Рыбка по имени Зайка - Дарья Донцова

– От скуки с ним сдохнешь, – засмеялась Алеутова, – прямо скулы от его правильности сводит, и не понять: любит тебя или нет! Вот я живу, как на гранате, интересно ведь!

Бабушка Евдокимова перекрестилась и продолжила:

– Зато Петя у них золотой. От родителей лучшее взял: от него голову, от нее руки.

И это было правдой. Петя начисто опровергал утверждение, что отпрыскам переходят лишь дурные качества родителей.

Читать мальчик научился в четыре года, совершенно самостоятельно. Никто не показывал ему буквы, не объяснял, каким образом их надлежит складывать в слова, просто Зоя один раз услышала, как сынишка бойко читает вслух статью из газеты. В школу Петя пошел, зная все арифметические действия и выучив таблицу умножения. Сей материал он тоже освоил без особого труда. Один раз Георгий, отвлекшись от собственных дел, показал сыну, как нужно складывать, вычитать, умножать и делить числа. Отец потратил на ребенка один час, прочел ему лекцию, как студенту, совершенно не делая скидки на возраст. То, что другие дети усваивают за год, а то и за два, Петя выучил за шестьдесят минут.

В первом классе малыш просидел всего неделю, его сразу перевели в третий. Зоя с Георгием посетили школу только дважды: сначала отвели Петечку в сентябре учиться, а потом через энное количество лет присутствовали на торжественной церемонии вручения аттестатов. У Пети там стояли одни пятерки, а в придачу к «корочкам» он получил коробочку с золотой медалью.

В отличие от других детей Петя всегда выполнял домашние задания, тратил он на них от силы двадцать минут и потом начинал заниматься любимым делом: изобретательством. Чего он только не придумывал! Когда бабушка Евдокимова свалилась с инсультом, Петя пришел в ее комнату, почесал в затылке, приволок кучу железок и превратил лежанку старухи в суперкровать. Дочь Евдокимовой, рыдая, обнимала мальчишку. Ей теперь стало легко менять постельное белье, переодевать мать и сажать ее на горшок. Не надо было, напрягая все силы, ворочать неподъемное грузное тело. Стоило лишь покрутить ручку, приводившую в действие хитрую систему блоков, и старуха сама собой поднималась.

Когда же Евдокимова смогла сидеть, Петя сконструировал из обычного кресла с деревянными подлокотниками инвалидную коляску с мотором, и бабка стала рассекать по коридору. В зубах она теперь всегда держала свисток. Господь отнял у нее речь, но Петька оказался предусмотретелен, повесив Евдокимовой на шею цепочку, он сказал:

– Вы, бабушка, свистите громче, когда на кухню помчитесь, а то задавите кого из мелких ненароком.

Интеллигентная Евдокимова кивнула, и утро в коммуналке теперь начиналось со звуков, которым мог позавидовать Соловей-разбойник. Боясь помешать рабочему люду, бабка мчалась умываться на рассвете.

Фантазия била из Петьки фонтаном. Он придумал многоразовую крышку для домашнего консервирования и снискал любовь всего женского коллектива квартиры. Банки теперь не взрывались, «закатывались» очень легко, без всяких усилий, и крышку можно было после употребления помыть и спрятать до будущего года.

Затем мальчик сконструировал водонагреватель. Конечно, счета за электричество сначала возросли, но зато жильцы квартиры перестали злиться, обнаружив, что ЖЭК снова отключил бойлер. Вся столица стонала летом в жару без горячей воды и грела на газу кастрюльки, чтобы хоть как-то смыть с тела грязь, а в одной из коммуналок вблизи Садового кольца в ус не дули. Затем мозговитый Петька опять поскреб в затылке, и счетчик волшебным образом перестал накручивать киловатты, деньги за электричество стали прежними, а народная любовь просто затопила пацана, теперь стоило ему приблизиться к туалету, как оттуда пулей вылетал кто-нибудь со словами:

– Садись, Петечка, я обожду!

Другой бы загордился, но только не Петя. Для Нюрки Постиной он придумал электрокачалку, теперь, пока она бегала в магазин или толкалась на кухне, коляску с ее хныксой дочерью туда-сюда толкал моторчик. Из огромного бака Петька соорудил отличную стиральную машину, потом присобачил на кухне ящик, прообраз современного кондиционера, и женщины перестали задыхаться от жары. Еще свет в коридоре квартиры гас сам собой через минуту после включения, унитаз автоматически спускал воду, когда открывалась дверь, а в ванной стоял душ Шарко.

В четырнадцать лет Петя огорошил родителей сообщением: его каморка – это не чулан, а… ванная комната.

– Ты путаешь, сынок, – вздохнула Зоя, – ну зачем людям лишние ванные в квартире городить? Чего, первым хозяевам одной не хватало?

Петя посмотрел на наивную маму, вздохнул и начал детально изучать поэтажный план. Через год он переехал жить в комнату, где обитал папа, а в каморке и впрямь получилась ванная. Проложенные когда-то трубы великолепно работали. Семья получила личный санузел.

Все вокруг: и соседи, и учителя пророчили Пете великое будущее. Вначале казалось, что окружающие правы. Петя легко поступил в институт и занялся изучением математики с физикой.

Шли годы, Георгий Юрьевич умер, успев порадоваться успехам сына, тот с блеском защитил кандидатскую диссертацию и был принят на работу в «почтовый ящик», абсолютно закрытое учреждение, где сотрудникам платили большие оклады, давали паек, путевки в Крым и кредит на крупные покупки. Очень многие специалисты, мечтая в советские времена оказаться в подобном месте, искали влиятельных рекомендателей, давали взятки. Петя же попал на эту службу, не прилагая особых усилий. Дорогу ему проложили талант и редкостное трудолюбие.

Бежали годы, старшее поколение квартиры вымерло, жильцов стало меньше, дети уже не плодились так, как их родители. У Вали был только один сын, у Пети, правда, появились на свет две дочери. Алеутова, не выказывавшая в детстве никаких особых талантов, мирно получила свой аттестат с тройками, выучилась на парикмахера и стала работать в салоне. Мужа она себе нашла непьющего, тихого, практически бессловесного, зато отлично зарабатывающего. В общем, можно сказать, что жизнь у Вали удалась, чего нельзя сказать о Пете.

Началась перестройка, и большинство НИИ стало погибать голодной смертью. Многие научные работники побежали кто куда. Встретить в те приснопамятные времена профессора, торгующего у метро сигаретами, было обычным делом. Люди науки выживали кто как умел: переводили аннотации на харчи, не виданные доселе советскими людьми, переучивались на маникюрш и собачьих парикмахеров, шли прислугой или гувернантками в дома стихийно народившихся нуворишей, пытались организовать собственное дело. Огромные просторные здания научно-исследовательских институтов теперь сдавались в аренду. «Режимные» предприятия, куда раньше без пропуска было не попасть, превратились в некое подобие рынков. Наука ютилась в паре самых неудобных комнат, а на работу выходила только горстка наиболее самоотверженных сотрудников. Это были либо совершенно апатичные, либо фанатично преданные делу люди. Петя относился к разряду последних.

Чем занимался сосед, Валя не знала. Петина супруга лишь вздыхала, приходя к ней одолжить кусок хлеба.

– Муж прибор делает.

– Какой? – один раз поинтересовалась Валя.

Вера, жена Победоносцева, пожала плечами:

– Не спрашивай, я ничего не понимаю в технике. Волны изучает, вроде от них умнеют.

– Умнеют? – удивилась Валя. – От чего? От волны?

Вера кивнула:

– Ага, изобретает такую штуку, с излучением. Вот направит на тебя, и сразу талантливой станешь, начнешь петь, рисовать…

– Скажите, пожалуйста, – изумилась Валя, – ну и башковитый же у вас Петька!

– Чего мне с его ума? – грустно спросила Вера. – Сама воз тяну, и девок, и мужика. Сколько раз скандалила, плюнь на изобретательство, девчонок кормить-поить-одевать надо. Как не слышит! Кивнет и в бумаги уткнется.

Валя сочувственно вздыхала. У нее-то денежки водились, Алеутова даже подумывала об открытии собственной парикмахерской.

Через год Вера стала чахнуть. Сначала она похудела, причем очень сильно.

– Ты ешь больше, – посоветовала Валя похожей на скелет соседке.

– Неохота, – вяло отвечала та, – ничего в рот не лезет.

– К врачу сходи, – не успокаивалась Валя.

Вера послушалась, побегала по поликлинике и сказала подруге:

– Здорова я, пахать на мне можно.

– А чего тощаешь?

– От нервов, говорят, да и на работе выламываюсь, сама знаешь – в трех местах лямку тяну.

– Гони своего профессора на приличную службу!

– Он не пойдет, – мрачно ответила Вера, – прибор изобретает, ему эта дрянь дороже меня.

Валя обозлилась:

– Хочешь, я с ним поговорю?

– А смысл? – усмехнулась Вера. – Ничего не изменится. Уж говорено-переговорено, слез море вылито.

Спустя несколько месяцев после этого разговора Вера умерла, причем, похоже, совершенно здоровой. Врач, производивший вскрытие тела, был немало удивлен, никаких ужасных болезней у умершей не нашлось, у Веры просто внезапно остановилось сердце.