Анатомия любви - Дана Шварц
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Нет, – возразил он. – Нет, нет, нет. Никогда не грабил. Всегда слежу за этим. Видишь ли, если не брать из могилы ничего, кроме тела, то и привлечь за грабеж тебя не смогут.
– Так, значит, ты – похититель тел.
Джек оглянулся, чтобы убедиться, что их никто не подслушивает. Но в тупике они были одни, дверь Анатомического общества крепко заперта, а переулок позади них – пуст. Тогда он наклонился к ней.
– Мне больше по душе «воскрешатель». Звучит более романтично, тебе не кажется?
– Так вот откуда тебе известен черный ход в анатомический театр. Ты им продаешь тела. Докторам.
– Иногда.
Хейзел снова осмотрела его с ног до головы, теперь уже более внимательно. На вид он был ее ровесником, может, чуть старше. Во время разговора его тонкие пальцы все время сжимались.
– И сколько ты просишь за это? – спросила она. – За тело.
– По-разному. А ты хочешь прикупить одно?
– Возможно, – ответила Хейзел. – Доставишь?
4 ноября 1817 года
Генри-стрит, дом № 2
Бат
Дорогая Хейзел,
Твой брат Перси слег с простудой. Весь день он страдает от насморка, а потом половину ночи не спит из-за кашля. От этого мое бедное сердце разрывается. Я вожу его на горячие источники дважды в день, и аптекарь прописал ему лауданум для сна. Прошу тебя, помолись Господу нашему о нем и его скорейшем выздоровлении. Проклятая простуда!!!
Твоя мать, леди Лавиния Синнетт
18
Хоторнден-касл был построен на вершине каменистого холма, и, свернув на узенькую тропу, уводящую вниз и влево от главного входа, можно было наткнуться на небольшую деревянную дверь, врезанную прямо в холм под замком. Дверь была облезлой, выгоревшей на солнце, разбухшей от дождей и тумана – почти незаметной в темную, безлунную ночь, – с зарешеченным окошком на уровне глаз, которое с клацаньем открылось, стоило Джеку постучать.
– Кто это? – спросил голос изнутри.
Женский голос, голос Хейзел, звучавший с притворной уверенностью и наигранной грубоватостью, призванной отпугнуть глупцов, рискнувших проникнуть внутрь.
Джек поднял фонарь, который держал в руке, освещая лицо.
– Не глупи, это я. Кому еще известно, как посреди ночи найти тайную дверь, ведущую в чертову пещеру, что ты вырыла прямо под замком?
– Назови пароль!
– О… э-эм… – Джек кинул взгляд на ладонь, где он был записан чернилами. Но буквы расплылись от пота. – Морто… вивиос… бо… Нет, постой. Что-то с доками?
Хейзел вздохнула и с трудом открыла тяжелую, скрипучую дверь в темницу.
– Mortui vivos docent.
Джек прокатил тачку мимо Хейзел прямо в подземелье.
– Прошу прощения, я прогуливал уроки латыни в Итоне.
Хейзел пришлось вжаться в сырую стену, чтобы не угодить под колеса.
– Зато определенно посещал уроки этикета.
Джек дотолкал тачку до места и опустил ручки. Шумно выдохнул и вытер пот со лба, оставив чернильные разводы.
– Mortui vivos docent, – повторил он. – И что же это значит?
Хейзел уставилась на темную массу, лежащую под покрывалом на тачке Джека.
– «Мертвые учат живых». Я прочитала это в книге.
Подземелье освещалось факелами, закрепленными на стене, и несколькими газовыми лампами, стоящими на рабочем столе. Окон не было, не считая решетчатого глазка в двери, который Хейзел плотно прикрыла, как только закрыла и заперла дверь. На столе расположилась коллекция странных серебряных инструментов. Некоторые из них Джек узнал к примеру, ножи и пилы для костей. Но у других были загнутые края и ручки, как у ножниц. Они явно были из разных наборов: одни ржавые, другие новые и блестящие. Словно собранные сорокой, хватающей все, что сможет стащить.
На стене висели две пары оков, при помощи которых пленников, должно быть, подвешивали за запястья.
– Это место используется? – спросил Джек слегка испуганно. – Как темница, я имею в виду.
– Вполне может, – ответила Хейзел.
Джек рассмеялся.
– На самом деле, – сказала Хейзел, – я не думаю, что здесь когда-нибудь бывал хоть один пленник. Сколько себя помню, оно всегда пустовало. До сих пор.
Джек взял маленький скальпель с деревянной ручкой и покрутил его между пальцев.
– До тех пор, пока ты не превратила его в свою тайную лабораторию.
– Что-то вроде того.
– А твои родители не возражают? Что их маленькая девочка бегает по ночам в подземелье под замком и водит дружбу с воскрешателями?
– Мой отец несет службу на острове Святой Елены, охраняя Наполеона в изгнании. А мать, – Хейзел замялась, пытаясь подобрать правильные слова, – на отдыхе, в Англии. Но даже когда она здесь, особого внимания мне не уделяет.
Что-то такое было в лице Джека – может, лукавый изгиб губ, может, глубина спокойных серых глаз, казавшихся бездонными, словно безмятежный океан, – отчего ей хотелось рассказать ему все, поделиться тем, что никогда еще не произносила вслух. Может, как раз потому, что никогда не произносила этого вслух.
– Вот как, – протянул Джек, подходя ближе к Хейзел, отчего свет факела заплясал на его лице. – Значит, ты совсем одна в этом огромном замке. Не думал, что леди хоть когда-нибудь остаются одни.
Внезапно Хейзел словно током прошибло, и она поняла, насколько глупо себя вела. Рассказала незнакомцу, где живет, пригласила его зайти, да еще и сообщила, что осталась без защиты. А ведь Джек мог быть опасен. Он мог состоять в шайке грабителей, только и ждущих его сигнала, чтобы ворваться в Хоторнден и обчистить его, а Хейзел бросить в углу, связанную и с кляпом во рту.
Тут Хейзел невольно потянулась за самым большим ножом на столе.
– Возможно, я не из таких леди, – сказала она.
Джек окинул ее взглядом с ног до головы, а затем рассмеялся так искренне и по-детски беззаботно, что Хейзел сразу же поняла, что у него и в мыслях не было ее грабить.
Сердце у нее бешено стучало, и она была рада, что в тусклом свете факелов и ламп не разглядеть ее покрасневших щек. Хейзел откашлялась.
– Итак, мой опытный образец. Его можно положить на стол. – Она указала направление ножом, зажатым в руке.
– Будет исполнено. – Джек оторвал от нее взгляд и шагнул к тачке.
Она отвела глаза, когда Джек перетаскивал тело и укладывал его конечности так, словно это просто человек, спящий под покрывалом.
– Простыню накинуть или снять?
– Снять, – сказала Хейзел. – Пусть лучше будет снята. Я все равно собираюсь его осматривать. Сколько я тебе должна? – Она вытащила кошелек из-под фартука. – Шесть гиней, полагаю?
– Это свежий труп, выкопал его только сегодня ночью! Десять гиней.
– То, что ты его сегодня выкопал, не значит, что он был сегодня похоронен. По запаху