Китай, Россия и Всечеловек - Татьяна Григорьева

Целое все более оттеснялось частью, что и заставило философов заговорить о «тирании целого», об опасности, которую таит в себе одномерное мышление. Прямая линия, утратив опору в круге, в спирали, предоставленная самой себе, образует нечто вроде петли, затягивающей в воронку. «Принцип исследования – искать целое через составные части – превратился в террористическую практику ликвидации особенного» (Ж.-П. Сартр). Литераторы заговорили об отчуждении человека от самого себя, об «атомизации» личности вместо ее раскрепощения. Все по тому же закону: сколько бы ни расширялась «часть», она не может стать целым. Пребывание друг возле друга полностью растворяет собственное существование в способе бытия «других». В этой неразличимости и неопределенности развертывает Man свою подлинную диктатуру, сокрушался Мартин Хайдеггер.

Отсюда бунт против «линии» молодого поколения, вылившийся в движение «контркультуры». По словам Андрея Вознесенского: «Речь идет о „Третьем“ сознании». («Первое сознание» – первооткрыватели Америки, супермены, индивидуалисты. Его сменило «Второе сознание» – винтики технократической машины.) «„Третье“ – новая волна, молодежь с антилинейным мышлением . Самое преступное для нее убить в себе себя». [214]

С одной стороны, неизбежно стремление к свободе, без которой все теряет себя. С другой – недостижимость этой свободы в петляющей линии, подстерегающей очередную жертву. В этом причина неприятия «глобализации», которую воспринимают как глобальное уравнение. И действительно, пока не изменится сознание, которое Бердяев называл «рабским», все будет продолжаться в том же духе. Таково свойство линейного мышления: превращать все в свою противоположность, победу в поражение, друзей во врагов, цель в средство. Любое объединение обернется против человека, ибо лишь в свободе возможно единство – неслиянное и нераздельное.

Похоронив Бога в душе своей, человек начинает ощущать, что похоронил самого себя. Отвергнутый, одинокий, бездомный начинает вспоминать, «что некогда видела наша душа, когда она сопутствовала Богу, свысока глядела на то, что мы теперь называем бытием» (передал Платон сокровенные мысли Сократа). В наше время приходит осознание того, что упущено нечто Третье, духовное измерение, без которого «два» будут бороться до взаимного уничтожения. Возвратиться к Духу призывают современные философы. Э. Гуссерль верит в «универсальную, чистую науку о духе», о самой сущности духа, вне которого все обречено на гибель.

Принцип самоорганизации выводит к открытости одного другому, к духовной фазе, которую ученые называют Ноосферой. «Открытость» – одно из условий самоорганизации: «Все реальные системы, как правило, открыты и нелинейны» (Основания синергетики, с. 120). Значит, делает их закрытыми человеческое неведение. Но мне, как востоковеду, хотелось бы обратить внимание на разную степень открытости. Стремление к открытости с особой силой проявляется там, где сознание было закрыто от космоса, – скажем, у греков. Хотя, согласно Платону, чтобы космос не разрушился окончательно «и не погрузился в беспредельную пучину неподобного, (кормчий. – Т. Г.) вновь берет кормило и снова направляет все больное и разрушенное по прежнему свойственному ему круговороту: он вновь устрояет космос, упорядочивает его и делает бессмертным и непреходящим» (Тимей, 28 А). Надо сказать, что и Эмпедокл верил в завершение круговорота Любви и Вражды, что все вернется к изначальной Любви, успокоится в гармоническом сферосе. (Это то, что Лейбниц называл «предустановленной гармонией», а Тейар де Шарден и Вернадский – Ноосферой.) И все же лишь во времена Средневековья стали признавать красоту и гармоничность бесконечного (Бл. Августин, Николай Кузанский). Однако Джордано Бруно за веру в бесконечные миры поплатился жизнью. Так что архетип замкнутости, геоцентризма продолжал владеть умами, обусловив характер науки: «Классическая наука рассматривает процессы в замкнутых системах. В такого рода системах процессы идут, согласно второму началу термодинамики, к максимально неорганизованному, хаотическому состоянию – к состоянию наибольшей энтропией. Но замкнутые системы – идеализация действительности. Наш мир – это мир открытых нелинейных систем». И дальше: «Традиционный взгляд на историческое развитие научного знания исходит из представления о линейном характере научного прогресса» (Основания синергетики, с. 23, 174).

Если бы свойство «линейности» не оказалось столь опасным, не возникла бы проблема «прерывности» в русской философии.

Дао исключает линейность, закрытость, и потому проблема «открытости» для Китая не столь актуальна. Дао многомерно, движется туда-обратно и по вертикальной оси (по типу двойной спирали). «Великое – оно в бесконечном движении. Пребывая в бесконечном движении, не достигает предела. Не достигая предела, возвращается к истоку» (Дао дэ цзин, 25). В основе мира лежит не один из первоэлементов, а Великое Единое, Беспредельное-Тайцзи. «Изначальное ци (чун ци) образует гармонию» (Дао дэ цзин, 42). То есть мир происходит не из неупорядоченной материи, не из хаоса, требующего человеческого вмешательства, а из совершенного порядка: «Дао – нечто зыбкое, неясное. Неясное, зыбкое, но в нем – Образы (Сян). Зыбкое, неясное, но в нем – все вещи. Глубинное, темное, внутри – семена (цзин – духовная энергия). В этом цзин – Истина (чжэнь), Искренность (синь). С древности и поныне имя его не проходит. Благодаря ему узнаем о причинах вещей. Откуда мы знаем о природе вещей? От этого (Дао)» (Дао дэ цзин, 21). А в самом начале этого удивительного чжана сказано: «Великое Дэ и есть Дао», то есть все, что заключено в извечном Дао, присуще Человеку. Естественно, подобное представление об Основе не могло не сказаться на образе мышления, которое можно назвать «сингулярным», на логике Целого.

Следование Дао, естественнному ритму, обусловило устойчивость государственной системы Китая. Пульсирующий ритм Дао («одно инь, одно ян») сказался не только на образе мышления, но и на тональности языка, манере поведения, походке китайцев, не говоря уже о гибкости дипломатии. [215]

Китайская история не знала крутых поворотов, революционных скачков, и немалую роль сыграла способность к центрированности на макро– и микроуровне, от государственного устройства до человеческого сердца. Отсюда и название Китая – «Чжун-го». «Чжун» – тот самый Центр, «Великий корень (Великая основа – да бэнь) Поднебесной. Уравновешенность (Хэ) – совершенный Путь Поднебесной» («Чжун-юн»). То есть «Чжун-го» – государство, являющееся Центром мира. Центрированность и уравновешенность послужили для китайцев архетипами, предопределившими форму их поведения. Без неизменного Центра невозможно и движение, восходящее к Благу. (Другое дело, что открытость внутреннюю они компенсировали закрытостью внешней: зачем общаться с другими государствами, если собственное самодостаточно.)

Уже первое знакомство с Востоком навело меня на мысль о существовании трех моделей : белое или черное – европейская; белое станет черным, черное станет белым – китайская; и белое есть черное – индийская модель. Предельно динамичная (взрыв структуры вследствие столкновения противоположностей и замена ее другой). Умеренно динамичная (инь убывает, ян прибывает, ян прибывает, инь убывает – как в природе смена дня и ночи). И нединамичная или внутренне динамичная – индийская модель. Каждая естественна и органична для своего народа, обусловлена возрастом, длиной пройденного Пути. [216] (По поводу молодости греков Платон приводит слова египетского жреца, сказанные Солону: «Вы, греки, вечно останетесь детьми, и не бывать эллину старцем: ведь нет у вас учения, которое поседело бы от времени» (Тимей, 236).) Каждая выполняла свою задачу в программе мирового устройства. Динамизм греков вынуждал не оглядываться назад, что было чревато односторонностью, утратой устойчивости и вместе с тем – прорывом в сфере науки и искусства. Китайская цивилизация, повинуясь естественному ритму, до сих пор сохраняет устойчивость, скорее будет идти по восходящей, учитывая достижения и промахи Запада.

Что касается Индии, то ее затишье, можно сказать, от полноты знания, завершенности. «Мир днем похож на европейскую музыку: могучее течение широкой гармонии, состоящей из созвучий и диссонансов, – представляет Тагор. – …А ночь – это индийская музыка, чистая, глубокая и нежная рага. И та и другая музыка волнует нас, но по духу они несовместимы». [217] Само слово «рага» отражает объемность мышления: это и краска, цвет, и чувство, страсть, – звуки, проникающие в самую душу. Индия как будто застыла в своей завершенности, что отразилось в универсальности мироощущения: «Ты есть То» (в отличие от «это или то»). (Отсутствие в этой ровности структурирующего начала, возможно, по-своему восполнила кастовая система.) Идея «Ты есть То» сама по себе говорит о завершенности Пути.