Золотая дева - Анна и Сергей Литвиновы
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Несчастная женщина пробормотала:
– Елена Анатольевна… Я приношу вам свои самые искренние, глубочайшие извинения…
Тишина.
– Я… я работаю на этом рынке уже семь лет… И заверяю вас: это первый подобный случай…
А Кривцова наконец выплюнула:
– Пункт 2.2.3. Агентство гарантирует соблюдение полной конфиденциальности. Пункт 2.2.4. Агентство произвело всестороннюю проверку сотрудника и гарантирует заказчику его абсолютную благонадежность. Пункт 2.2.5. Направляемый в семью заказчика сотрудник предупрежден о недопустимости любых не согласованных с заказчиком контактов с прессой.
И тихо, но яростно добавила:
– А ты, б…дь, сука вонючая, кого мне прислала?!
Евгения Юрьевна опустила глаза. Похоже, все. Безупречной репутации ее агентства – конец. А может, и ей самой тоже. И как этому противостоять? Где она – хозяйка небольшого агентства, и где Елена, мультимиллионерша, владелица огромной спортивной империи?! Схватит своими остренькими зубами, разжует и даже не поперхнется.
И беда даже не в том, что няня работала в семье по чужим документам. Это теперь отошло на второй план. Главное – что та посмела прополоскать чужое грязное белье на людях. И как лихо! На центральном канале выступила. По всем статьям Кривцову уничтожила.
Оставался единственный шанс попробовать спихнуть все на Макара Мироновича. Ведь явно же с его подачи Настя словно птичка-соловушка распелась. И, конечно, извиняться, извиняться и еще раз извиняться. Тогда, может, и пронесет.
Евгения Юрьевна прижала руки к груди:
– Елена Анатольевна! Я… я почти уверена: Настя не хотела давать этого интервью! Она порядочная женщина, она не такая… Но вы же сами знаете, что за человек ваш муж! Это он, наверняка он ее вынудил – сами понимаете, для каких целей. Пригрозил. Не оставил ей выбора…
На языке, конечно, вертелся вопрос, а правда ли насчет фигуриста-то, но задавать его Евгения Юрьевна не стала бы и под дулом пистолета.
Кривцова неожиданно жалобно произнесла:
– А ведь я доверяла ей. Считала: недалека, глупа, но нормальная, адекватная тетка…
– Да как ей было остаться в стороне? – вздохнула Евгения Юрьевна. – Здесь, на Рублевке, ни один развод миром не заканчивается. Любые средства в ход идут…
«И вообще, сама виновата. Что не перетянула няню на свою сторону, а позволила это сделать своему мужу».
Евгения Юрьевна поймала себя на мысли, что ей, безусловно, жаль униженную Кривцову. Но только жалость в их кругах – эмоция деструктивная. Раз жалеешь, значит, не уважаешь. Кривцова сама виновата, что проиграла. Хотя могла бы предвидеть. И не допустить такого-то позора, на всю страну!
«А человека, которого жалеешь, нечего и бояться», – успокоила себя Евгения Юрьевна. И мягко произнесла:
– Еленочка Анатольевна, миленькая… Я, конечно, не буду перед вами оправдываться. И права такого не имею, да и поздно уже. Но ведь няня-то моя в вашем доме почти пять лет проработала. И ни единого к ней нарекания, кроме сущих мелочей. Хотя полно случаев, когда персонал хозяев обкрадывает. И в роли наводчиков выступает. И над детьми издевается…
– Вы что, прикажете вас еще и благодарить? – саркастически произнесла Кривцова.
– Нет, нет, что вы, мне и мысли такой в голову не приходило! – закудахтала директриса агентства (чувствуя себя, впрочем, все увереннее и увереннее). – Я просто пытаюсь вам объяснить, что у Насти другого выхода не было. Ей ничего не оставалось, как сделать свой выбор… А Макар Миронович, наверно, денег ей предложил. Много. Нереально много для украинки, у которой ни кола ни двора. Кто ж тут устоит…
«Хотя ты могла бы этого и не допустить. Почувствовать, что против тебя собственный муж затевает, и принять контрмеры. А ты все прохлопала…»
Елена Анатольевна словно бы потухла. Устало опустилась в гостевое кресло. В глазах ее блеснули слезы…
«Плачь, плачь!» – мысленно приказала Евгения Юрьевна.
С плачущим клиентом общаться куда безопаснее и легче, чем с тем, кто кипит от ярости.
Однако Кривцова лишь на секунду прикрыла лицо руками. И сухо, деловито произнесла:
– Мне нужно срочно связаться с Марией Долининой.
– Что? – слегка опешила хозяйка агентства.
– Я хочу поговорить с новой няней. С Машей, – терпеливо повторила Елена. – Как мне это сделать?
– Но разве у вас нет ее номера телефона?..
– Разумеется, есть, – начала раздражаться Кривцова. – И, разумеется, он выключен, Макар уж об этом позаботился. У себя дома Мария тоже не появляется. А ее родители мне сообщили, что их дочь в течение ближайшего месяца будет работать без выходных. И связаться с ней невозможно.
Она откинулась в кресло и властно добавила:
– Поэтому я хочу, чтобы вы вызвали ее сюда, в агентство. И будьте добры сделать это как можно быстрее.
– Но… каким образом? – растерялась Евгения Юрьевна. – Как я ей это объясню?
– Мне плевать, как вы будете ей объяснять, – отрезала заказчица. – Только не забывайте: нанимала Долинину я. И комиссию вашему агентству за нее тоже заплатила я. И я, работодатель, желаю немедленно увидеться со своей подчиненной.
«Ох, ситуация… Кривцова – безусловно, в своем праве. И няню, конечно же, можно вызвать… допустим, приложение к договору подписать. Но только Макар, если узнает, меня убьет. Это без вариантов… Макар – не Елена. И возможностей у него поболе».
И хозяйка агентства пробормотала:
– Но подумайте, Елена Анатольевна. Маша ведь у вашей Лизы – единственная няня, у нее даже сменщицы на выходные нет… И, если я велю ей приехать, с кем останется девочка?
– Пусть приезжают вместе. Я буду только рада, – усмехнулась Елена Анатольевна.
«И тут мне уж точно конец придет».
– Вы же понимаете, что это невозможно, – мягко произнесла хозяйка агентства.
– Я не могу увидеть собственную дочь? – в голосе Кривцовой явственно зазвучали истеричные нотки.
– Просто обо всех передвижениях Лизы всегда докладывают начальнику охраны. Его фамилия Володин, кажется? А тот обязательно сообщит обо всем хозяину…
– И вы, конечно, на его стороне. Как и все, – безнадежно подытожила Кривцова.
– Я понимаю ваши чувства, – пробормотала Евгения Юрьевна. – И очень бы хотела вам помочь… Я приложу все силы, чтоб выполнить вашу просьбу… Но беда в том, что я пока не знаю, как это сделать, – она виновато взглянула на изгнанную супругу. – Видите ли, я и сама сейчас не могу связаться с Марией. Ее мобильный действительно выключен, к городскому она не подходит. И ее вряд ли подзовут – видно, таково указание вашего мужа…
Увидела, что заказчица готова разразиться очередной гневной тирадой, и поспешно продолжила:
– Но я придумаю, обязательно что-нибудь придумаю. Я ведь тоже женщина и тоже мать и вижу, насколько несправедливо с вами обошлись… Может быть, – Позднякова на секунду задумалась, – имеет смысл мне самой съездить в ваш дом? Думаю, меня туда пустят. А я бы могла сказать Маше, чтобы она вам позвонила…
Кривцова, кажется, оценила ее рвение – суровый взгляд немного смягчился. И она горько произнесла:
– Полагаю, Мария уже получила по этому поводу строжайшие указания.
– Боюсь, что вы правы, – печально вздохнула Евгения Юрьевна. – Но в таком случае… возможно, вы поручите мне что-то передать Маше от вашего имени? Что-то на словах? Обещаю вам: я сделаю это при первой же возможности!
Кривцова пробормотала:
– Только Макар ее уже наверняка так накрутил…
– Не скажите, – возразила Евгения Юрьевна. – Мария – девочка умненькая, Насте не чета. У нее своя голова на плечах.
– Но против Макара она пойти все равно не решится, – покачала головой несчастная женщина. И вдруг выдохнула: – Я никогда не думала, что это случится со мной. Я так хотела ребенка, так старалась! И сколько лет ничего не выходило… А теперь Лизу у меня отбирают.
Евгения Юрьевна смотрела на нее во все глаза: прежде-то она считала Кривцову ледышкой из ледышек. А та, оказывается, на материнские чувства способна. Или просто прикидывается, чтобы разжалобить?
Елена Анатольевна неожиданно открыла сумочку. Извлекла из нее игрушку – на удивление дешевенькую, плохонького пушистого котенка, явно китайского производства. И еще конверт. Протянула все своей собеседнице. И почти просительно произнесла:
– Вы можете хотя бы устроить, чтобы эти вещи попали в руки Лизе?..
– А что в конверте? – осторожно поинтересовалась хозяйка агентства.
– Прочитайте. Он не заклеен, – усмехнулась Кривцова.
Евгения Юрьевна извлекла сложенный вчетверо лист бумаги и изумленно уставилась в набранный крупным шрифтом текст:
– НАС БЫЛО ДВОЕ: ТОШКА И ТИШКА. МЫ БЫЛИ БРАТЬЯ И ОЧЕНЬ ЛЮБИЛИ БЕЛУЮ КОШЕЧКУ, НАШУ МАМУ. ТОЛЬКО ТИШКА ВСЕГДА БЫЛ ПОСЛУШНЫМ КОТЕНКОМ, А Я СВОЮ МАМУ НЕ СЛУШАЛСЯ И ОДНАЖДЫ ВЕЧЕРОМ ПОБЕЖАЛ ЗА БОЛЬШОЙ СЕРОЙ МЫШКОЙ И ПОТЕРЯЛСЯ…
– Что это? – пробормотала Евгения Юрьевна.
– Сказка, – печально вздохнула Кривцова. – Я написала ее для своей дочки. Долго придумывала ее, переделывала… И хотела прочитать Лизе как раз в тот вечер, когда… когда меня не пустили в мой собственный дом.
