее. Я вздохнул и побрел по необъятной лестнице вверх. Когда Елена Ивановна Соколова зачитала вслух адрес Петра Победоносцева, я успел зафиксировать в памяти и название переулка, и номер дома с квартирой. И ведь я наивно полагал, что дверь с цифрой 5 окажется на первом, максимум на втором этаже. Кто ж знал, что придется лезть под самую крышу в подъезде, где лестничные пролеты состоят, похоже, из сотни ступенек?