Босиком по звездам - Сергей Бабинцев

нашем геройстве, на которые я отвечал невпопад, а ничуть не смущенный друг – охотно. Нам предложили освежиться с дороги соком кленга, терпким и густым, усадили в мягкие кресла и всячески ублажали, пока не заиграла торжественная музыка, и в зал не вошла сама Наместница в сопровождении телохранителей.

Прием затевался не ради нас одних, правительница пригласила многих отличившихся во время подавления мятежа командиров, чтобы лично поблагодарить за службу. И все-таки главными гостями на этом торжестве были мы. Моргл заверил меня, что когда Наместница, улыбаясь, вручала нам ордена Рассвета, нас снимало камер двадцать, если не больше. Все основные каналы, естественно, показали церемонию награждения в прямом эфире.

А еще правительница сказала очень длинную и очень пылкую речь, в которой разгромила революционеров в пух и прах и пообещала не пожалеть жизни, чтобы восстановить мир и порядок на планете. Все хлопали. Потом был фуршет с легкими закусками, а затем торжество наконец закончилось, и мы отправились к себе.

Очнулся я только в кубрике "Сна Прескалисты", лежащим на койке в ботинках и костюме. К пиджаку был приколот ярко-зеленый треугольный орден.

– Уже все?

– Нет, – сказал Борк. – Наместница хочет тебя видеть сегодня вечером. Тебя одного. Нужно записать шестичасовое интервью.

А когда я вскочил, хватаясь за голову, расхохотался во все горло.

– Да пошутил я, пошутил, не бойся! Эти зорды хоть и странные, но не настолько же, чтобы слушать тебя шесть часов.

– Иди в жопу, – сказал я с облегчением.

Следующие три дня (к слову, день на Кер-5 длится всего одиннадцать циклов, то есть около семнадцати с половиной часов) пролетели будто одно мгновение, а под вечер четвертого я вдруг осознал, что жутко тоскую по дому.

Все формальности к тому времени были соблюдены, наши вещи заняли свое место в трюме "Прески", кругленькая сумма кредитов за помощь фемократии – на счетах, а веганский корабль вот-вот должен был отправиться на Малин Ши, назад к владельцам. Мы оставили в компьютере судна два сообщения. Я для старика доктора, чтобы не волновался за жизнь правнучки, Борк – для Со Пеллека, нецензурное. Наш собственный корабль стоял в порту Кер-5, полностью заправленный и перевооруженный стараниями Брабаса. Война, по всему видать, складывалась в пользу сторонниц фемократии, и опасаться судов Оншина Брука смысла не было. Одним словом, нас больше ничто уже здесь не держало.

Согласен, приятно ощущать себя всеми любимым и крутым. Вспомнить хотя бы, какими глазами смотрела на меня кудрявая молодая связистка с "Ярости", Ода Нек! Каждый раз, когда я приходил в столовую, она тоже была там и кидала на меня печальные взгляды, полные обожания. Мне кажется, что задержись я на крейсере еще немного, и она бы даже осмелилась усесться со мной за один столик. Или это сделал бы я сам. Ода казалась дружелюбной девушкой, и я уверен, что мы бы сумели прекрасно провести время.

Да, быть всеобщим любимцем очень приятно, особенно когда тебя не пытаются смутить вездесущие фанаты и не нахваливают на все лады. И все же оставаться здесь только ради этого было бы сущей глупостью. Пожалуй, решил я после долгих раздумий, пора мне завязывать с приключениями и отправляться уже домой. Другого шанса может ведь и не представиться. Жизнь космического бродяги – штука, конечно, интересная, но я и так уже начинаю забывать лица друзей и родных. Не стоит цепляться, будто бросающий курить за последнюю сигарету, за возможность еще немного изучить жизнь инопланетян.

Я собирался рассказать Борку о своих мыслях на следующий день, но не успел. Утром в космопорте появилась Тайра.

Старший лейтенант Джу успела избавиться от бинтов и выглядела заметно лучше. Оказалось, во время обороны дворца ей в шлем попал снайпер. Хорошо еще, что женщина как раз поворачивала голову, и заряд не угодил в визор! И все же Тайру изрядно контузило, так что врачи, когда та до них добралась, прописали ей двадцать один день постельного режима и усиленное питание.

Валяться без дела больше пяти суток подряд женщина не сумела, но в часть ее не пустили. Сказали лежать – лежи и не спорь. И тогда Тайра отправилась к нам. Благодаря телевизионщикам, о нашем решении остаться на корабле и не переезжать в гостиницу знала вся Шарлонта. С раннего утра и до позднего вечера кто-нибудь шлялся вокруг "Прескалисты", делая фото на память, а то и пытаясь нанести свои инициалы. Служащие космопорта гоняли их каждый день, но помогало слабо.

– Рада вас видеть, – сказала женщина из-под кислородной маски, и, по-моему, это была чистая правда.

– Привет-привет, – отвечал Борк дружелюбно. – Решила повидать старых товарищей?

– Вроде того, – усмехнулась Тайра. – Ну и послушать еще раз про ваши подвиги.

– Это дело! – сказал я, в притворной радости потирая руки.

Мы мило побеседовали пару часов, а потом изнывающая от безделья фемократка пригласила нас посетить картинную галерею.

– Только сегодня открылась. Мужланы, слава Богине, не успели ее разграбить. Но окна все же повыбивали. А ведь они сами по себе ценнейший раритет. Им, наверное, лет четыреста! Грязные варвары!

– А если это были не мужланы, а кто-то из боевых сестер? – предположил я, решив вступиться за сильный пол.

– Ну знаешь! – только и сказала Тайра, выразительно закатывая глаза.

Экспонаты галереи оказались олицетворением всех самых диких идей, что только могут прийти в голову безумному художнику, использующему вместо кисти кошачий хвост. Я не понял ни одного сюжета. А вот для зордов подобное искусство явно было делом привычным. Многочисленные посетители рассматривали картины с неподдельным восхищением, подолгу стоя у каждой.

Я откровенно скучал, бродя за женщиной следом и надеясь, что за шарфом и темными очками меня не узнают. Борк, очень скоро устав раздавать автографы и не сумев оценить творчества зордских художников, давно уже улетел назад на "Прескалисту".

– Тайра, – сказал я, замерев вдруг у небольшого размера мрачной картины. Точнее, у ее рамы. – Скажи, у меня что-то со зрением, или как?

Женщина попросила снять очки и деловито заглянула мне в глаза.

– Не знаю даже. Повреждений не видно. А в чем проблема?

– Тогда объясни, что это за цвет! – потребовал я, указывая на раму.

– Ну… светло-лоный, по-моему. А что?

– Лоный?..

– Ммм… Да, лоный. Так в чем дело-то?

– У нас на Земле такого нет. Я не могу его описать… Я его представить минуту назад не мог! Он же… Он ни на что не похож.

– У нас тоже