Чучело и его слуга. Я был крысой - Филип Пулман

– Я был крысой, – объяснил мальчик.

– Что ж, крысам и впрямь хорошие манеры ни к чему, – уступила Джоан. – Но мальчики должны вести себя прилично. Когда тебе что-то дают, надо сказать «спасибо». Это хорошие манеры, понимаешь?

– Спасибо! – сказал мальчик и закивал, показывая, что он все понял.

– Молодец! А теперь пойдем, сядем за стол.

И мальчик снова сел, а Боб показал ему, как пользоваться ложкой. Поначалу пришлось непросто: мальчик так и норовил перевернуть ложку, не донеся до рта, и в итоге чуть ли не половина ужина перекочевала к нему на колени.

Но Боб и Джоан видели, что он старается изо всех сил, и вскоре убедились, что схватывает он быстро. С последними несколькими ложками мальчик справился на ура. А потом посмотрел на старичков и сказал:

– Спасибо.

– На здоровье, – ответил Боб. – Ты молодец. А теперь пойдем, я покажу тебе, как помыть миску и ложку.

За этим занятием Боб поинтересовался:

– А сколько тебе уже сравнялось, ты помнишь?

– Да, – кивнул мальчик. – Это я знаю. Мне три недели.

– Три недели?

– Да. И еще у меня два братика и две сестры. Им всем по столько же, три недели.

– Значит, вас пятеро?

– Да. Только я их уже давно не видел.

– Давно – это сколько?

– Несколько дней, – сказал мальчик, немного подумав.

– А где твои мама и папа?

– Под землей.

Боб и Джоан молча переглянулись: они знали без слов, что друг у друга на душе. Бедный сиротка от горя повредился умом. Должно быть, ушел из приюта и заблудился.

Мальчик не видел, как они обменялись сочувственными взглядами. Он смотрел на газету, которую Боб оставил на кухонном столе.

– Ой, смотрите! – радостно воскликнул он, тыча пальцем в фотографию на газетной странице. – Это же Мэри Джейн!

На снимке была новоявленная невеста принца. Принц познакомился с ней только позавчера, и они полюбили друг друга с первого взгляда. Теперь все газеты трубили наперебой о королевской помолвке.

– Она выходит замуж за принца, – сказал Боб. – Но ее зовут не Мэри Джейн. У принцесс таких имен не бывает.

– Ты, верно, с кем-то ее перепутал, – добавила Джоан. – И сегодня ты уже никуда больше не пойдешь. Время позднее. Мы постелим тебе постельку, милый, и переночуешь у нас. А завтра утром отведем тебя, куда положено.

– Я не знаю, куда мне положено, – смутился мальчик. – А то бы я сразу туда пошел.

– Слушай, нам все-таки надо называть тебя хоть как-то! – не выдержал Боб.

– «Хоть как-то», – повторил мальчик с таким видом, будто пытался запомнить.

– Да нет, он имеет в виду, что тебе нужно нормальное имя, – пояснила Джоан. – Ну, скажем… Каспар. Или…

– Криспин, – предложил Боб. – Это святой покровитель сапожников. Хорошее имя.

– Наверняка и у прачек есть своя святая, – нахмурилась Джоан. – Да только никто о ней и слыхом не слыхивал.

– Ну, будь это девочка, тогда конечно. Но он-то мальчик, так что…

– И то правда, – согласилась Джоан. – А что если… как ты думаешь… это будет совсем неправильно, если мы назовем его Роджером?

Когда-то давно они хотели назвать Роджером своего сына – если бы тот родился.

– Ну, это же только до завтра, – сказал Боб. – Думаю, ничего страшного.

– Малыш, – промолвила Джоан, положив руку на плечо мальчику. – Мы должны как-то тебя называть. И если ты не помнишь, как тебя зовут по-настоящему, мы будем звать тебя Роджером.

– Хорошо, – сказал мальчик. – Спасибо.

Они постелили ему в гостевой комнате. Джоан забрала одежду Роджера в стирку, а взамен дала ему старую ночную рубашку Боба, в которой мальчик чуть не утонул с головой, но это его не смутило. Он свернулся на постели клубком – точь-в-точь как крысенок, не хватало только длинного хвоста, чтобы им обернуться, – и мгновенно заснул.

– Что же нам с ним делать? – размышлял вслух Боб, протягивая рваную ливрею через каток для отжимки. – Вдруг он какой-нибудь дикарь? Вдруг он потерялся еще младенцем, а потом его вырастили волки? Или крысы. Как раз на прошлой неделе в газете было про одного такого мальчика.

– Чушь и вздор!

– Как знать? – не сдавался Боб. – Он ведь нам, почитай, прямо так и сказал: «Я был крысой!» Ты сама слышала!

– У крыс не бывает пажеских ливрей, – возразила Джоан. – И говорить они не умеют.

– Говорить он, может, и сам научился. Подслушивал людей из-за стенки. А ливрею мог с бельевой веревки стащить. Вот попомнишь мое слово, так оно все и было! Это дикий мальчик, и вырос он среди крыс. В газете чуть не каждый день о чем-то таком пишут.

– Старый ты дурак, – вздохнула Джоан.

Уборная

Наутро Джоан нашла мальчика на прежнем месте. Он крепко спал – но вся постель под ним превратилась в груду тряпок: обрывки простыней и одеял перемешались с перьями из растерзанной подушки.

Джоан едва не завопила во все горло: первое, о чем она подумала, – что кто-то забрался ночью через окно и напал на малыша. Но мальчик спал так спокойно и сладко посреди всего этого разгрома, что ей не хватило духу даже разбудить его и спросить, что стряслось.

– Иди посмотри, – позвала она Боба, и тот застыл на пороге с раскрытым ртом.

– Прямо как после лисы в курятнике, – пробормотал он.

На кровати не оставалось ни одной целой простыни, ни одного одеяла: все было разорвано на ленточки и присыпано перьями, будто снегом. Даже старая ночная сорочка Боба превратилась в лохмотья.

– Ох, Роджер, – вздохнула Джоан, глядя на тощее тельце, свернувшееся клубком на матрасе. – Что же ты натворил?!

Должно быть, мальчик крепко запомнил свое имя, потому что проснулся сразу же, как только его услышал. Едва открыв глаза, он тут же подскочил, свесил ноги с кровати и бодро заявил:

– А я опять есть хочу!

– Посмотри, что ты наделал! – сказала Джоан. – И о чем ты только думал?

Мальчик огляделся и с гордым видом ответил:

– Да, это было непросто, но я справился! Правда, тут еще много чего надо нажевать и порвать, но это я потом доделаю.

– Рвать вещи нельзя! – повысила голос Джоан. – Мне теперь придется сшивать это все обратно! У нас так не принято – рвать все на кусочки! Ох ты, господи…

Чем дольше она разглядывала постель, тем яснее понимала масштаб катастрофы. Столько работы! Она и за день не управится…

– Ты это сделал потому, что был крысой? – спросил Боб.

– Да! – кивнул Роджер.

– Ага-а, – протянул старик. – Так я и думал. Это все объясняет.