Экзамен для гуманоидов - Вячеслав Шалыгин

– Ну, не знаю, может, ты ее по дороге подцепил, – Сомов ухмыльнулся. – Поддали-то напоследок как надо. Только из двадцати трех женщин-пилотов у меня нет ни одной Лены. Вот в чем парадокс. Все, кто хочешь есть, вот Маша, Таня, там вон на третьем ряду Анюта сидит, а Лены ни одной. Тут тебя ввели, так сказать, в заблуждение, академик.

– Зачем?

– Поймешь их, женщин, – Сомов махнул рукой. – Да ты не переживай, если она наша, то на корабле отыщется, никуда не денется. Интригует она тебя, цену набивает. Я такого уже насмотрелся, во…

Генерал провел рукой по гладко выбритому кадыку и, заканчивая наше лирическое отступление, перевернул очередной лист списков экипажа. Я взглянул на записи: тройка номер двадцать шесть. Пилот Семкина, биолог Иванова, инженер Куридзе. Помню, помню, высокий такой, красивый, орел, одним словом, горный. Повезло девчонкам с инженером.

Стеклянный колпак «саркофага» медленно опустился, и на мгновение я почувствовал себя неуютно. Как будто стало темнее и прохладнее. Ну, да, это же анабиоз. Будет еще прохладнее, просто я к тому времени уже засну. А темнее, чем с закрытыми глазами вовсе не бывает. Вдох, выдох. Хорошо. Еще раз. Все, сон… Крепкий и здоровый… на семь месяцев…

7

Из текущего рапорта в разведку

Каравана Кочующих Детей Воды

…Пожиратели травы проявляют весьма высокий уровень подготовленности к полету. Продолжительность тщательно спланированного маршрута указывает на применение специальных технологий. Гравиинверсионные двигатели, которыми оборудован «Ермак», примитивны и не могут обеспечить прохождение такого маршрута за короткое время. Тем не менее расписание полета включает всего сто двенадцать вахт…

8

Мишин, Скорохватова, Соболева

Стартовая тройка, сияя, как нержавеющие чайники, заняла свое место в рубке. Экипаж и колонисты улеглись в прозрачные «саркофаги» анабиозных камер и, получив по несколько инъекций из встроенных в камеры пневмоинъекторов, погрузились в сон. Через четверть часа включились установки Афанасьева, и шесть с половиной тысяч сердец перешли на ритм три удара в минуту. Старт прошел, как и во время многочисленных испытаний, – безупречно. Гравинверсионные двигатели мягко подняли тушу корабля над поверхностью и по пологой траектории стремительно вытолкнули основной модуль «Ермака» из атмосферы. Час спустя корабль успешно состыковался с собранными на орбите грузовым и двигательным модулями, а через сутки приступил к основному разгону. Первая Межзвездная экспедиция началась…

– Наша вахта и опасна и трудна… – пропел пилот первой смены Игорь Мишин, нажимая на клавишу «ввод». – Программа разгона запущена. Все системы работают нормально.

– Вас поняли. Сеанс связи через три часа. – Центр управления полетом оставил пение без комментариев. – Конец связи.

– Девушки, а что у нас с завтраком? – поинтересовался пилот, разворачиваясь вместе с креслом в сторону биолога и бортинженера.

– По корабельному времени сейчас три часа ночи, родной, придется потерпеть, – покачала головой Галя Соболева, биолог смены.

– Отощаю я с вами, милочка, как вы это потом объясните Сомову? Он такой подход к здоровью экипажа не одобрит, как пить дать.

– Ничего, мы постараемся доказать, что в тебе была обнаружена пара килограммов избыточного веса, Игорек, и Сомов нас простит, – поддержала подругу бортинженер Ирина Скорохватова.

– Никакого взаимо-по-ни-ма-ния! – раздельно произнес Игорь склонясь к микрофону бортового журнала. – Психологам – «баранка»! Хоть чайку-то нальете?

– Это – пожалуйста, только без сахара, – Ира улыбнулась. – Вон там термос, а чуть левее кружка.

Мишин приуныл и, кряхтя покинув кресло, побрел к чайному столику. Соболева между тем оторвалась от компьютера, осуждающе посмотрела на Ирину и покачала головой.

– Сахар в выдвижном ящике, – сказала она и, кивнув в ответ на Игорево «благодарю», снова углубилась в работу.

Бортинженер опять загадочно улыбнулась и, используя боковую никелированную панель одного из приборов в качестве зеркала, поправила прическу. Пилот был ей далеко не безразличен, и на самом деле она была бы рада сделать для него все, что угодно, но опыт подсказывал ей, что пренебрежение вкупе с изящным кокетством обеспечит не только стойкий интерес со стороны мужчины, но и исключит возможность возникновения всяких неожиданностей с потенциальной соперницей Галей. Впрочем, у биолога было столько важной работы, что на личную жизнь она, похоже, отвлекаться не собиралась. Пилот же и инженер только следили за вошедшими в рабочий режим приборами, проводили неторопливую профилактику и корректировку, что занимало всего несколько часов в сутки. Все научные эксперименты и исследования были намечены на послеразгонный период, а это уже другая смена.

На Земле Ире с мужчинами не особенно везло. Сначала попадались малообеспеченные и неопытные ровесники, потом однажды судьба свела ее с пожилым, но чрезвычайно внимательным и нежным «дядечкой», который, собственно, и помог ей устроить профессиональную жизнь. Ира была ему искренне благодарна, но считала, что цена за помощь не может превышать разумных пределов. «Дядя» настаивал на супружестве, детях, спокойной семейной жизни, а Ирина не могла и на секунду представить, что расстанется с беззаботностью вольной жизни, работой, раскованным и немного безалаберным кругом общения, прекрасной фигурой и пусть и формальной, но независимостью. Узнав о полете, она не раздумывала ни секунды. Это было то, что ей нужно именно сейчас, – сбежать. Десять лет – как раз тот промежуток времени, который мог разрешить ее проблемы. Родственников у нее особо не было, друзья… что ж, появятся новые, а ухажер за это время забудет или состарится окончательно. Тем более что она-то ничего не потеряет. По последним данным, афанасьевский анабиоз даже несколько омолаживает организм, во всяком случае, состариться человек, пробывший в анабиозе год, успевает лишь на месяц-два. Как женщину, Иру это вполне устраивало.

То, что в ее тройке оказался Игорь, стало для Скорохватовой приятным сюрпризом. Еще в начале сборов в тренировочном лагере она обратила на пилота самое пристальное внимание. Через месяц психологи объявили составы троек, и судьба Мишина была решена. «Он и не заметит, как будет моим», – решила Ира и принялась тщательно готовиться к эмоциональному штурму. Хотя большую часть флирта составляли вовсе не подготовленные, а интуитивные экспромты.

Галя, видя в глазах напарницы особый блеск, разумно не вмешивалась, но Ирина ни в коем случае не сбрасывала ее со счетов.

Пока что Игорь пребывал в некоторой растерянности, не зная, как реагировать на поведение инженера, но легкий характер помогал ему не обращать внимания на Ирины «шпильки». Правда, и влюбленности в его взгляде Скорохватова пока не замечала. Это ее немного задевало, но поверить в такой невыгодный вариант развития событий она отказывалась.

«Где это видано, чтобы мужчина не поддался натиску молодой и красивой женщины? Абсурд! Он уже мой, только не догадывается до поры до времени…»

Мишин и в самом деле не догадывался. Ему нравилась его работа, компьютерные игры, айкидо и поп-музыка. В длительные романы он не верил и не ввязывался, а длительным, в его понимании, было все свыше недели. Что уж говорить о двух месяцах. Тактику Иры он не понимал, считал, что она его недолюбливает, но не расстраивался. Во-первых, чтобы не скучать, хватало и работы, а во-вторых, была еще Галя, которая вроде бы относилась к Игорю вполне дружелюбно. А если совсем честно – какая может быть любовь, когда вокруг глубокий космос, у тебя в руках штурвал абсолютно реального звездолета, а впереди встреча с массой неизвестных опасностей и приключений?! Щенячьи слюни – вся эта любовь! Лучший пилот ВКС Игорь Мишин, тот самый, которому доверили ответственнейший этап полета – разгон, и какие-то нежные чувства! Что вы смеетесь, что ли? На кой черт они сдались суровому космическому волку?

За ужином Игорь радостно воспевал просторы Вселенной, агрессивно махал кулаком в сторону инструкции о космической радиации и фантазировал на тему новой встречи с другими цивилизациями. Ира отпускала сдобренные ядом замечания, а Галина молчала, размышляя о чем-то своем.

Все приборы работали нормально, но ученица Афанасьева пока не привыкла к расслабленности, она все еще помнила атмосферу постоянного «мозгового штурма» в лаборатории и не могла понять, почему ей на все вдруг стало хватать и времени, и нервов. Накануне она закончила осмотр «саркофагов» красной зоны – спящего экипажа и, тщательно запротоколировав параметры работы каждого из аппаратов, решила сделать перерыв. Вернее, это решала за нее инструкция. Галина была немало удивлена, что такую рациональную в плане труда и отдыха инструкцию составлял сам Афанасьев, безжалостно относившийся к себе и своим сотрудникам на Земле. Предстоял самый объемный этап работы – проверка и коррекция параметров в «зеленой зоне», где располагались камеры колонистов. С экипажем было проще. Все пилоты, биологи, инженеры подбирались специалистами среди членов Отряда Космонавтов, и подстраивать приборы их анабиозных камер было просто удовольствием. Отклонения составляли два-три процента. Колонисты таким эталонным здоровьем не отличались, и с каждым предстояла трудная работа.