Провокатор - Вячеслав Шалыгин

Вячеслав Шалыгин

Провокатор

До наступления комендантского часа оставалось всего несколько минут, и запоздалые прохожие больше не старались обогнуть лужи, покрытые неверным ледком, или, прячась от ветра, прижаться к стенам домов сталинской постройки. Люди торопливо семенили по холодной улице к станции метро, над которой вместо красной «М» теперь светилась уродливая голографическая закорючка: иероглиф чужаков, обозначающий слово «работа». Почему работа? Потому что в разном контексте он означал и работу, и жизнь. Живешь, пока работаешь. Таким был главный посыл новых хозяев Северного полушария своим слугам, и для лучшего усвоения он светился на каждом углу. Работать с шести утра до девяти вечера, пока не наступит комендантский час, и жить. А те, кого такая жизнь не устраивает, могут остаться после девяти на улице и умереть. Так что мокрые ноги и замерзшие уши были сейчас минимальными неприятностями, которые грозили опоздавшим гражданам. Попадись на пути патруль — и все, конец. Тех, кто не успел очутиться под крышей или хотя бы в метро до двадцати одного, серпиенсы расстреливали на месте без долгих разговоров. То есть не совсем расстреливали, оружие чужаков стреляло и убивало не так, как оружие землян, без пуль, но детали не имели значения. Человек погибал — это главное.

Впрочем, серпиенсов нельзя было обвинить в запредельной жестокости. Чужаки проявляли снисхождение к некоторым аборигенам, не успевшим уйти с улиц до наступления комендантского часа. Стартовые десять-пятнадцать минут они лишь наблюдали, неспешно двигаясь по улицам и над ними. При этом они не бубнили в мегафоны, не бряцали оружием и не бросали по сторонам грозные взгляды. Просто топали прогулочным шагом, попарно, изредка тройками, либо так же медленно летели на десятиметровой высоте в своих одноместных коконах, издалека напоминающих перевернутую запятую или раздутую пиявку с темно-зелеными, лоснящимися боками. И то, и другое они проделывали практически бесшумно, отчего людям становилось еще страшнее. Ведь и убивали серпиенсы тоже беззвучно. Очень редко жертва успевала испуганно вскрикнуть, и только. Вскрик, бесшумный выстрел (пусть уж будет «выстрел», другого слова все равно не подобрать), и снова тишина. Ни предсмертных хрипов, ни глухого удара тела о мостовую, ничего. Поскольку от казненного оставалось лишь облако тускло светящегося в темноте праха. Жуткая картина. Бледно-голубой контур человека примерно с секунду неверно светился, а затем гас, растворяясь в ночи. А в ветреную погоду не светился вовсе, исчезал мгновенно.

Но все это происходило только с теми, кто по глупости оказывался сразу после девяти безнадежно далеко от укрытия либо попадался патрулю в чересчур поздний час. Не спрятался, сам виноват, как говорится. А с девяти и примерно до девяти пятнадцати шанс оставался. Если дом или метро недалеко, если ты способен передвигать ноги в быстром темпе, если не поддался панике от близкой опасности, если тебя не затоптали другие бегущие от смерти люди. Много было «если», но шанс оставался, факт.

Одно было непонятно: зачем вообще серпиенсам понадобилось вводить комендантский час? Ведь обычные люди не представляли для них особой опасности. Даже военные были опасны постольку-поскольку, а уж безоружные-то обыватели…

Филипп Грин чуть подался вперед, чтобы разглядеть из окна перекресток Ленинградки и Балтийской. Обычно патрули появлялись из-за угла, разделялись и шли по обеим сторонам проспекта в направлении метро. Когда пешие патрульные проходили примерно половину пути, над перекрестком зависали два-три кокона. Они тоже брали курс на станцию «Сокол», но в их зоне внимания оказывались не запоздавшие пешеходы, а машины. В принципе, людям не возбранялось ночевать в припаркованных машинах, но обязательно с выключенным двигателем. Летом это условие многих аборигенов устраивало, зимой же такие ночевки частенько заканчивались трагедиями. Попавшие в ловушку люди либо замерзали, либо, рискнув среди ночи (патрулей вроде бы не видно, отчего не рискнуть?) завести машину, погибали на месте, превращаясь в светящийся прах вместе со злополучным авто.

Коммуникатор в кармане тоненько пискнул. Это означало, что получено стандартное сообщение по системе всеобщего оповещения. Комендантский час наступил окончательно. До шести утра на улицу ни шагу. Иначе — смерть. Без вариантов.

Филипп ткнулся лбом в холодное стекло и на миг закрыл глаза. Холод мгновенно разлился по всему телу. Нет, холодное стекло или мороз за окном тут были ни при чем. Грину стало холодно и неуютно по другой причине. Сигнал коммуникатора, будто простейший, но особо злобный вирус, похерил на жестком диске жизни Филиппа большой и важный блок информации. Просто «пик» — и стер к чертовой матери!

Грин отлепился от окна и растерянно оглянулся. Комната вдруг показалась ему огромной, удручающе пустой и неуютной. А ведь в ней ничего не изменилось. Те же книжные шкафы, телевизор на стене, скрипучий мерзавец диван, пара картонных коробок со всяким хламом и открытый чемодан, из которого торчат небрежно набросанные вещи. Женские вещи, еще минуту назад Викины. А теперь ничьи.

Нет! Такого просто не может быть! Филипп снова прильнул к холодному окну. Разум подсказывал, что надеяться не на что, но сердце, разрываясь на части, заставляло по-прежнему надеяться.

На что? Бог знает. На чудо, наверное. Или на везение. Ведь Вика вполне могла спрятаться в каком-нибудь подъезде, гараже, на магазинном складе или юркнуть к кому-то в машину. Люди нередко помогают друг другу в трудный час. Декабрь — не лучшее время для романтических ночевок в авто или в неотапливаемом помещении, но выжить можно, главное — не заснуть. Так что шансы оставались. И неплохие. Пятьдесят на пятьдесят.

Грин невольно скрестил пальцы, боясь сглазить. Ровно в девять Вика звонила откуда-то из района «Динамо». Законопослушный таксист наотрез отказался ехать дальше, припарковал машину, высадил пассажирку и побежал к метро. Другой тачки Вике поймать не удалось, и она отправилась к Филиппу пешим порядком. Логично было бы спуститься в метро следом за трусливым таксистом и проделать оставшийся путь на поезде, но тогда Вика рисковала заночевать под землей. В девять пятнадцать наверх ее никто не выпустил бы. И не из страха перед чужаками или желания уберечь молодую дурочку от смерти. Просто после девяти пятнадцати все выходы автоматически перекрывались силовыми отсечками. А автоматику хоть умоляй, хоть проклинай, не снизойдет.

Грин представил себе маршрут от «Динамо» до «Сокола». Широкий тротуар, все время по прямой. Немного скользко, но это мелочи. Если хорошенько припустить, за пятнадцать минут добежать вполне реально. Главное держать дыхание и не сбрасывать темп. Вика девушка спортивная, так что…

Филипп краем глаза засек движение в конце улицы и торопливо открыл окно. В комнату ворвался холодный зимний ветер, занавески за спиной у Грина недовольно зашуршали, их дружно поддержала Викина коллекция фикусов, но Филиппу было не до возмущенного шелеста мерзнущих растений. Он высунулся из окна и уставился влево, в полумрак проспекта.

Со стороны «Аэропорта» к дому Грина приближалась маленькая одинокая фигурка. Человечек бежал со всех ног.

У Филиппа заколотилось сердце. Вика?! Точно она.

Он резко обернулся вправо. От перекрестка с Балтийской навстречу Вике медленно двигался патруль. Двое серпиенсов в боевой экипировке.

Грин судорожно вцепился в оконный переплет и высунулся едва ли не по пояс. То ли от холода, то ли от страха мелко застучали зубы, и Филипп был вынужден стиснуть их до неприятного скрежета.

До спасительной подворотни Вике оставалось не больше сотни шагов. Патрулю ровно столько же. Грин без всяких вычислений понимал, что если Вика не ускорится, финиш ее забега получится трагичным. А ускориться она уже не могла, у Вики явно не осталось сил.

Видели это и серпиенсы. Они не прибавили шаг и не подняли руки, целясь или приказывая девушке остановиться. Все в том же прогулочном темпе они приближались к нарушительнице, неотвратимо и пугающе, как движется к берегу волна цунами.

Сам того не замечая, Грин тихонько завыл и еще немного подался вперед. Разрывающее душу отчаяние едва не вытолкнуло его из окна. Филипп замер в состоянии неустойчивого равновесия, с секунду пробалансировал на грани и сдал назад. Вика нашла в себе силы и ускорилась. Грин даже задержал дыхание. Еще пара секунд — и она выиграет этот забег!

Ветер на мгновение приутих, будто бы тоже переживая за отчаянную бегунью, и в наступившей относительной тишине отчетливо хрустнул ледок у Вики под ногами.

Для Филиппа этот хруст прозвучал, как выстрел. Еще ничего не произошло, а Грин уже ясно представлял, что будет дальше. Вика поскользнулась, упала на одно колено, торопливо поднялась, сделала несколько шагов и поскользнулась снова. Ее отчаянный спурт пропал даром. Она растеряла драгоценные мгновения и теперь не успевала к финишу первой при всем желании. Осознав это, девушка и вовсе остановилась, постояла несколько секунд, глядя себе под ноги, а затем медленно продолжила путь навстречу смерти. С опущенной головой и поникшими плечами. Смирилась.