Киллеров просят не беспокоиться - Сергей Лукницкий

-- Вас этот человек допрашивал?

Елена Ивановна кивнула.

-- Только этот? -- нажимая на первое слово, переспросил Нестеров. -- Он один?

Елена Ивановна снова кивнула. Нестеров глубоко задышал, глаза его забегали, словно он решал, что делать. Затем расслабил тугой узел своего галстука, и, развернувшись, со всей силы вмазал Нахрапову кулаком в скулу.

-- Бомондийский козел... А-ах, как хорошо! -- смачно простонал Нестеров. Потом повернул голову и сказал Моисеевой: дескать, она свободна, дело передано ему, и он, Нестеров, отпускает учительницу за отсутствием в ее действиях какого бы то ни было состава преступления, и потому возмездие должно быть немедленным и прилюдным, иначе это не возмездие, а демократия. "А демо всегда накратит на что угодно..." -- добавил он и, грохнув дверью, вышел из комнаты.

Он остановился в коридоре, рядом с Полковским, попросил сигарету. Следователь достал мятую пачку "Ту-134", на лице его не было радости. В открытую дверь комнаты для допросов он смотрел на растерянную женщину, мелко трясущую плечиками.

-- Позаботься о ней, -- попросил Нестеров, -- и заезжай вечером ко мне в гостиницу. Если что, оставь для меня сообщение у администратора, -Нестеров задумался, -- Телеге Мотоцикловне, по-моему...

Протянув Полковскому пачку сигарет, быстро пошел к выходу.

У себя в номере Нестеров заказал разговор с Москвой и прилег на кровать. Он не сразу понял, сколько проспал, когда его разбудил стук в дверь. Он обрадовался: Наташа.

Но в дверях стояла Елена Ивановна Моисеева в длинном пальто, чересчур тоненьком для такой погоды и такого климата. Ее поддерживал под локоть молодой скованный мужчина, видимо, муж.

-- Можно к вам?

-- Проходите, если вы по делу?

-- Ведь вы сказали, что забираете это дело? -- спросила Елена Ивановна.

-- Так.

Теперь она была больше похожа на женщину. Причесанная, умытая, слегка накрашенная, в огромных темных очках.

-- Вот, -- сказала она и решительно высыпала из сумочки все содержимое на неприбранную постель.

-- Хорошо, -- согласился Нестеров, расправляя смятое лицо.

-- Это -- то, что я везла с собой в салоне самолета. Я ничего отсюда не вынимала.

Нестеров наконец понял, что в настоящую минуту наблюдает весьма любопытное зрелище. Чего только не было на белом покрывале: щеточки для совершенно разных целей, от зубной до обувной, косметика, крючок для сумки, записная книжка и блокнот, три ручки, ключи, паспорт...

Паспорт. Как же он пропустил, забыл, не потребовал показать сразу?

-- Они паспорт Терехова этого забрали. Только я никакого Терехова знать не знала, это я для того, чтобы раздразнить, отомстить вот ему, -- Моисеева крутанула кудряшками в сторону мужа.

-- Здрасьте, -- кивнул Миша, -- это из-за меня все, я сразу понял.

-- А что у вас стряслось, за что вы ему мстили? -- улыбнулся Нестеров. -- За измену, что ли?

Моисеева скривила губы, потупилась.

-- Да вы же знаете, вам же рассказали, -- тихо сказала она.

-- Да, хорошо, что вы не моя жена, -- вздохнул Нестеров.

Елена Ивановна вытащила из груды вещей маленькую прямоугольную картонку, протянула ее Нестерову.

-- Вы к нам с добром, и мы к вам.

-- Что это? Вы знаете, чья это визитка? -- удивился Нестеров. -- Что в ней особенного?

-- Чья визитка -- здесь написано, -- объяснила Моисеева, -- а особенное в ней то, что мне ее подсунули. Не было ее у меня, как и паспорта лишнего. Меня же никто не спрашивал, как те двое себя друг с другом держали, а только я вам скажу, что они как сиамские близнецы сидели. Чуть один колыхнется, второй сразу реагирует, смотрит, чего это первый шевелится. И оба -загорелые.

-- Вы хотите сказать, что один был пленником другого? Это вы хотите сказать?

Нестеров выхватил из рук Моисеевой визитку, как спасательный круг.

-- Так вы думаете, что ваш сосед и паспорт, и визитку вам в сумочку подложил?

-- А кто же еще? Я ведь застудилась в Москве, в туалет... Извините...

-- И когда вы выходили, сумочку оставляли на месте?

-- Конечно.

-- А рядом с вами сидел тот, умерший?

-- Да, я его опознавала по фото.

-- А кто из них был узурпатором свободы другого, как вам показалось?

-- Вот этот несчастный был объят ужасом и страхом, боялся шевельнуться, а тот, что с краю сидел, тот как каменный, только зыркал строго.

-- Вы лицо его помните?

-- Ну, помню.

-- А без усов можете его представить?

Моисеева закрыла глаза, потом кивнула.

-- Голубушка, где же вы раньше были? Ах да... Но ведь...

Полковский вошел тихонько и присел на трельяж в углу предбанника, отражаясь сразу в трех зеркалах. Нестеров даже вздрогнул, увидев там столько народу, но тут же осознал, что в предбаннике в принципе может поместиться только один человек.

-- Ты слышишь... то есть вы, -- поправился Нестеров, -- ну и воспитал я ученика-обалдуя! Если б он на эту визитку обратил внимание, мне сюда и прилетать не надо было бы...

-- А мы вам рады, -- попытался сострить Полковский.

-- А ты где был? Что ж прошляпил, э-э?

Моисеевы быстро собрали вещи в сумочку и распрощались со следователями. Когда за ними захлопнулась дверь, Полковский пересел в кресло, хотел было что-то сказать, но тут Нестерову по телефону дали Москву.

9

Снегов первым делом стал рассказывать о своем расследовании. Он снова возвратился к тому, что отпечатки, снятые в квартире Сапаровой и на стекле террариума, не идентичны ни отпечаткам экстрасенса, ни отпечаткам Юлдашева и Ганичева. Выходит, был в Москве ее племянник, о котором упомянул Ганичев. Но Толик теперь замолчал, видимо, сожалеет о своей обмолвке.

-- Вы только не переусердствуйте с допросом. Пусть отдохнет.

-- Он уже десятый сон видит, Коленька. А я Киев запрашивал. Значит, слухай сюда. Есть у тетеньки братик. Сама она тоже из города Киева. Вообще-то родились они в Николаеве, потом переехали с родителями в Киев. Брат живет в Киеве, -- продолжил Снегов, -- на улице генерала Ватутина. Работает в университете, преподавал химию. Сына устроил на экономический факультет, где с восьмидесятого по восемьдесят шестой год училась Наталья Николаевна Терехова, урожденная Оношенко. Их родители могли быть представлены друг другу, но исключительно по службе.

-- А они сами?

-- Я рассказал все, что удалось установить. Все-то все, но, конечно, они были знакомы... -- убедительно произнес Снегов.

-- Это не факт, не факт, Ваня.

-- Коленька, у тебя очень способная, а главное, неутомимая помощница. Женечка получила подтверждение, что Никита Семенович Крекшин -- а именно такая фамилия у Семена Сергеевича и девичья у Вероники Сергеевны Сапаровой, так вот Никита Семенович Крекшин, 1962 года рождения, сотрудник центрального офиса "Севресурса", поехал в прошлом месяце на Кипр отдохнуть и до сих пор находится в отпуске.

-- Откуда?

-- Как откуда? -- удивился Снегов, поняв, про что спрашивает коллега. -- Все очень просто. Установили все места службы, последнее место, там -сослуживцы, потом -- погранконтроль, турфирма. А ты говоришь, не знакомы... Они в одной группе в один отель прилетели: и Никита, и Тереховы. Теперь Терехов с пробитым черепом в больнице, жена Терехова считает его канувшим в Лету и опознает тебе хоть Брежнева, ей нужно мужа поскорее признать умершим официально, чтобы вступить в права наследства и укатить с этим Никитой своим в неизвестном направлении, а у тебя в Уренгое труп неизвестного...

-- Уже известного, как мне кажется. Ваня, запроси все, что можно, об Андрее Олеговиче Сенокосове, директоре Департамента безопасности все того же "Севресурса". Да, Ваня, ну и каша у нас с тобой, только успевай расхлебывать...

Нестеров как-то совсем забыл про Полковского, который как ни в чем не бывало дремал в кресле.

Накинув пиджак, Нестеров и вышел из номера. По обе стороны от него тянулся длинный, устланный ковровой дорожкой коридор, вдали заканчивающийся освещенными холлами. Возле лестницы в обоих концах коридора сидели дежурные по этажу. Подойдя к двери Наташиного номера, он прислушался: оттуда раздавались непонятные звуки, сдавленные, бессильные.

Одним движением ноги он выбил запертую дверь. Наташа, привязанная к стулу, с залепленным пластырем ртом, сидела посреди комнаты в темноте, так что Нестеров сначала натолкнулся на нее, а уж потом сообразил включить свет. Не успел он вернуться к ней, чтобы развязать веревку, как глухой тяжелый удар снова погасил свет. Нестеров упал: это не свет погас, а он плавно потерял сознание.

-- Ну, в чем дело, гражданин? -- тонким женским голосом спросил милиционер, входя в квартиру Миши Моисеева. -- У вас, может, мания преследования или паранойя?

Но вдруг он остановился, остолбенел.

-- Откуда это?..

На стене напротив окна зияла здоровенная выбоина, словно кто-то пробовал подняться к потолку с помощью альпинистского молотка, да стена откололась. Комната наполнялась холодным воздухом, оконное стекло было полностью разбито, осыпалось, оголив черную северную ночь.