Назад в СССР 2 - Рафаэль Дамиров

— А где ж ему еще быть? — всплеснула руками старуха, вытянув шею словно гусь. — Живет бобылем, ничего в жизни не надо. Днем спит, а ночью шебуршится чего-то. Мазню свою малюет, наверное. Да раньше таких бесполезных к стенке ставили. Эх… Сталина на него нету. Открывай, Карлушка! К тебе гости пришли!

Бабка еще раз двинула шваброй по двери. На шум из соседних комнат повысовывались возмущенные соседи, но, завидев бабу Фросю, никто слова против не сказал. Пошипели, покривились и спрятались обратно за дверями.

Наконец, щелкнул шпингалет, и дверь несмело приоткрылась. На пороге вырос потертого вида интеллигент с кучерявым руном Минаева на голове и страдальческим лицом Пьеро:

— Здравствуйте, Ефросинья Карповна. Чем обязан визитом вашей швабры?

— А ты, Карлушка, не зубоскаль! — Фрося попыталась просунуть голову внутрь, — Гости к тебе пришли.

Мы шагнули вперед, художник окинул нас ожившим взглядом, но, поняв, что денег с нас за заказ портрета или пейзажа не поиметь, вздохнул:

— Что угодно, молодые люди?

— Дядя Карл, — Погодин потеснил бабку, которая так и не смогла проникнуть в комнату. — Это же я! Федор! Племянник ваш!

— Федор? — художник картинно откинул со лба барашковую прядь. — Какой Федор?

— Ну, Федька-балбес! Погодин.

— А-а-а! Федька, проходи! Конечно! Как отец?

— Так умер десять лет назад.

— Да, да, конечно. Про мать тогда спрашивать не буду, вдруг тоже чего…

— Типун тебе на язык, дядя Карл! Все с мамкой отлично. Про тебя вспоминает, что не заходишь больше…

— Ну проходи, а это друг твой?

Мы вошли внутрь довольно просторной комнаты. Карл захлопнул дверь перед носом любопытной Фроси и Светки.

— Присаживайтесь, — художник кинулся разгребать диван от вороха зарисовок, каких-то рамок, кусков фанеры, с выдавленной на них уже засохшей краской.

— Спасибо, — Федя брезгливо поморщился. — Мы лучше постоим. Молодые.

Я огляделся. Жилая комната была больше похожа на мастерскую безумного художника. Весь ее простор занимали мольберты, холсты на подрамниках. Стены завешаны картинами с изображением унылых и апатичного вида людей, образы которых так далеки от жизнерадостных и энергичных строителей коммунизма. Написаны картины неплохо, но от них тянуло тоской и вялостью.

— Ну, рассказывайте, — художник сам уселся на диван, который заулыбался нам желтизной выбивавшегося из-под обшивки поролона. — С чем пожаловали? Чаю?

— Можно, — борясь с брезгливостью, нехотя кивнул Погодин.

— А нет, кончился сегодня, — развел руками Карл.

— А зачем же тогда предлагаешь? — с облегчением вздохнул Федя.

— Воспитанный человек всегда гостям чай предложит.

— Дядя Карл, тут такое дело… Портрет надо один накидать.

— Портрет? — художник привстал, глаза его заблестели. — Графика десять рублей, масло двадцать пять!

— Ты не понял, это бесплатно надо сделать, для милиции.

— Для милиции? — Карл затряс руном на голове, вскочил и подбежал к двери, проверив шпингалет. — Где милиция? Что они вам сказали? Я давно уже за валюту картины свои не продаю. Это поклеп! Карл Генрихович — честный советский гражданин!

— Да успокойся, мы и есть милиция. Работаем там.

Карл раскрыл рот, хотел что-то сказать, но забыл слова. Поводил руками, тыкая то на меня, то на Погодина, наконец, проморгался и выдал:

— Федька? Ты… Ты милиционер?!..

— Представь себе, да. И сейчас я при исполнении. Дядя Карл, попрошу в присутствии моих коллег, — Погодин кивнул на меня. — Называть меня в соответствии с чином: товарищ лейтенант, или просто Федор Сергеевич. Договорились?

Художник, наконец, вспомнил, что нужно захлопнуть челюсть, и часто закивал:

— Только я вам ничем помочь не могу, — он стал торопливо сгребать в стопку какие-то листы с зарисовками, мельком я увидел на них телеса голых женщин. — Я ничего не нарушаю. Сколько раз говорить, что официально я трудоустроен. Числюсь оформителем на полставки в доме культуры. Еще в Союзе художников состою. Чего вам от меня надо? Ну продал несколько портретов. Так то ж мои картины… Могу я продавать свое? Это же не спекуляция?

— Да успокойся, дядя Карл, — Погодин похлопал по плечу художника, от первого шлепка тот вздрогнул. — Нам все равно на тебя… В том смысле, чем ты там занимаешься, мы пришли по факту мошенничества.

— Мошенничества? — Карла передернуло. — Я сразу сказал покупателю, что это репродукция, а не подлинник. У меня даже расписка есть! Сейчас покажу…

— Дядя Карл! — Погодин не выдержал и рявкнул так, что художник сел на диван. — Помолчи и послушай. Мы за помощью пришли. Преступник у людей деньги и ювелирные украшения ворует, обманом в контакт входит. Мой коллега видел его лицо, можешь с его слов нарисовать портрет?

— Со слов? — лицо Карла вытянулось. — Как это? Как в кино?

— Да…

— Очень любопытно, — Карл повеселел. — Так вам просто нужно нарисовать потрет?

— Какой ты проницательный, дядя.

— Бесплатно?

— Так точно! Ну так что? Поможешь? Или лучше поговорим о репродукции?

— Конечно, помогу! — художник больше на задавался вопросом о деньгах, стал раскладывать на мольберте лист ватмана. — Это будет графический портрет. То есть рисунок карандашом. Я для таких целей “Кох и Нор” использую. Лучшие карандаши! Чешские.

Пока живописец возился с приготовлениями, взгляд мой зацепился за картину, что висела на стене, накрытая черной тканью. Ни один из пейзажей не был зашторен. Любопытно, почему эта мазня прикрыта? Я подошел ближе и, приподняв ткань, заглянул на полотно.

— Твою мать! — воскликнул я и сдернул тряпицу. На картине, выполненной мазками масла, была изображена обнаженная девушка, сидящая на стуле. Я сразу узнал ее. Одно лицо, что и на фотографии из оперативного дела. Чуть прикрыв обнаженную грудь руками, на меня смотрела Вера Соболева…

Глава 14

— Это кто? — я снял картину со стены и тряхнул ею перед клювом художника.

Тот пожал плечами:

— Да так, образ из головы. Никто. Вымышленный персонаж, так сказать… Навеяло, знаете ли, бывает.

— Ясно, — я аккуратно поставил картину на пол и, поглядывая на нее, будто боялся, что она испарится, подошел к живописцу.

Резким движением схватил его за пудельные патлы и подтащил к картине.

— Смотри внимательнее, Карлуша! Кто это?! Вспоминай!

— Андрей! — воскликнул ошалелый Погодин. — Ты что делаешь?!

— А ты не узнал ее, Федя? Плохо