Анатомия любви - Дана Шварц
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– До свидания, Хейзел Синнетт, – сказал Джек, прикрывая скрипнувшую дверь за собой. Лязгнули петли.
Джек успел сделать пару шагов по тропинке, когда услышал, как она прошептала ему вслед из темноты:
– До свидания, Джек Каррер.
19
Тихий стук вырвал Хейзел из гипнотической сосредоточенности. Она препарировала желудок, надеясь, что удастся составить схему его кровеносных сосудов. Шум она решила игнорировать, подумав, что это, должно быть, одна из маленьких черных птичек, чирикавших на деревьях вдоль подъездной аллеи, но тут стук повторился, на этот раз более требовательно. Тук-тук-тук!
– Мисс! – Это был придушенный, полный паники шепот Йоны.
Затем последовала очередная серия ударов в дверь.
– Мисс, пожалуйста!
Хейзел со вздохом вытерла маленький скальпель о фартук. Она использовала его, чтобы отделить слои слизистой оболочки желудка, и добилась потрясающего прогресса. Но, с величайшей неохотой, ей пришлось подойти к двери, и лишь начав двигаться, она поняла, как затекли шея и плечи. Должно быть, она ушла в работу с головой на много часов, так сосредоточившись на задаче, что совсем забыла о времени. Хейзел распахнула дверь, с удивлением обнаружив за ней яркий дневной свет.
Йона, и без того напуганная, при взгляде на запятнанный кровью фартук испугалась еще сильнее.
– Я не была уверена, нужно ли вас беспокоить, но…
После долгих часов, проведенных в тускло освещенной свечами комнате, Хейзел пришлось рукой прикрыть покрасневшие глаза от яркого света снаружи.
– Так тебе все-таки нужно было меня побеспокоить? – спросила она. Хейзел так долго молчала, что голос теперь походил на странное карканье и слова прозвучали резче, чем она хотела. – Прошу прощения, я не хотела, чтобы это так прозвучало. Что тебе нужно, Йона?
Та принялась заламывать руки.
– Просто он прямо сегодня, то есть через несколько часов. Бал.
День был хмурым, низкие серые облака затянули небо. Типичная Шотландия. Здесь по определению должно быть уныло. Тогда почему же все-таки снаружи так светло? Хейзел, словно грибу, хотелось скрыться в тенистой мгле.
– Что за бал?
Йона кинула взгляд через плечо, словно там мог оказаться другой слуга, готовый взять на себя неприятную обязанность донести эту информацию до Хейзел.
– Э-эм, это бал у Алмонтов.
Хейзел моргнула, ожидая, пока эти сведения доберутся до нужной части мозга.
– Ох, бред. Бред, бред, бред!
Йона с сочувствием смотрела на нее.
– Уже полдень миновал, мисс.
– Полдень? Уже? Как?!
Она проработала всю ночь и все утро и даже не заметила этого. Выйдя из подземелья на грязную дорожку, она по единственному взгляду на Йону поняла, насколько сильно от нее воняет. Волосы были испачканы смесью чернил и засохшей крови, а о том, что творится под ногтями, и подумать было страшно.
– Все будет хорошо, – сказала Йона, хотя выражение ее лица прямо сообщало о том, что она уверена в обратном. – Я велела Чарльзу приготовить ванну.
– Полагаю, – заметила Хейзел, широко шагая вверх по холму, к главному входу в замок, – это единственный вечер сезона, который я не могу пропустить.
Йона торопилась за ней. Впереди Хейзел ждал ужасный день и, насколько она понимала, еще более ужасный вечер.
20
Пришлось дважды мыть волосы лучшим розовым мылом матери, а затем еще час расчесывать, однако Йоне удалось привести Хейзел в приличный вид достаточно быстро, чтобы та прибыла к Алмонтам пусть и с опозданием, но это опоздание нельзя было счесть непростительной грубостью. Хейзел позволила Йоне затянуть шнурки корсета на косточках достаточно туго, чтобы надеть синее бархатное платье с кружевной отделкой, и даже она сама вынуждена была признать, глянув на свое отражение в холле Алмонт-хаус, что наряд ей к лицу. Полуночно-синий цвет платья подчеркивал румянец щек и блеск глаз, скрывая следы бессонной ночи.
– Кузина! – воскликнул Бернард, спеша встретить ее у входа в бальный зал и протягивая руку. – Наконец-то ты здесь. Ты выглядишь, э-эм, чудесно.
Хейзел подавила зевок, превратив его в вежливую улыбку. Грациозно положив затянутую в перчатку руку на локоть Бернарда, она позволила ему проводить себя в зал, который был полон тепла, света, людских тел и кружащихся кринолинов. Сотни свечей солдатами замерли в позолоченных подсвечниках. Каким-то образом на запястье у Хейзел оказалась бальная карточка, а в руке – бокал с шампанским.
Гиббс Хартвик-Эллис отрастил смешные редкие усы с тех пор, как она последний раз видела его в театре; сейчас, зажатый в угол, он тщетно искал способ вежливо уклониться от беседы с неотесанным бароном Уолфордом, который наседал на него, чуть не пришпиливая беднягу Гиббса к месту.
Хейзел кинула на Гиббса сочувственный взгляд. На одном из родительских званых ужинов ее посадили рядом с Уолфордом, и даже после работы с трупами она до сих пор содрогалась от отвращения, вспоминая его дыхание, не говоря уже о том, какое жуткое впечатление производил стеклянный глаз барона, который, казалось, двигался в глазнице по собственной воле.
Хейзел не увидела Сесилию, а вот миссис Кальдуотер было сложно не заметить. От трелей ее визгливого смеха дрожал хрусталь. Хейзел собиралась сделать круг по залу, продемонстрировав всем свое присутствие, а затем вернуться к трупу в своей лаборатории. (Она забыла заглянуть на ледник – тело пролежит всего несколько часов, прежде чем плоть начнет разлагаться и станет вовсе непригодна для изучения.)
Можно сослаться на головную боль. Или на головокружение. Как правило, никто не задает вопросы женщине, у которой кружится голова, как, впрочем, не интересуется и таким широким культурным явлением, как целое общество женщин, массово страдающих от головокружений. Женское головокружение так легко объяснить: либо погода нетипично жаркая для этого времени года либо, напротив, холодная, или же, если причина не в этом, виновата слишком тугая шнуровка на корсете. И, без сомнения, женские головокружения заставляют мужчин вокруг чувствовать себя такими нужными и сильными, когда они поднимают несчастную из вороха юбок и обмахивают ее лицо, пока трепещущие ресницы не возвестят о том, что их хозяйка вернулась в сознание.
Оркестр заиграл стремительный вальс, и Бернард, переплетя пальцы Хейзел со своими, плотно прижал ее к себе. Даже слишком плотно. Тяжелый бархат заставлял сорочку липнуть к коже, и рука Бернарда была неприятно потной. Возможно, ей вовсе и не придется изображать головокружение.
Хейзел постаралась чуть высвободить руку из хватки Бернарда, но тот лишь крепче сжал ее.
– Как приятно видеть тебя снова здоровой и бодрой, кузина, – произнес он прохладно.
Хейзел присела в неглубоком
