Несладкая жизнь - Маша Царева

– Я… Даже не знаю. – Настя все еще не решалась глаза на него поднять. – Это так неожиданно. Я должна подумать.

– Долго думать не получится. А если я скажу, что платить тебе будут три тысячи евро, это как-то повлияет на твое решение?

– Ско-олько? – недоверчиво протянула она.

– У нас увольняется первый ассистент шеф-повара. Он получал четыре, но тебе я сразу столько предложить не могу.

– Но это… Бред какой-то… Неужели простой повар может столько…

– Простой повар – нет, – перебил Антон. – Но мое кафе – одно из самых модных в городе. Туда ходит вся, так сказать, элита. Люди гордятся тем, что у меня побывали. У нас на входе фейсконтрольщик, лишь бы кого не пускаем. Есть два VIP-зала. Один для простых випов, попсовых звездунов, бизнесменов, моделек, удачливых фавориток. А другой – для настоящих больших шишек, олигархов, заезжих знаменитостей. Сама понимаешь, какой должен быть уровень кухни, чтобы все эти люди и дальше продолжали к нам ходить.

– И ты всерьез считаешь… Что этот уровень могу обеспечить я? Выпускница провинциального кулинарного техникума? Девушка, которая на набережной Углича пирожки для иностранцев пекла? – Насте стало смешно, но это был тот нервный мелкий смех, который не вызывает желания улыбнуться в ответ.

– Не прибедняйся. Ольга о тебе рассказывала. Она говорила, ты даже в своем захолустье почитывала «Гастрономъ». И я здесь не в первый раз имел возможность попробовать твою стряпню… Хотя слово «стряпня» меньше всего подходит к тому, что ты делаешь. Скорее это творчество, искусство. Может быть, тебе недостает техники, но этому ты быстро научишься у нас… Самое главное – ты вкладываешь душу. В каждом твоем пирожке чувствуется твой характер… Читается информация, которую ты хотела с помощью этого блюда сообщить. Как сегодняшний торт, – его глаза потеплели, а Насте снова стало неловко.

– Торт я сделала по просьбе Оксаны. И вложила в него то, что она попросила вложить… Но я впечатлена. Не каждому дано прочитать и понять такую информацию, а ты…

– Я всего лишь скромный профессионал, – улыбнулся Антон. – Я уже все придумал! Специально под тебя мы изменим десертное меню! Я позволю тебе внести в него твои фирменные пирожные! Я разрекламирую твое имя, и люди будут приходить к нам специально из-за тебя.

– Все равно как-то странно это все, – зябко поежилась Настя. – Меня настораживает, когда вот так, в одну минуту предлагают изменить всю жизнь…

– А что, уже предлагали? – прищурился Антон. – Ладно, решать тебе. До понедельника тебе хватит времени подумать?

– Думаю, да, – нервно сглотнула Настя.

– Вот и замечательно. Но я бы на твоем месте даже не сомневался. Такой шанс один раз в жизни дается.

Давид Даев не мог уснуть без транквилизаторов. Ему все казалось, что он в комнате не один. Он почти физически ощущал рядом ее, Лизу, спокойную, бледную, мертвую, с запекшейся кровью в белокурых волосах. Он мог бы поклясться, что слышит ее равнодушное дыхание. Чувствует запах ее пряных духов. Видит очертание ее силуэта на фоне темного окна.

Ей было всего шестнадцать лет.

Шестнадцать!

И она была редкой красавицей – потом уже ему показали ее портфолио. Точеное строгое лицо, как у голливудской актрисы из прошлого. Натуральная блондинка. Космос в огромных серых глазах. Неудивительно, что он на нее запал. Может быть, у них что-то и получилось бы. Если бы она сейчас была жива.

Служба безопасности отца сработала оперативно. Через двадцать минут после телефонного звонка в дверь тихонько поскреблись. Их было трое – все словно однояйцевые близнецы, высокие, широкоплечие, с невнятными какими-то лицами и тихими шелестящими голосами. Давида и Артема вежливо попросили удалиться. А когда они вернулись, никакого трупа в квартире не было, и крови на полу ванной не было тоже.

Но так просто обо всем забыть не получилось – о смерти Лизы много говорили. Некоторые помнили, что в последнюю свою ночь она была на домашней вечеринке Давида Даева, но никто не смог рассказать что-либо вразумительное. Зато нашлись «свидетели», видевшие, как она уходила. Ее тело нашли в кустах, на набережной Москвы-реки. Поговаривали, что ее изнасиловали, перед тем как голову разбить.

Шестнадцать лет. Совсем одна в Москве. Родители отпустили дочку работать в модельное агентство.

Давид медленно сходил с ума. Не спасал кокаин. Не успокаивала травка. Не действовал алкоголь.

Он записался в китайский центр здоровья на сеанс рефлексотерапии. Доктор со спокойной улыбкой и мудрыми раскосыми глазами пообещал снять стресс. Включил диск с шаманскими барабанами, зажег сандаловые благовония и воткнул Давиду в переносицу длинную тонкую иглу. Давид подскочил как ошпаренный, выбил из рук доктора чашу с подогретым ароматическим маслом. По его носу стекала теплая капелька крови. Он сам выдернул иглу и сбежал, не заплатив.

В последнее время он много ходил пешком. Все равно куда, лишь бы двигаться вперед, ни на минуту не останавливаться, всю Москву внутри Садового кольца исходил. Иногда его узнавали, подбегали за автографом. Но он смотрел так, что люди испуганно пятились назад.

Он заказал в модельном агентстве эскорт. Роскошную двадцатипятилетнюю бабу, брюнетку-роковуху, с порочными африканскими губами и насмешливым взглядом зеленых глаз. Брюнетка, как могла, отрабатывала пятисотдолларовый гонорар. А у него не получилось. Она танцевала стриптиз, он равнодушно смотрел на огромные колышащиеся груди и не чувствовал ровным счетом ничего.

Он то замыкался в себе, не отвечал на телефонные звонки и даже однажды в каком-то яростном порыве спустил свой Vertu в унитаз. То, наоборот, кидался общаться со всеми подряд, много говорил, строил планы, фонтанировал остротами, записывал случайных знакомых в лучшие друзья. Однажды в таком приступе человеколюбия Давид купил кольцо с пятикаратником и букет из ста одиннадцати белоснежных роз и вызвонил Диану Мамедову.

– Я стою у твоего дома, немедленно спускайся, – приказал он.

С тех пор, как она вернулась из Буэнос-Айреса, они не виделись, но несколько раз говорили по телефону. Диана оттаяла, но все еще пыталась разыгрывать обиженную невинность. Но судя по тому, что отец все-таки подписал контракт с банком Мамедова, дуться она собиралась недолго.

Она пробовала спорить – родители дома, она не накрашена, собиралась спать. Он и слушать ничего не пожелал.

Диана спустилась к нему в плюшевом спортивном костюме инфантильно розового цвета и наброшенном сверху белоснежном норковом пальто. В последнее время они виделись редко. Настолько редко, что она и не подозревала, что с ним творится. Он врал ей о занятости, о том, что открывает продюсерский центр и живет на работе.