Демон ветра - Роман Глушков

Покой ночного Мадрида разорвали залпы карабинов и очереди автоматических винтовок. Зрелище со стороны выглядело дурацким: сорок Охотников выстроились вдоль берега сточной канавы и методично всаживали обойму за обоймой в чавкающую вонючую жижу.

– Отставить! – наконец рявкнул Карлос, обозревая взбаламученную грязную реку. Ему доводилось выуживать отступников из разного дерьма, но чтобы из настоящего! Расскажи кому в баре из собратьев-командиров – засмеют!..

Несколько минут братья упорно глядели на результаты своей бестолковой деятельности, а точнее, на отсутствие таковых. Растревоженные жабы подняли громкое кваканье, словно насмехались над командиром Пятого отряда, испортившего им сон в этом жабьем раю.

– Наверняка утоп. – К Гонсалесу приблизился, хромая, побитый чернокнижником заместитель Риккардо. – Туда ему и дорога – дерьму проклятому!

– Дерьмо в дерьме не тонет! – огрызнулся Матадор. – Оно в нем только растворяется! Проклятье! Куда смотрело оцепление?! Почему периметр был организован так далеко?!..

У командира мадридцев хватило ума молча снести нападки столичного Охотника – любые оправдания послужили бы для гнева Карлоса лишь маслом в огонь. Напоследок Гонсалес поклялся отправить Мадридский отряд и лично его командира на поиски тела, после чего запрыгнул в «Хантер» и в сердцах хлопнул дверцей так, что она едва не отвалилась.

Карлосу предстояло объясняться с магистром Жераром, а тому требовался либо живой чернокнижник, либо, на худой конец, его тело.

Охотнику радовать инквизитора было совершенно нечем…

Если из года в год, из десятилетия в десятилетие, ты занимаешься таким суетливым делом, как Охота, это волей-неволей откладывает отпечаток на ход твоих мыслей. Охотник Инквизиционного Корпуса! Ты привыкаешь, что уже при одном упоминании твоей профессии люди начинают шарахаться от тебя, как от огня.

Так оно раньше для Карлоса и было. Охоты Матадора мало чем отличались друг от друга: блокирование, налет, облава, преследование… Сопротивление отступников редко когда оказывалось действительно яростным, обычно все они бежали от Охотников сломя голову. Отлавливать же их было азартным занятием…

Не в этом ли заключался смысл жизни охотничьего пса, которым по сути являлся командир Пятого отряда Карлос Гонсалес?

На этот раз натасканным на зайцах псам попалась хитрая куница, которая все время сбивала свору со следа и ловко выходила из заведомо проигрышного положения, оставляя в песьих зубах лишь обрывки своей шерсти. Безусловно, охотиться на куницу было чертовски азартно, однако последнее время вожак своры чувствовал себя неуютно. Он боялся, что в конце концов жертва исчезнет бесследно, а строгий хозяин наплюет на все прошлые заслуги любимого пса и отлупит его палкой. Такого унижения грозному вожаку было не пережить…

Карлос доложил магистру, что скорее всего застреленный чернокнижник утонул в сточной канаве и его тело засосало в ил. Охотник ни словом не обмолвился о том, что думал на самом деле. Он не стремился вызвать у инквизитора еще больший гнев, который на сей раз, к счастью Гонсалеса, обрушился на командира мадридцев, а Матадора зацепил лишь вскользь. Командир Пятого отряда допускал, что раненый беглец действительно мог быть застреленным, захлебнуться или – совершенно дурацкая идея! – утопиться от безысходности. Карлос допускал это, но допускал с малой долей вероятности, примерно такой же, какая бывает у револьвера на осечку.

Гонсалес допустил уже три осечки подряд: сначала взял ложный след, затем не сумел захватить чернокнижника на месте, и вот сегодня, когда Морильо был почти в его руках…

Охотничий пес всеми своими охотничьими инстинктами чуял, что куница на самом деле жива и только прикидывается мертвой. А по-настоящему мертвой она станет лишь после того, как вожак своры лично перегрызет хитрой твари глотку…

Оглохший от стрельбы, едва не задохнувшийся от длительного дыхания через узкую трубку, ослабший от потери крови Сото наконец вынырнул на поверхность. Вынырнул практически на том же месте, где с головой погрузился в нечистоты.

Плыть он, разумеется, никуда не собирался – далеко ли уплывешь, гребя одной рукой в густой, как кисель, жиже? Едва зловонные воды канавы поглотили его, как он, цепляясь за дно, тут же подплыл к полузатопленному ржавому остову автомобиля Древних. Забившись под него, словно рак под корягу, беглец взял сооруженную из ножен трубку в рот, высунул ту на поверхность, энергично дунул в нее, прочищая, после чего ухватился за остов и стал молиться, чтобы торчащая из воды трубка была принята Охотниками за обломок автомобильной рамы или другой затопленный в канаве хлам. Дышать было трудно, воздуха не хватало, а тот, что попадал в легкие через рот, имел отвратительный привкус. Но Сото терпел, вдыхая и выдыхая очень медленно, делая это так, будто по прошествии стольких лет снова решил попрактиковаться в медитации.

Теперь оставалось только ждать.

Ржавый остов закачался, едва не придавив притаившегося под ним человека ко дну канавы. По железу затопали ботинки преследователей – парни не желали пачкать обувь в грязи и потому запрыгнули на торчащий из нее искусственный островок. Громкая брань командира Охотников долетала сквозь толщу воды до ушей Сото, и он в страхе ожидал, что вот-вот чьи-нибудь крепкие руки ухватят его за шиворот и выдернут на поверхность, словно садок с рыбой.

Затем ударила оружейная канонада. Для находящегося под водой Мара стрельба показалась вовсе оглушительной. Он не успел вовремя заткнуть уши, и голова мгновенно наполнилась звоном, который не позволил ему определить, когда выстрелы на поверхности стихли. Водись в канаве рыба, она наверняка всплыла бы от такого грохота кверху брюхом.

Остов автомобиля опять зашатался, задрожал от топота и перестал давить на грудь – Охотники явно возвращались на берег. Но вот долго ли они пробудут на берегу?..

Чтобы иметь хоть какое-то представление о времени, Сото начал считать в уме секунды. Пятнадцать секунд уходило у него на вдох и выдох. Время текло медленно, намного медленнее, чем вода в канаве…

Терпения у ныряльщика хватило на четверть часа. Рука болела жутко. Воздуха не хватало. Попадавшие в дыхательную трубку брызги проникали в горло и вызывали кашель, который сбивал дыхание. Кашель приходилось сдерживать, иначе потом вновь пришлось бы продувать трубку от воды. Кожа чесалась на всем теле от лица до лодыжек…

«Плевать, если Охотники еще здесь! – подумал едва живой Сото. – Все равно через три минуты я задохнусь!»

И вынырнул.

На берегу уже никого не было. Беглец выбрался из сточной канавы и ничком плюхнулся в грязь, пытаясь надышаться, наверное, на всю оставшуюся жизнь. В глазах у него рябило, и казалось, что тихая ночь была наполнена сверкающими молниями, вопреки всем законам природы вспыхнувшими после раскатов грома, который Мара переждал под водой.

Сото вырвало и полоскало до тех пор, пока из желудка не пошла желчь.

Разрывающаяся от звона в ушах голова соображала туго, однако не настолько, чтобы не догадаться: с минуты на минуту Охотники вернутся сюда с острогами и легкими якорями-кошками, дабы извлечь тело чернокнижника из канавы. То-то парни порадуются, когда увидят, что утопленник решил упростить им работу и сам выполз на берег!

Сдаваться именно сейчас, когда удалось с таким трудом избавиться от преследователей, тирадор тем более не хотел, поэтому собрался с силами, поднялся на ноги и, придерживаясь за стены и заборы, побрел вдоль канавы. Когда же поток нечистот шумным водопадом закончил свой путь в бездонном провале, беглец последний раз плюнул в него – вроде как на прощание – и поковылял дальше, совершенно не ведая, куда направляется. Все, что ему требовалось, так это побыстрее скрыться из этого района.

Ближе к утру путь Сото преградили воды Мансанареса, выглядевшие по сравнению с водами сточной канавы настоящей райской купелью. Изможденный скиталец упал на колени, окунул идущую кругом голову в воду и начал жадно пить, удивляясь, куда в него только вмещается выпитое. Чувствуя, что еще мгновение – и он рухнет без сознания, Мара все-таки взял себя в руки, скинул куртку и промыл раненое плечо. Потом нарвал растущего на берегу подорожника, разжевал и залепил им рану, перевязав ее наскоро выстиранной в реке майкой.

Восход солнца над крышами Мадрида был необыкновенно красив, но Сото его уже не видел, поскольку заполз под перевернутую брошенную лодку и провалился в глубокое забытье…

Очнулся Сото, когда вокруг снова царила ночь. Тирадор долго не мог понять, где находится. Поначалу показалось, что в гробу, но как только сквозь прохудившееся лодочное дно он увидел звезды, все встало на свои места. События прошедшей ночи постепенно восстанавливались в памяти, и едва картина прояснилась, Мара негромко застонал и опять закрыл глаза. Но забытье пропало бесследно, так что отрешиться от окружающего мира больше не удавалось.