Леонид Шинкарев. Я это все почти забыл - Л.И.Шинкарев

му-то одному открыть огонь… Дзур тут же подошел к телефону и позвонил

начальнику генерального штаба: “Я выезжаю в штаб, соберите всех”. Было

около 9 часов вечера, когда мы распрощались с послом, я сел в машину Дзура

и с ним поехал в штаб.

Только приехали, Дзур попросил у меня разрешения доложить прези-

денту. Я говорю – докладывайте. Он при мне известил президента. Говорил

по-чешски, но я понимал: войска Варшавского договора перешли границу…

Свобода ответил: “Я знаю”. В штабе было десять заместителей министра

обороны. “Товарищ министр, – говорю я, – товарищи члены военного совета.

Прошу по своим линиям принять меры, чтобы не случилось недоразумений”.

Настроение у всех тяжелое. Дзур по телефону отдает приказ, чтобы никакого

сопротивления входящим войскам. Один чехословацкий генерал опустил го-

лову и заплакал».

Я спрашивал Ямщикова, кто информировал президента Свободу.

«Политические деятели, они разговаривали, согласовывали. Мы же не

нахалами туда вошли, по их же просьбе. Президент – глава государства, что

вы думаете, с ним не разговаривали? Я не знаю, но думаю, что разговарива-

ли. И товарищ Брежнев, видимо, с ним разговаривал, и еще кто-то. Это же

глава государства! Он, может быть, только не знал, что все начинается имен-

но сейчас, в эти минуты. А при мне ему доложил Дзур, все генералы слыша-

ли, я свидетель. Доложил сразу же, как только мы вошли в генштаб».

Иная версия исходит от Червоненко. По его словам, собираясь у Ямщи-

кова встречаться с Дзуром, он позвонил в Москву, в ЦК партии. То ли не до-

звонился, то ли на каком-то уровне, не самом высоком, идею не поддержали,

он поступил, как сам считал нужным. «Вы представляете, какого характера

ответcтвенность. В такое время посол едет к чехословацкому министру обо-

роны, не согласовав это ни с Генеральным секретарем ЦК, ни с министром

обороны СССР. Это был для меня колоссальный риск. Если бы Дзур повел се-

бя по-предательски, можно было потерять и партбилет, и голову. Встречу

решили устроить в резиденции, где жили с семьями два наших военных со-

ветника, оба генералы. Это исключало какую-либо провокацию. Мужской

чай назначили часов на семь вечера на квартире у генерала Ямщикова. Сво-

бода тогда еще ничего не знал, в этом особенность ситуации. Мы прикинули:

если сразу поедем к Свободе, неизвестно, как он, президент и главнокоман-

дующий, прореагирует. Может дать приказ, а может не дать. Уверенность

была на 90 процентов. А в Дзуре не сомневались. Близость наших с ним от-

ношений навела на мысль сначала предупредить министра обороны, а потом

президента».

– Когда вы ехали к Ямщикову на встречу с Дзуром, вы уже знали о пред-

стоящем вводе войск? – спрашивал я Червоненко.

– Сообщение из Москвы пришло ночью с 19 на 20 августа. Утром мы не-

заметно, чтобы не вызвать подозрений, отправили в город машины, в раз-

ные места, закупать запас продуктов. На случай, если ситуация осложнится и

посольство окажется блокированным. Тогда я попросил Ямщикова ближе к

вечеру пригласить к себе домой Дзура, устроить ужин, а я заеду минут на

тридцать. Никто не знал, что в этот вечер мы собираемся к Свободе с приле-

тевшим в Прагу подполковником Камбуловым.

Когда я вошел к Ямщикову, там уже были генерал Антонов и министр

Дзур. Я коротко рассказал, что ожидается этой ночью. Дзур побелел как сте-

на. Министром внутренних дел был Йозеф Павел, сторонник Дубчека, потому

для Дзура ситуация была непростой. Пришлось его успокаивать. Я все пони-

маю, сказал он, но выполнять буду только волю главнокомандующего, то

есть Свободы. Я всех оставил за столом и поехал в посольство за Камбуло-

вым.

Из посольства позвонил Брежневу. Доложил о встрече с Дзуром: хотите,

ругайте или как сочтете нужным, говорил я, но ситуация так складывалась,

оставался небольшой лимит времени, и если бы после встречи с президен-

том на месте не оказалось министра обороны, если бы мы его не нашли,

упреждающий приказ чехословацким войскам мог запоздать. И поскольку

указание было только о встрече с президентом, разговор с министром мы

были вынуждены взять на себя. А сейчас едем с Камбуловым к президенту.

Слышу, Брежнев пересказывает наш разговор стоявшим рядом. Судя по го-

лосам, там были Гречко и, видимо, другие члены Политбюро. Брежнев ска-

зал, что я поступил правильно. Долго разговаривать не было времени.

– Когда вы ехали в Град, Дзур уже успел предупредить президента?

– Дзур не мог этого сделать. Мы договорились, что первым поговорю с

президентом я. Вдруг президент отказался бы дать ему указание не выпус-

кать войска из казарм… 10

Расхождения в воспоминаниях Червоненко и Ямщикова объяснимы, ес-

ли принять во внимание, что они записаны после событий через два десятка

лет. Занимает вопрос не о том, у кого крепче память, а почему столько вре-

мени спустя, когда другими стали Чехия и Россия, и вторжение союзных

войск осуждено цивилизованным миром, и участие в нем вряд ли ставит себе

в заслугу совестливый человек, две видные фигуры советской элиты 1960-х

годов (дипломатической и военной) стараются, может быть, неосознанно,

укрупнить в них свою роль. Возможны разные толкования. При всей непри-

глядности экспансии у многих военных, дипломатов, разведчиков не было в

жизни события значительнее. Их современники могли сказать: «Я строил

Братскую ГЭС!», «Я дрейфовал на полярной станции “Северный полюс!”», «Я

искал в Сибири нефть и газ!» А что у этих, кроме танков в Праге? Складная

или нескладная, но такой была их единственная, бесценная, востребованная

родиной жизнь.

Людвик Свобода и его жена Ирэна жили на территории Пражского Гра-

да. Там в IХ веке над Влтавой построили укрепленную крепость Пршемысла,

вокруг селились люди, возникал город с узкими мощеными улочками, до сих

пор хранящими на домах древние гербы. Свободу не привлекали роскошные

апартаменты королевского дворца, в двух шагах от Кафедрального собора

Святого Витта. Уютнее здесь, в саду, в двухэтажном домике, построенном в

1930-х годах для Эдуарда Бенеша. Внизу гостиная: покрытый зеленой ска-

тертью столик с цветами, пианино, полки с книгами, мягкие кресла, краси-

вые французские окна и стеклянная дверь в сад. Президент здесь просмат-

ривал газеты и играл с внучкой Лодей, дочерью Зое и Милана Клусаковых;

молодые часто оставляли девочку у стариков. Сын Людвика и Ирэны Миро-

слав во времена протектората был казнен оккупантами.

Потом Зое мне расскажет:

«Осенью 1941 года в моравские леса сбросили подготовленных в СССР

парашютистов. Четверо приземлились недалеко от города, а их радиопере-

датчик упал в парк, в двух шагах от отделения гестапо. Передатчик нужно

было найти и унести. Мама тогда участвовала в антифашистском движении,

выполняла работу, порученную отцом перед тем, как он ушел через Польшу

в СССР. Ночью в сопровождении полицейского врача, тоже подпольщика, ма-

ма отправилась в парк. Они нашли передатчик; мама обернула парашют во-

круг тела под пальто, аппарат потащили с собой, и первый сеанс связи с цен-

тром был из нашего дома. Мама втянула в подпольную работу всех род-

ственников. Скоро начались провалы и аресты. Стали хватать мамину родню

– ее мать, отца, двух братьев, много других людей. Маме, моему брату Миро-

славу и мне удалось бежать. Но Мирек вернулся предупредить оставшихся.

Немцы его схватили, пытали, хотели узнать, где мама: все арестованные по-

казывали на маму как на организатора группы. Брат молчал. Тогда многих

казнили, а мамину маму, мою бабушку Анешку, в концлагере Равенсбрюк

умертвили в газовой камере» 11.

Когда Зимянин в 1960 году прибыл в Прагу, генерала Свободу, неугод-

ного чехословацкому руководству, держали в тени, собирались направить

бухгалтером в сельский кооператив. Причину видели в независимости его

взглядов. При возвращении Зимянина из Праги в Москву Хрущев спросил,

почему власти смотрят на генерала как на врага. Потому, отвечал посол, что

сегодня чехословацкая власть – это те, кто во время войны были в подполье

или сидели в концлагерях, а он единственный в их среде национальный ге-

рой, как бельмо на глазу. «Слушай, – говорит Хрущев, – на ближайшем прие-

ме ты посади его в президиум рядом с Новотным и посмотри, что из этого

выйдет». Я так и сделал на приеме в честь очередной годовщины Октября.

Когда Свобода приехал в посольство, я пригласил его в небольшую комнату,