Иные песни - Яцек Дукай
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он накрутил на руку ее волосы, собранные над затылком; сжав кулак, дернул, отклоняя ее голову. Она застонала.
— Значит, сражаемся, — прошипел. — Магдалена Леес, библиотекарь воденбургской академии. Твоя Завия выбросила ее из «Аль-Хавиджи»; в антосе такого ареса я перерубил бы ликот даже самым тупым ножом. Она открыла там Форму уничтожения столь сильную, что у меня кровь из-под ногтя не сошла до сих пор, и видишь этот шрам на лбу?
— Посоветую тебе хорошего текнитеса сомы.
Он дернул сильнее. Шулима не сопротивлялась.
— Леес узнала в одной из своих книг твой лунный ритуал, — сказал Иероним. — А может, и сама принадлежала к секте?
— Несчастный случай, шанс один на миллиард.
— Тебя разве не учили? «Нет счастливых и несчастливых случаев, есть только слабые и сильные морфы».
Шулима продолжала усмехаться.
— Моя была сильнее, — сказала она.
— Ты так вот думаешь и обо мне? Что твоя морфа — сильнее? Что я сделаю все, что ни пожелаешь? Да? Скажи! Зачем я тебе нужен? Зачем тянешь меня в эту джурджу?
— Ты приехал сюда и не знаешь, зачем? Думаю, это ответ на все вопросы о силе.
Шулима почувствовала, как вянет его эрекция. Нахмурилась. Он отпустил ее волосы, закрыл глаза.
Она взяла его голову в теплые ладони, поцеловала в лоб, в веки, в рот. Он раскрыл губы. Укусила его за язык.
— Ты приехал сюда, поскольку я тебя попросила. Ты вожделеешь меня, поскольку я хотела, чтобы ты меня вожделел. Зачем ты мне? Ты — ни за чем. Мне нужен Иероним Бербелек. Проведешь меня к нему. Хочу человека, который сумеет плюнуть в лицо Чернокнижнику.
Он был быстрее ее крика. Опрокинул ее на подушки и прижал руки над головой. Полы их кируф окончательно сплелись, дикое смешение черного и белого, шелка и тел. Коленом раздвинул ее ноги, засунул в нее пальцы, она вскрикнула во второй раз. Видела над собой хищную птицу, повисшую в воздухе за миг до удара. Прищуренные глаза, расширенные зрачки, дрожащие ноздри, вены под кожей. Он крушил в своей хватке ее запястья. Не отводил взгляда от лица Шулимы и, когда заметил первый отблеск настоящего страха, жестоко ощерился.
Она облизала губы.
— Одним ударом.
Раз.
* * *Копия самой подробной из всех известных карт Африки, составленной в 1178 году Мазером бен Кешлой по прозвищу Калям, писцом и картографом двора Хуратов, будучи развернутой — занимала весь гиексовый стол в библиотеке дворца Лотте, да еще и стекала с него по обе стороны на мраморный пол. Мазер бен Кешла был первым из земных картографов, кто открыто использовал при начертании карт виды с орбиты. Как и прочие, работал он в традиции картографирования планеты, введенной в Александрийскую Эру Филогенезом из Гадеса, развившим на практике исчисления «Географики» Эратосфена Киренца: деление земного шара на двадцать уровней параллельных кругов, десять южных и десять северных, отмеренных от экватора в одинаковой угловой долготе. Круги делились на десять подкругов каждый, те тоже делились на десять и так далее. Сконструированные вавилонскими астрологами уранометры и непрестанно, со времен Гиппарха, улучшаемые диоптрии позволяли делать точные вычисления географической суммы. Географическая разница обсчитывалась в двадцати листах, десяти восточных и десяти западных, тоже делимых затем децимальной системой. Запад и восток соединялись по линии, проходящей через Гадес. Эратосфен, сравнивая угол падения тени в Александрии и Сиене, обсчитал длину экватора Земли: четверть миллиона стадий. Но, несмотря на самые дорогие цыганские часы, оставались трудности с вычислением географической разницы при путешествиях — антосы отдельных кратистосов по-разному влияли на работу хронометров — именно потому Хураты (несомненно, сперва испросив совета у своего кратистоса Иосифа Справедливого) решились наконец воспользоваться помощью лунников. Калям был еще и автором канонических карт Европы и Малой Азии. Умер, работая вместе с нанятым текнитесом над проектом самоотображающегося глобуса; софистесы и философы неизменно утверждали, что такой меканизм — не более чем сказочная невозможность.
Господин Бербелек прижал края карты к матовому гиексу пустыми фонарями. Высокие окна библиотеки были широко отворены (окна во дворце Лотте по умолчанию оставались отворены всегда, в большинстве даже нет ни стекол, ни ставен), а поскольку выходили на восток, утреннее солнце вливалось внутрь ослепительными каскадами. В саду пели птицы. Желтоперая птаха вдруг влетела в среднее окно и присела на античной фигуре Манат. Господин Бербелек подмигнул ей. Птичка склонила головку, раскрыла клюв.
— Семьдесят восемь… пять и пять… по двадцать четыре, — бормотал себе под нос Ихмет Зайдар, обсчитывая, запоминая на абаке, склонясь над картой. Зенон и Авель стояли по сторонам от него, опершись о черную столешницу, водили пальцами по цветной Африке.
Господин Бербелек обошел стол с другой стороны. Дулос принес поднос со свежими арфагами. Иероним бросил юношам по одной, разбил скорлупу своей, стукнув об основание подсвечника.
Александрия — третий северный круг, второй восточный лист — блестела на пергамене золотым полумесяцем, воткнувшимся вдоль берега Средиземного моря в западную часть дельты Нила. Голубой Нил вился на юг сквозь желтые пустыни и зеленые джунгли, добираясь почти до края стола. На старательном греческом описана череда порогов и линия башен гелиографов, что бежала вдоль реки и через Большой Аксум, до лежащего почти на самом экваторе Агоратеума, куда прибывали все корабли из Индии и Чжунго. Вторая, перпендикулярная ей линия гелиографов вела из Нового Вавилона через Александрию и вдоль всего северного побережья Африки, до Салы в первом западном листе.
Впрочем, чем дальше от путей сообщения, чем глубже к югу и западу, тем более общей становилась карта, описания — более скупыми; первый и второй северные круги к западу от Нила и на юг от Золотых Королевств оставались почти пустыми, если не считать нескольких больших возвышенностей, локализованных Мазером, должно быть, на основании орбитальных карт, а также — мелко выписанных указаний, собранных из легенд и рассказов путешественников.
— Есть! — закричала Шулима, появившись с большим атласом под мышкой. Бросила его на стол и придвинула к себе высокий табурет.
Господин Бербелек встал за ней с расколотой арфагой в левой руке, правой провел вдоль хребта Амитаче, по теплой, гладкой коже и под распущенные волосы. Шулима послала ему через плечо остерегающий взгляд, но не отодвинулась. Энергично листала большие страницы.
— Вот: второй полет «Пакса», тысяча сто восемьдесят восьмой. Мы использовали их наброски при планировании предыдущих джурдж. Смотрите, здесь у них есть кусочек Черепашьей реки, здесь, должно быть, Сухой, а эти взгорья — уже Кривые Земли, Сколиодои.
Повернула атлас, чтобы все смогли увидеть. Ихмет отложил абаку.
— Нам все еще нужно решить, куда мы пойдем. Как я понимаю, есть три пути. Нилом до Пахора и затем на юго-запад. Нилом до Форта Стервятников и на запад. В Королевства и на юг. Ну, еще можно напрямик, сквозь восточную Садару…
Шулима подняла голову.
— Когда ты объявил о намерении?
— Двенадцатого, эстле. Первая неделя Квинтилиса как предварительный срок выступления. Планируемое время: три месяца. Финансирование в равных долях.
— И?
— Если я стану придерживаться первоначального лимита числа участников, то нужно уже закрывать список. Я, ты, эстле, эстлос Бербелек с сыном и дочерью, эстлос Лотте, это уже полдюжины. Исходя из десяти невольников на человека —
— Считай по пятнадцать.
— Мы увязнем с этой двухсотголовой армией.
— Половина сбежит, едва почуяв дыхание Искривления, — пробормотала Шулима.
— Ну и животные, — продолжал Зайдар, почесывая горбатый нос. — Разговаривал позавчера с нимродом Даниэлем Армянином. Говорит, что в следующий раз попытается с неба, если только найдет кого-нибудь, кто обеспечит ему воздушную свинью. Нужно нанять как минимум двух демиургосов фауны. Кроме того, какого-нибудь достойного доверия полукровку для переговоров с местными дикарями…
— Об этом не переживай, я знаю одного чрезвычайно хорошего. Что до пути… — Женщина склонилась над столом, придвигая открытый атлас к аналогичному фрагменту карты.
Иероним не сумел противостоять геометрической дуге ее спины. Поднял арфагу, вылил на бронзовую кожу Шулимы ручеек холодного сока; тот быстро стек к складке хлопковой юбки. Шулима вздрогнула. Выругавшись, оглянулась на господина Бербелека. Тот шельмовски усмехнулся, пожал плечами. Она пнула его в голень — хотела пнуть, он вовремя отодвинулся. Показала ему Перевернутые Рога. Он поклонился.
Авель и Зенон наблюдали за этим над столом, с трудом сдерживая смех. Когда Шулима опять склонилась к атласу и карте, Авель понимающе кивнул. Женщина сокрушила его взглядом.