Кто я? - Лора Кейли

– О чем вы вообще?

Я взял ее за плечи, чтобы она не вырывалась и не стала крушить дом.

– Здесь повсюду камеры, в вашей квартире, в любой из квартир, – прошептал я.

– Это бред. Какие камеры? В этом бараке?

– Вы под наблюдением.

– Мне нужно идти, и больше не приходите ко мне. – Она попыталась вытолкнуть меня за дверь. – Не несите всякий бред, у меня и без вас проблемы, знаете ли.

Я не двинулся с места. Она стала собирать сумочку, сняла халат, надела кофту с юбкой, абсолютно не стесняясь меня.

– Вы были в другой блузке, да, Нина? – сказал я.

– Что?

– Вы были в другой блузке, когда занимались любовью со своим партнером в вашей спальне около часа назад. Он снял с вас блузку, вы сняли с него пиджак, потом ваши туфли упали на пол, а он так и остался в ботинках.

Грубая пощечина обожгла мне половину лица, что-то треснуло в челюсти.

– Вы извращенец! Откуда вы?

– Я из министерства, – не выдержал я, – и мы следим за вами, и если вы не прекратите, то пожалеете.

Она вся дрожала от злости, сжимая и разжимая кулак, костяшки на ее пальцах побелели. Нина оскалила зубы и хотела, видимо, плюнуть мне в лицо, но сдержалась. Слезы катились по ее шее, уходя в декольте.

– Место, на котором мы стоим, – продолжал я, – единственное место в квартире, которое не видят камеры.

– Зачем вы, – она заикалась, набирая воздух, пытаясь говорить, – зачем вы предупреждаете меня?

– Меня поставили следить за вами. Они все знают, и, если вы не поставите свою жизнь на былую колею, если вы не прекратите общение с вашим любовником, боюсь, второй раз они вам ничего не простят. Подумайте о дочери, Нина.

– Вам лучше уйти… – сказала она, и я почувствовал, как что-то тяжелое сдавило ее изнутри. Она согнулась, схватилась за грудь и разрыдалась.

Дверь захлопнулась за мной тихо, почти беззвучно. Так выглядела безысходность. Я не знал, что скажу в министерстве, до отчета был ровно месяц, и, если за этот месяц ничего не изменится, я, наверное, тоже исчезну.

23 глава

– Вы совершенно ничего не помните?

Человек в сером костюме с папкой наперевес ходил из стороны в сторону, от окна до двери, от двери, до окна, останавливаясь у металлической двери с вырезанным в ней решетчатым проемом. Он всматривался куда-то в даль, вздыхал, разворачивался и опять доходил до окна.

– Мое время не безгранично, мисс Паркер. Я прихожу к вам уже третий день подряд, задаю одни и те же вопросы, помогаю вспомнить, но вы решительно не хотите идти со мной на контакт. Вы знаете, у меня еще четыре клиента, и с ними мне также нужно побеседовать, но большую часть времени я трачу на вас, потому что с вами мы так никуда и не сдвинулись. Мы стоим на месте, Хлоя.

Вид у него был уставший, волосы взлохмачены, на плечах лежала перхоть, а галстук постоянно съезжал на сторону.

Вот, значит, как выглядят муниципальные адвокаты, подумала Хлоя. И чем этот несчастный заслужил пожизненно ходить по тюрьмам? Хлое даже стало его жаль. Странно это все, ей бы нужно жалеть себя, но у нее никак не получалось, может, потому что она не понимала, за что ей себя жалеть. Она могла бы спросить, в чем ее обвиняют, но, видимо, этот тип не спешил посвящать ее в какие-либо детали, пока она не расскажет все сама.

Адвокат уперся ладонями в стол, пытаясь заглянуть подопечной в лицо.

– Хлоя, вы слышите меня? Если я ничего не узнаю, то и защитить вас не смогу. На чем, по-вашему, должна строиться моя защита, на вашем молчании? Или мне за вас все придумать, мисс Паркер? Вы слышите меня?

Он резко задернул манжет рукава, посмотрел на часы и нервно встряхнул рукой.

– Через полчаса мне дочь из школы забирать, и к вам я приду теперь только во вторник. Да, во вторник, и не смотрите так на меня. Вы думали, я каждый день околачиваться здесь буду? Я буду приходить, ходить из стороны в сторону, тратить свое время, а вы будете молчать? В конце концов, это вам нужна защита, а не мне.

– Но я ничего не помню, – взывала Хлоя.

– Совсем ничего? Какой день вы помните последним? Что было в тот день?

– Была пятница.

– Продолжайте.

– Я закончила учебу и пошла домой.

– Так.

– Купила еды в соседнем магазине, потом поднялась к себе в квартиру и легла спать.

– И все?

– И все.

– А если я скажу, что все это вранье.

– Это не так! – Она вскочила со стула, а адвокат даже не пытался ее осадить. Истерика, вот что ему было нужно, в истерике рушится вся оборона и оголяется правда.

– Не так, мисс Паркер! Вы не пошли домой, как и не пошли в магазин! Почему вы врете мне, Хлоя?

Он сел на соседний стул и придвинулся к ней поближе.

– Я ваш единственный шанс на спасение. Я знаю правду, которая не понравится вам, они, – он посмотрел в верхний угол, где черным стеклянным зрачком зияла камера видеонаблюдения, – знают правду, которая не понравится вам. Вы с этой правдой, с тем, что у меня здесь, – он ударил по папке, – засядете на всю жизнь.

Хлоя дрожала и начала всхлипывать.

– Но я, – он взял ее за руку, – я хочу помочь вам, и поэтому мне нужна ваша правда. Я не сложу полной картины, не выстрою защиту, если вы не откроетесь мне.

Хлоя не знала, что именно было известно этому типу, она не знала, страшнее ли это того, что знала она, что пытались у нее выпытать. Может, они и не знают ничего, да и она, что она помнит? Пару часов после полуночи, пару часов – и провал, и она в лесу. Как она бежала до леса, от чего она бежала, Хлоя напрочь забыла.

Она потрогала шишку на лбу.

– У меня все из головы вылетело, – сказала она. – Может, меня кто-то ударил и я потеряла память?

– Хлоя, – он убрал прядь с ее лба, – Хлоя, Хлоя, Хлоя, ты сама себя закапываешь, девочка, ты вредишь сама себе. Я могу помочь.

– Я ничего не помню.

Он резко встал, так что скрип металлических ножек стула отдался болью в ушах.

– Я приду через два дня, мисс Паркер. И помните, если я не смогу вас разговорить, то разговорят они. А у них совершенно другие методы. Никто с вами нянькаться не будет. Я единственный, кому вас жаль. Единственный, Хлоя. Подумайте над этим.

Дверь с грохотом закрылась, и Хлоя осталась совсем одна, за ней не торопились приходить. Этот адвокатишка так давил на нее своими причитаниями, пока был здесь, но теперь на нее давила тишина, душная каменная тишина, и это было еще хуже. Никто не приходил за ней. Только