Дни Самайна - Татьяна Олеговна Воронцова

Села, отдышалась и продолжила чтение.

Как покровитель «незаконной» любви, Энгус участвовал во многих драматических история (вроде любовного треугольника, состоящего из Финна Мак Кумала, его невесты Грайне и его племянника Диармайда). Сам он также считается незаконным сыном Дагды от Боанн, жены Элкмара.

Дрожащей рукой Анна выцарапала из пачки сигарету, чиркнула зажигалкой. Господи, ну разве тут бросишь курить?..

Диармайд, соратник и соперник Финна Мак Кумала, был воспитанником Энгуса и вырос в его Сиде Бруг-на-Бойн. Когда дикий кабан из Бен-Булбена погубил прекрасного Диармайда, Энгус вернул его к жизни и унес в свой волшебный покой, чтобы никогда уже с ним не расставаться.

Ну, просто супер! Значит, у Лоренса Мак Кеннита есть подходящая компания! И чем же они там занимаются, интересно знать. Играют в шашки? Год за годом… целую вечность… Вечность.

На недостаточных основаниях, главным образом потому, что он был покровителем Диармайда, любимца женщин, а также потому, что его поцелуи превратились в птиц, которые насвистывали о любви юношам и девушкам, его стали называть «Эросом гэлов». Вероятно, он был высшим богом роста, который пострадал от солнечного затмения, традиционно знаменующего момент смерти в природе, и этим объясняется его отсутствие в сражении при Маг-Туиред.[56]

Она читала до поздней ночи, а вот теперь лежит без сна, не зная, что делать, как выбраться из этих дебрей, в которые забрела по глупости и тут же безнадежно заблудилась – как Алиса из сказки Льюиса Кэрролла.

А может, у тебя просто паранойя? Как там у Юнга: вторжение бессознательного легко осуществляется в моменты значительных перемен… Вторжение бессознательного, только и всего. Золотоволосые воины в богатых одеждах, переодетые простыми ирландскими парнями короли сидов… Все это тебе померещилось, девочка моя. Бедная, впечатлительная девочка, которая в детстве не наигралась в принцев и принцесс.

* * *

Судорожно цепляясь за дверной косяк, Дэймон поднял глаза. Тот, кто внушал ему такой запредельный ужас, стоял в самом дальнем углу – самом дальнем и самом темном. Свет настенных бра двумя круглыми пятнами лежал на покрывале, вся остальная комната тонула в мягком сумраке, полном теней.

– Приветствую тебя, сын друида, – зазвучал хорошо знакомый, невероятно низкий, чарующий голос бессмертного. – Подойди поближе, и я исцелю твои раны, которые нанес тебе этот прекрасный видом, но не в меру пылкий чужеземец. Именем Диан Кехта[57] я исцелю тебя, мой воин. Герой и сын героя, мудрец и сын мудреца… Видишь, я говорю с тобой как с равным. Почему же ты не отвечаешь мне?

С этими словами он непринужденно облокотился на спинку кресла и улыбнулся Дэймону, как доброму другу. Он был, как всегда, бесподобно прекрасен. Ни порока, ни изъяна. Его глаза мерцали в темноте как драгоценные камни.

Дэймон вспомнил, что сказал ему в прошлом году, во время празднования Дня святой Бригитты, лендлорд из Корка: «Среди князей сумеречного королевства немало могущественных. Но ЭТОТ самый опасный. Одной рукой он дает, а другой забирает. И главное во-время понять, что для тебя важнее, полученный от него дар или принесенная тобою жертва».

– Оставь меня в покое! – с трудом вытолкнул из себя Дэймон.

Во рту у него была пустыня. Сердце трепыхалось где-то в паху.

– Разве для того ты вернулся в Миде[58], чтобы гнать меня прочь?

Этот голос… неподражаемый голос.

– Я пришел для того, чтобы закончить наш спор.

– Так давай же закончим его поскорее.

Презрев инстинкт самосохранения, Дэймон выпрямился, несколько раз глубоко вздохнул и вышел из укрытия, то есть из-за двери ванной. Дверь ванной – ха-ха!.. Одним беглым взглядом стоящее напротив пленительное существо могло обратить эту дверь в прах. А заодно и все здание. Никто пока еще не измерил его силы. А если кто и пробовал, с тех пор о них никто ничего не слыхал.

– Я знаю, он у тебя, – произнес Дэймон с легкой одышкой. – Покажи мне его. Дай нам увидеться.

– О… я желаю этого так же сильно, как ты, сын друида.

– Лживый пес!

Это вырвалось само собой.

Бессмертный остался недвижим. Не имея понятия, чего от него следует ожидать, Дэймон молча стоял у стены и в полном отчаянии считал удары своего сердца. Ага, вот оно… по комнате пронесся короткий свистящий смерч, и щека загорелась, как будто ее вспороли хлыстом. По шее потекла теплая кровь.

– Придержи язык, – прошелестело в мертвой тишине, – если хочешь пользоваться им в дальнейшем. Многие призывают меня под крышами домов своих и под небом Эйре[59], но не имеют от меня ни помощи, ни ответа. Тебе же необязательно призывать меня, ибо я прихожу сам.

– Ты приходишь, потому что я нужен тебе, – возразил Дэймон, борясь с желанием прикоснуться к саднящей ране.

– А разве я тебе не нужен? – И после паузы: – Мы нужны друг другу. Чем раньше ты это поймешь, тем проще нам будет договориться.

– Я отдал тебе левый глаз, – проговорил Дэймон сквозь зубы. – Чего ты хочешь теперь?

Улыбка бессмертного сводила его с ума.

– Разделить с тобой ложе, сын друида.

«Запомни еще вот что, Дэймон, сын Бригитты, – сказал на прощание тот же старый лендлорд, о котором говорили, что якобы он возглавляет крупнейшую языческую общину в графстве Корк: – Народу Холмов неведомы добро и зло. Они знают лишь радость и страдание». Средневековый переписчик древних ирландских саг называл сидов «безгрешным потомством Адама». Возможно, он имел в виду апокрифическую легенду, согласно которой еще до грехопадения у Адама и Евы были дети, потомки которых стали сидами, не подвластными ни греху, ни искуплению. Глядя в лучистые как звезды глаза древнейшего из них, подлинного сына этой земли, Дэймон чувствовал, что готов сдать игру. Силы его были на исходе.

– Я не сын его, – прошептал он, уже готовый на все. – Ты хоть представляешь, сколько поколений нас разделяет?

Бессмертный смотрел на него со снисходительным любопытством. И Дэймон понял, что для него это – пустой звук. Он знать не знает о времени. Он не считает дни, не оплакивает покойников. Для него все происходит не в прошлом и не в будущем, а в вечном настоящем.

Всегда СЕЙЧАС.

Только СЕЙЧАС.

Сейчас и больше никогда.

– Много чего случилось тут, наверху, – промолвил бессмертный, подходя вплотную и разглядывая кровавый рубец на щеке Дэймона. – Но ты остался прежним. И твоя сила до сих пор с тобой.

Редкий случай: он предстал в своем истинном обличье. Гладкая, словно подсвеченная изнутри, кожа; отливающие золотом, длинные пряди волос. Лоб охвачен тонким золотым обручем: посередине крупный изумруд великолепной огранки; по бокам россыпь мелких сверкающих бриллиантов.