Киллеров просят не беспокоиться - Сергей Лукницкий

Нестеров собрался с трудом. Особенно тяжело далось оружие, которое никак не хотело попадать в кобуру под мышкой.

-- Что-то с коор-на-динацией, -- едва выговорил Нестеров, -- Нахрапов, к доске!

Нахрапов мирно спал, сложив руки на столе и уронив на них буйну вихрасту головушку. Его большое белое тело расплывалось в нестеровских глазах, к которых стояли непролитые слезы.

-- Никогда еще не видел белых бегемотов, -- шептал он и плакал, слабой рукой гладя бывшего своего студента по спине.

Потом ему показалось, что он в аудитории и сбивчиво рассказывает про происхождение милиции. Оказывается, слово это, как и сами стражи порядка, ведет свое начало из Древнего Рима. Когда свобода докатилась до того, что мужчинам было разрешено спариваться прямо на улице (мужчине и женщине это не возбранялось от начала демократии), свободные граждане этого города

заявили протест, ибо сие зрелище мешало им пользоваться своей свободой -- не видеть этого. И тогда был найден компромисс: специально подготовленные люди должны были немедленно покрывать прелюбодеев простынями. Отсюда и слово милиция: militio -- покрывать. Правда, ни один свободный гражданин города Рима не пожелал идти на такую службу, и поэтому первую милицию набирали из рабов. Сегодняшняя милиция тоже иногда покрывает -- и, в сущности, то же самое. Она покрывает преступления. Рабское занятие.

Трезвея, Нестеров вспоминал, что его студенты, особенно служащие в органах внутренних дел, не очень любят эту историю, но при этом он продолжал ее рассказывать: разве можно выкидывать слова из песни? Полковский спал -не слышал. Или делал вид...

Над банькой мирно притаилось объявление, прилепленное сюда каким-то остроумцем: "В женской одежде -- просьба не заходить".

2

Полковский умудрился пройти в салон самолета вместе с Нестеровым. Поставил сумку и присел на ручку кресла.

-- Увидимся или нет? -- спросил он Нестерова.

-- Разве только в Москве. У нас переводы, как у военных, не положены. Работаешь и работай на своем месте, ты здесь живешь, у тебя здесь дом, дети, жена...

Полковский сконфузился.

-- Я даже не думаю об этом, с чего вы взяли?

-- Читаю мысли и думаю, что как только у меня в управлении объявится вакансия, мы тебя вызовем.

Полковский улыбнулся своими и без того узенькими глазами-щелочками и покачал головой.

-- Мне не надо, это Нахрапов мечтает. А мне и здесь хорошо. Но если прикажут, переберусь.

-- Кстати, а где же Нахрапов?

In vino veritas. Как они оказались в самолете, ни Полковский, ни Нестеров не помнили. Но Полковский час назад отчетливо видел, как полуголый Нахрапов выбежал из гостиницы на ступени вслед за отъезжающими "жигулями".

Нахрапов сел в поджидавшую его "Волгу", однако вспомнил, что на нем из одежды только березовый веник, пришлось ему за одеждой вернуться. Вбежав в здание аэровокзала, он ринулся к московскому рейсу и осмотрел всех пассажиров, разворачивая их к свету: Нестеров как в Лету канул...

Один из тех, кого он так вот развернул, был заместитель генерального прокурора Ксенофонт Медведко, инкогнито совершающий аэровояжи по России -- в качестве государева ока, тайно пытающийся дознаться: нет ли где измены?

Ему-то и попытался объяснить уренгойский прокурор, что все латинские изречения Нестеров взял из французской книги, автор которой уже умер. В книге действуют четыре королевских СОБРовца против ППС кардинала, и у одного из них, самого молодого, -- не встает на миледи и -- армянская фамилия...

Заместитель гениального прокурора великой страны, читавший в основном подшивку газеты ЛДПР (в зале VIP ничего другого не водилось), книгу, пересказанную Нахраповым, не вспомнил и по возвращении в Москву в присвоении рассказчику очередного чина -- отказал.

3

В полдень Николай Константинович Нестеров подходил к небольшому облупившемуся дому на улице генерала Ватутина. Проверив на всякий случай пистолет и расстегнув кобуру, он позвонил в дверь второго, верхнего этажа. Дверь открыла девушка, испуганно посмотрела на Нестерова.

-- Вы к кому?

-- Семен Сергеевич Крекшин здесь проживает?

-- Семен Сергеевич сейчас в университете, на кафедре, а вы кто?

-- Я его московский коллега, преподаю в МГОУ, только на правовом факультете. Вы его родственница?

-- Жинка, -- ответила девушка, очевидно, привыкшая к паузе, возникающей вслед за этим.

Она провела Нестерова в квадратную комнату, с одним выходящим в парк окном. В комнате было темно, деревья перед окном раскачивали желто-бурыми кронами, как будто море дыбилось и бурлило в оконной раме.

-- А у вас тут, оказывается, еще осень, еще желтые листья... -вздохнул Нестеров. -- Жаль, что не застал старого приятеля. Нестеров моя фамилия, не слыхали?

-- Ни. Та вы проходьте, сидайте. Може, пообидаете? Я зараз!

Девушка метнулась в сторону кухни, но Нестеров категорически отказался. Девушка принялась уговаривать, клясться, что нальет ему "зовсим трошки борщча", но Нестеров пригласил девушку к письменному столу в комнате.

У нее был поразительно испуганный взгляд, она была напряжена, от каждого шороха и вздоха деревьев за окном она сжималась, будто ее собирались бить.

-- Так вы жена Семена Сергеевича? Вот сукин сын, что ж он не пригласил на свадьбу, я бы хороший подарок сделал. А ну давайте сюда фотоальбомы, хоть так посмотрю. Я, конечно, вижу, какую чудную молодую жену выбрал себе. Как же вы решились?

В пылу своего актерского монолога Нестеров однако заметил, как девушка заплакала. А она быстро увернулась от его взгляда, встала, пошла доставать альбомы. Молча.

-- Вот.

-- А как вас зовут, дорогая моя?

-- Марина. Марина Лебедева.

-- Ох, и фамилия под стать самой, -- все больше распалялся Нестеров, -а что ж не поменяли?

Он жадно листал страницы альбома, приговаривая, что до него дошли слухи про их свадьбу, но он не верил. Специально выбрал транзитный рейс, чтобы забежать к другу, удостовериться. Пролистав половину альбома, Нестеров увидел фотографию сына Крекшина. Он незаметно потянул ее из целлофановой ячейки, раздумывая, как бы ему этот снимок присвоить.

-- А что, Мариночка, может, напоите меня молоком? А если есть, то и ломоть хлеба отрежьте. Аж слюнки потекли, как вспомнил вкус настоящего молока и вашей украинской гарнаутки -- каравай такой, да?

Марина просияла и побежала на кухню. Нестеров быстро пролистал альбом.

-- А сынок Семена Сергеевича был на свадьбе? -- спросил он входящую с подносом хозяйку.

Она поджала губы, будто что-то резануло ее внутри.

-- Был.

-- Он ведь в Москве живет, шельмец. Хоть бы разочек зашел. А не знаете, в каком районе? Может, слышали? Я бы сам к нему наведался, честное слово.

Марина отрицательно покачала головой.

-- Этого никто не знает. Он очень независимый. С отцом почти не общается.

-- Ай-ай-ай. А ведь отец вырастил его, образование хорошее дал. Экономическое?

Она кивнула и поставила на стол кувшин и стакан с молоком, тарелку с хлебом и мед. Ей было от силы лет восемнадцать. В облегающей белой футболочке и джинсах она напомнила Нестерову собственную дочь и этим поразила его.

-- А можно, я вот эту вашу общую фотографию конфискую? -- спросил Нестеров. -- Да что с вами, Маринушка, уж не заболели ли вы?

Она глубоко задышала, затряслась, но промолчала и на сей раз. На фотографии, которую выбрал Нестеров для официальной конфискации, в сборе была вся семейка: брат и сестра, Марина и младший Крекшин. Да, он видел Никиту, теперь он совершенно точно был уверен в этом. В какой-то далекой, другой жизни Нестерова они пересекались, но вот на каких орбитах, вспомнить пока не мог.

Нестеров чувствовал, что Марина чем-то угнетена, но отнес это на счет неравного брака. Судя по фотографии, шестидесятивосьмилетний профессор химии был еще недурен собою, высок и осанист, но никто не стал бы утверждать, что он тянет на секс-символ Киева. Обвислые щеки и старческую их желтизну не смогла скрыть красочная пленка.

Нестеров решил, что он не так уж мало почерпнул из этого визита, все лучше, чем если бы хозяин оказался дома. Он встал и устало попрощался.

-- А вы не зайдете к нему на кафедру? -- спросила девушка на прощание.

-- Пожалуй, уже не успею, -- вздохнул Нестеров. -- А я еще хотел в Лавру зайти, раз уж недалеко здесь оказался. Передавайте огромный привет. Желаю вам семейного счастья и любви.

Марина вдруг схватила его за руку и резко остановила. Нестеров немного взволновался.

-- Подождите меня, хорошо? Поможете мне вынести чемоданы, хорошо?

Нестеров согласился, но все-таки спросил, куда это собралась новобрачная. Уже на лестнице, с искаженным лицом, толкнула ногой, захлопнула дверь и зло проговорила, причем на чистом русском языке:

-- Новобрачная? Елки. Контракт новобрачная расторгает. Пусть его сынуля хоть зарежет меня. Я с этим вонючим маразматиком за его деньги больше жить не хочу. Это стоит слишком дорого. Гораздо дороже, чем те две тысячи долларов, которые они мне платят. А институт... В другой поступлю, где зайти за пятеркой преподаватели не зовут на дом.