Клуб интеллигентов - Антанас Пакальнис

и позади, усиков и бород — только проявляй желание и изучай! И он серьезно вцепился в учебу: выбрал по вкусу объект, потом отец продал сальную свинью, и вся свинья изящно уместилась на плечах сына.

Теперь она с этой высоты озирается на прохожих. Только глаз прищуривает уже не свинья, а наш швейцар. Следует заметить, что его взгляд имеет свои горизонты: швейцар человеку смотрит всегда на сапоги или живот — выше его взгляд не поднимается.

На улице встречается один, другой знакомый, и работник министерства здоровается: одному только моргнет, другому головой кивнет, третьему указательный или даже два пальца к шапке поднимет. Только головной убор свой редко, весьма редко снимает с головы. Не потому, что, нахлобучивая, снова может не угадать так же изящно надеть, но оттого, что достойных уважения очень мало. Дружить и здороваться с одетыми в привычную модную униформу еще можно, хоть и тут иногда можно погореть — иной раз и собаколов так же наряжается, однако связаться, скажем, с сапожником или шофером — дело уже совсем низкое, явно наносящее урон достоинству министерского служащего...

Погодите, кажется, что-то случилось — наш швейцар внезапно открыл и второй глаз. Освободив руки из положения «сзади», без всякой нужды поправил молодецки напяленный «пирожок» и так вытянулся, Что, казалось, даже уши поставил стоймя: навстречу легко плыла зеленая «Волга». Да, да, та самая, на которой разъезжает министр — швейцар хорошо знает ее номер. И захватило у подчиненного дух, и скинул он начальническую шапку, и показал лохматую голову без лба... Жаль, не успел увидеть — был в машине министр или нет. Ну, на худой конец, хоть его заместитель...

Когда припадок вежливости прошел, швейцар всерьез встревожился: а что, если в автомобиле был только шофер? Но эти неприятные мысли прогнала показавшаяся на улице группа людей — бывших товарищей по работе в покрытых известью комбинезонах. Дружба дружбой, однако, встретив друга, перейти на другую сторону улицы тоже можно, особливо, если там висит афиша кино, стоит рекламная тумба или, наконец, виднеется скромная надпись «для мужчин».

На этот раз работник министерства с небывалым интересом принялся усердно читать объявление прошлого месяца о давно закончившихся соревнованиях по шашкам. Тут он вспомнил, что сегодня — соревнования по боксу, и невольно схватился за карман, где лежал заранее купленный билет непосредственному начальнику.

Покупка билетов на спортивные соревнования и была одной из важнейших обязанностей нашего героя, которую он выполнял с величайшим удовольствием. Так как швейцар был мужчиной наблюдательным, он сразу заметил, что, к примеру, перед началом футбольного матча рабочий день в министерстве значительно сокращается — многие исподтишка выползают на час или два раньше. А перед этим суют ему рубли и подмигивают: мол, подбеги, возьми билетик... Большие начальники, и те почтительно обращаются к нему.

Видя всеобщий энтузиазм работников, швейцар всей душой окунулся в спортивную жизнь. Вычертил таблицы важнейших соревнований, вписывал в них голы, игроков и все прочее. Не один, проходя мимо швейцарского окошка, справлялся:

— Ну, что, вахтенный, «Жальгирис» вчера снова продул?

— Но зато имел прекрасные возможности забить гол! — умело угождал подчиненный.

Свою спортивную деятельность швейцар наладил так, что и кое-какую пользу из нее извлекал — раздавая билеты, он выбирал себе место рядом с любым, каким только пожелаешь, начальником, и в течение всего матча они в один голос ревели: «Судью — на мыло!», не соображая совершенно, что без судьи соревнования немыслимы. А потом направлялись вместе домой и по пути охлаждали в кафе накалившиеся спортивные страсти.

— Сегодня с начальником отдела выпил! Три — ноль в нашу пользу! — сообщал он, воротясь домой, хозяину квартиры, который не интересовался ни спортом, ни тем, отчего его квартирант явился перепачканным известкой. Он интересовался не квартирантом, а квартирной платой.

Однако жилец и в другие дни громко и торжественно повторял: сегодня с заместителем киряли, сегодня с заведующим, а сегодня — с бухгалтером... Нельзя ведь о таких значительных событиях умолчать, нужно популяризировать спорт в массах.

А однажды швейцар явился полутрезвый, вымазав известкой только один рукав, да еще книгу принес — издание дома санитарного просвещения, в котором автор на добрых десяти страницах весьма художественно изображал правила уличного движения.

— А сегодня с писателем набрались! — гордо заявил он равнодушному хозяину квартиры. — Сто — ноль в мою пользу! — потер он большим пальцем об указательный.

Этот знак четко обозначал деньги и несколько заинтересовал хозяина, которому квартирант и раскрыл суть дела. Оказывается, в закусочной, во время обсуждения хода футбольного чемпионата, к столику подошел черноволосый кудрявый очкарик, как потом выяснилось, писатель, поставляющий газетам различные заметки, а иногда издающий и отдельные книги не только о правилах уличного движения, но и о чистке дымоходов, важности уничтожения мух и пр. С тем же успехом он может писать и о космосе. От него-то и узнал швейцар, как эта работа оплачивается. Прежде он ошибочно думал, что писатели получают зарплату.

После третьей сотни граммов, когда знакомство окрепло и швейцар сказал, что он — Микас Мармалюс, писатель предложил и ему испытать свои силы на литературной ниве — можно, мол, легко заработать. Очкарик на гонорары за свое творчество уже телевизор приобрел, а теперь вдохновение нашло на холодильник. Так вот! С этого дня и швейцар начнет писательствовать.

— А о чем ты и писать? — заинтересовался хозяин.

— О, наша жизнь полна событий! Бухглалтер сведения даст...

Таким образом, Микас Мармалюс взялся за творческий труд и заранее подал заявление в секцию молодых писателей. Только он повернул в направлении не того холодного реализма, которого придерживался его учитель: швейцара больше влекла романтика, поэтому первый гонорар (полтора рубля) он отложил на покупку аккордеона.

В то время его угнетал весьма сложный вопрос: какой галстук повязать в субботу на танцы и купить ли своей барышне или не покупать конфеты, а если покупать, то какие? Вообще-то его голова была хороша и красива, и к крепкой шее и к шапке подходила, но имела один незначительный изъян — была плохо приспособлена для мышления. Но тут его выручал сильно развитый нюх: достаточно было ему повернуть свой вздернутый и тупой нос в какую-либо сторону, и ни один запах от него не ускользал — все впитывали две широкие ноздри.

Так его, чующего нюхом, и застиг врасплох старый приятель, прибывший в столицу колхозник. От этой дружбы Мармалюс, возможно, кинулся бы даже в дверь с надписью «для женщин», но было слишком поздно: дружеский тумак он получил сзади.

— Мое почтение!