Несладкая жизнь - Маша Царева

С того дня ее повсюду преследовал образ Антона. Его обсуждали и в гостиной, и на кухне.

В гостиной Оксана рассказывала Ларочке и Лерочке:

– Думаю, что он лучший любовник, которого только можно пожелать. Опытный, страстный, и сразу видно, что голодный. Жена-то у него чем-то больна. Странно, что я раньше на него внимания не обращала.

– Но он друг твоей матери, – скептически ухмыльнулась Лерочка. – Он тебя так давно знает… Вряд ли рассматривает тебя как сексуальный объект.

– Еще как рассматривает! – гордо подбоченилась Оксана. – А зачем он, спрашивается, тогда пришел? Сумку приплел какую-то. Да что же я, не вижу, как он смотрит на меня? Так и пожирает глазами.

– И что ты собираешься делать? – спросила Ларочка. – Ждать его инициативы?

– В наше время глупо ждать инициативы от мужчин, – фыркнула Оксана. – Приглашу его в Барселону на уик-энд… На этой неделе и позвоню. Только надо сразу записаться на эпиляцию и накупить в «Дикой орхидее» нового белья.

Тем временем в кухне домработница Анюта изливала душу Насте.

– У него такой взгляд, тако-о-о-ой… А ты видела его руки? Говорят, что если у мужчины большие руки, то и все остальное хозяйство тоже в полном порядке.

Наверное, мир перевернулся: в моду вошел целлюлит, всем желающим в клиниках пластической хирургии вгоняют в бедра лишний жир (тысяча долларов за килограмм, донорами выступают пингвины), Элтон Джон стал бабником, а компания «Hermes» выпустила миллионный тираж сумочек Kelly, ну а Оксана, Оксана Шмакова, впервые доброжелательно улыбнулась Насте и даже попросила ее о дружеском (!) одолжении.

Она так и сформулировала:

– Можно тебя о дружеском одолжении попросить?

Настя поперхнулась утренним бутербродом от изумления.

Во-первых, молодая хозяйка сроду не появлялась на кухне в половину седьмого утра. Хотя нет, было пару раз, но тогда рассвет был для нее не совсем утром, а утомительным завершением затянувшейся ночи – на заплетающихся шпильках она ковыляла к холодильнику и в посткокаиновом голоде пожирала все подряд. Сейчас же Оксана была свежа, румяна, умыта, причесана, слегка подкрашена и подозрительно возбуждена.

Во-вторых, между ними не теплилось даже намеков на возможную дружбу. Скорее наоборот – Настя то и дело ловила на себе неприязненные Оксанины взгляды – даже непонятно, чем могла не угодить повариха, обслуживающий персонал, мелкая сошка, такой концентрации самолюбования, как хозяйкина дочь. Она знала, что Оксана приклеила к ее образу нелестный ярлычок «лохушка». Так и рассказывала о ней подругам:

– Вчера наша лохушка надела колготки с босоножками. Деревня.

Или:

– А лохушка-то наша какова, читает с карандашиком Гурджиева! Просветленная деревня.

Или (самое обидное):

– А вы видели руки этой лохушки? Как у грузина! Как бы намекнуть ей об эпиляции?

Настя тогда заперлась в комнате и долго свои руки рассматривала. Ничего особенного, светлый полудетский пушок. Но к сведению приняла – записала в пухлеющий с каждым днем блокнотик: купить крем-депилятор.

В общем, недолюбливала ее Оксана – это факт. И тут такое. Дружеское одолжение.

А может быть, подвох? Ищет новую причину поиздеваться над «лохушкой»?

– Конечно, можно, – сдержанно улыбнулась Настя.

– Мне нужен шоколадный торт, – заговорщицки понизила голос Оксана. – Можешь сегодня сделать?

Просьба была более чем естественной. Настя – повар, Оксанина мать платит ей зарплату. Но почему-то Настя оторопела от удивления. Врожденная интуиция сразу включила внутреннюю пожарную сигнализацию.

– Могу, конечно… А в чем одолжение? Это вроде бы моя работа – торты вам готовить.

– Зришь в корень, умница, – снисходительно похвалила Оксана. – Я специально будильник поставила, чтобы к тебе сунуться. Все надо сделать прямо сейчас и так, чтобы никто об этом не знал. Торт принесешь в мою комнату. Договорились?

Это что-то новенькое. У молодой хозяйки на нервной почве развилась булимия?

– Да, это должен быть самый вкусный торт в мире, – серьезно продолжила Оксана. – Нежный, как… само искушение. Чувственный. Там должно быть очень много шоколада, очень. Я знаю, у тебя получится. Это должен быть… сексуальный торт, если ты понимаешь, о чем я говорю.

– Понимаю, – усмехнулась Настя. – Я всегда говорила, что у секса и наслаждения едой одна природа. У меня даже есть своя теория. Фаст-фуд – это быстрый перепихон, haute cousin – тантрический секс…

– Вот и умница, – перебила Оксана, нетерпеливо топнув ногой, обутой в декорированную лебяжьим пухом домашнюю туфельку. – Я подаю этот торт мужчине. Он сегодня в обед к нам зайдет. Учти – я буду говорить, что приготовила это сама. Специально для него. И если проговоришься…

И в Настиной голове вдруг сложился нехитрый паззл намечающегося водевиля. Она, конечно же, сразу поняла, что «сексуальный торт» предназначается для Антона.

Шоколад, тягучий, сочный, восковыми потеками застывающий на пропитанном кофейным ликером бисквите. Нежнейшее безе, райской сладостью тающее на языке. Густые взбитые сливки. Квинтэссенция плотского наслаждения. Райское яблоко, желанное, опасное, грешное. Больше, чем просто десерт. Намек, начало смелой фантазии, искушение. Такой торт нельзя запросто купить в магазине. Нельзя заказать его шеф-повару модного кафе. Такой торт готовят для мужчины, для одного-единственного. Это магия, приворотное зелье, дурман-трава.

Не еда, а любовная прелюдия, искушенная ласка, первый поцелуй, страстный, горячий, смелый, когда, как степной кочевник на юную пленницу, вожделенно накидываешься на его приглашающий рот, и кусаешь, и лижешь, словно душу его высосать хочешь.

Он явился в половине пятого. Ольга Константиновна отбыла в очередной SPA нежить тело, пленниками которого стали ее разбитое сердце и сломленный дух. Оксана вырядилась, как на бал дебютанток, – в пене нежных молочных кружев ненароком мелькнет красиво изогнутая спина, персиковый румянец свеж, как сама весна, губы соблазнительно блестят.

Анюта ходила мрачнее ночи.

– Может, натолкать ей в туфли стекловаты? – пробурчала она, ни к кому конкретно не обращаясь, но находясь в непосредственной близости от Насти.

Та сочувственно посмотрела на ее спину – Анюта стояла, отвернувшись к кухонному стеллажу, ее маленькие ловкие ручки переставляли с места на место кастрюли. Ей надо было непременно что-то делать, двигаться, чтобы выпустить пар.

– Да, потерять работу и оказаться на улице, опозоренной. Очень умно.

– Ну вот зачем она так делает?

– Как? – усмехнулась Настя. – На этом Антоне разве написано, что он твой? Он вообще женат, так что вы обе хороши.