Мой ледокол, или наука выживать - Леонид Токарский

Особой статьёй являлись всякие общественные дисциплины. Там я тоже не готовился. По вопросам марксистской философии я отвечал всё, что я думаю, только наоборот. То, что неправильно, жестоко, нелогично и нечеловечно, обеспечивало мне пять баллов. Меня всегда поражала эта «антилогика». Я издевался, а меня объявляли отличником.

Во время учёбы в институте приходилось сталкиваться с однокурсниками моего брата, которые уже преподавали в ЛКИ. Они знали меня по предыдущим «подвигам». Дело в том, что когда Боря был студентом, он брал меня иногда на свои студенческие сборы. Мне тогда было лет 13–14. На сборах они часто баловались и приставали к Боре, помериться силами или побороться. Брат всегда отказывался и предлагал вместо себя — меня. Победите, мол, сначала младшего брата, а потом поговорим. Я был физически сильным и с достоинством отстаивал честь семьи. Борин однокурсник, Саша Фёдоров, доктор наук и профессор, преподавал «Прочность корабельных конструкций». Он гонял меня на экзамене около часа. Саша делал это не для того, чтобы «завалить». Ему, просто было интересно, чего я стою и что знаю, чтобы потом рассказать друзьям про борькиного брата. (Он сам сказал мне об этом после экзамена). Оценки меня не интересовали, речь ведь шла не о получении стипендии. Предмет я знал и с удовольствием подыгрывал ему, не прося пощады. Саша поставил мне 5 баллов. Между прочим, в техникуме и в институте у меня была проблема и с преподавателями, знавшими моего отца. Но они специально не «гоняли» по предмету. Много расспрашивали об отце. Всегда вспоминали его с большим уважением. Спрашивали только — видел ли отец то, что я начертил или спроектировал.

Рассказывал им всегда правду что каждый чертёж отец заставлял переделывать по 10–12 раз. Они смотрели на представленную работу и, не проверяя, ставили 5 баллов. Отец не разрешал мне пользоваться стирательной резинкой. Чертежи всегда были очень чистые и чёткие. Это бросалось в глаза.

Учёба в институте открыла передо мной широкие возможности. Я чувствовал нехватку теоретических знаний. Учился я запоем. Со второго курса стал отличником ЛКИ и оставался им до окончания института. На шестом году учёбы мне был вручен золотой знак отличника ЛКИ. На церемонии вручения золотого знака ректор института объявил, что я — единственный студент вечернего факультета, который этого удостоился. За время учёбы было опубликовано в журналах «Технология судостроения» и «Труды ЛКИ» несколько моих научных статей. От Ленинградского Совета изобретателей получил звание «Почётный изобретатель».

В ЛКИ было много хороших профессоров-теоретиков таких, как профессор Золотов, и я этим воспользовался. Я пришёл к декану и попросил, разрешения все мои курсовые работы выполнять по мною же выбранным темам. Подумав, он разрешил. Сложилась интересная система. Мне по работе требовалось найти решения необычных и сложных технологических задач, необходимых для функционирования кораблей на новых принципах движения. Ткач не ограничивал меня в средствах. Он практически разрешал делать на заводе все, что необходимо. Я ставил задачу для решения, затем строил лабораторные стенды для испытаний, покупал то оборудование, которое считал нужным. Инженеры завода и контрольные мастера работали по схемам, полученным от меня. Они проводили испытания и собирали статистику. Вечером я шёл в институт и решал вместе с моими преподавателями теоретическую сторону проблем. В каждом курсовом проекте я завершал и фиксировал часть одной общей большой задачи. Пять месяцев отпуска, выделенные мне на заводе для подготовки диплома, я использовал для систематизации и окончания исследований и разработок. На защите дипломного проекта выступил профессор Золотов и сказал: «Леонид Натанович сделал дипломную работу на уровне, превышающем обычные требования к дипломному проекту инженера. Я предлагаю рассматривать эту работу, как достойную присвоения научной степени кандидата технических наук». Мне предложили сдать кандидатские экзамены и перезащитить эту работу на степень кандидата наук.

Так и записали в протоколе Государственной комиссии. Мне повезло, учитывая, что такое решение имело силу только при наличии в составе Государственной комиссии не менее трёх докторов наук.

После получения диплома инженера, мне предложили перейти в Ленинградский Кораблестроительный институт для продолжения научной и преподавательской деятельности (лекции в институте я читал уже с четвёртого курса).

Передо мной открывалась заманчивая научная карьера.

Глава 15

Подготовка к броску

Работа на Невском Морском заводе была очень интересной. Она требовала от меня много мозговой и физической энергии. Я жил полной жизнью и любил то, что делал. Ткач создал мне великолепные условия, в том числе двухкомнатный кабинет. Во второй комнате стоял диван-кровать. Я часто оставался ночевать на работе, особенно когда проходили испытания. У меня была хорошая секретарша — Наденька, милая девушка, совсем молоденькая и души во мне не чаявшая, Надя оберегала от всех напастей, заботилась обо мне и о моём желудке. Наденька была моей правой рукой.

В один из дней, когда я проводил совещание, Наденька зашла в кабинет и шепнула мне на ухо, что звонили из проходной. Там стоит какой-то пьяница и очень просит меня вызвать. Я вышел. У турникета стоял Витька Васильев. Он служил на ПM-130 в соседней команде. Вид у него был явно небоевой — опухший, с чёрными кругами под глазами, в грязной одежде. Мы обнялись. Он рассказал, что вернулся со службы импотентом. Затем спился, стал алкоголиком. С работы везде выгоняли. Пробовал лечиться. Жена, зная, что ему нельзя пить, покупала ему бутылку водки и приводила любовника. Как только он выпьет и отключится, жена тут же тащила любовника в кровать. Сейчас Витька пришёл наниматься на работу. Я посмотрел его трудовую книжку. Он нигде не работал больше двух-трёх месяцев. Я зашёл в отдел кадров и попросил принять под мою ответственность. Его приняли. Через неделю позвонил начальник отдела кадров и сообщил, что Васильев исчез. Больше я его никогда не видел,

В ЦМКБ «Алмаз» работали два выдающихся еврея. Одного звали Моисей Ильич. Он был замечательный человек и великолепный инженер. Моисей Ильич учил меня мыслить и жить технологией. Он занимал должность главного технолога завода, а потом ЦМКБ, и был одним из тех, кто дал мне путёвку в профессию. Я встретил его несколько лет назад на Васильевском острове. Он шёл с кошелкой в магазин. Выглядел плохо. Мы сели на скамейке в сквере. Он долго расспрашивал меня об Израиле, о том, чем занимаюсь и чего достиг. Я рассказывал. Он сказал мне, что я был самым талантливым и любимым его учеником, что всегда мной гордился и был уверен, что преуспею в любом месте. Моисей Ильич рассказал, что через некоторое время после моего отъезда, их собрали, и они должны были меня осудить. Он осудил, но не сильно. Потом сказал, что всегда завидовал моему бесстрашию; хотя и не знал всей моей военно-морской эпопеи. Ему неприятно было вспоминать о том, что он всегда боялся властей. Моисей Ильич рассказал, что государство его бросило с крохотной пенсией и сыном-инвалидом. Я пробовал предложить ему помощь, но он категорически и безапелляционно отказался.