Совершенно секретно: Альянс Москва — Берлин, 1920-1933 гг. - Сергей Горлов

В мае 1926 г. «группа Шредера» была распущена. Трое (Йоханнессон, Дите, Дросте) были переведены в авиашколу Липецка, капитан Рат перешел в «Центр Москва» и стал адъютантом Лит-Томзена. Фибиг вернулся в Германию и поступил на фирму «Дойче Люфтганза». Фибиг не очень высоко отзывался о результатах своей работы, однако ценность работы технических специалистов несомненна.

В августе 1925 г. группа высокопоставленных офицеров райхсвера впервые присутствовала на маневрах Красной Армии, открыв тем самым еще одно направление сотрудничества — взаимное участие наблюдателей на маневрах и учениях армий обеих стран. Немецкие офицеры прибыли в Советский Союз в штатском под видом «германских рабочих-коммунистов». Среди них были майор Э. Чунке (брат Ф. Чунке, руководившего ГЕФУ), начальник контрразведки райхсвера Тюммлер (псевдоним —?), немецкий военный теоретик Фр. Кохенхаузен (Каспари-Кохенхаузен), летчик Иннерле и еще несколько человек[209].

Почти одновременно, в конце августа — начале сентября 1925 г. состоялся «ответный визит»: группа красных командиров (краскомов) под видом «болгар» прибыла в Германию и присутствовала на осенних маневрах райхсвера. Делегацию возглавлял член РВС СССР, помощник начальника Штаба РККА М. Н. Тухачевский. Советские командиры присутствовали на тактических занятиях отдельных родов войск (шесть дней), а затем участвовали в «общих маневрах», где они были представлены Зекту. Крестинский, а затем и немцы после завершения программы устроили банкет.

Первый секретарь полпредства СССР в Германии А. А. Штанге по итогам этого «визита» писал в дневнике от 19 сентября 1925 г.:

«Тов. Тухачевский <…> отметил важное значение, которое имеет более детальное ознакомление представителей обеих армий. Он указал, что сейчас он и его коллеги присутствовали, так сказать, на экзамене, но они не видели еще своих германских товарищей в повседневной жизни и работе».

И далее о впечатлениях офицеров германского штаба:

«<…> я должен, во-первых, отметить, видимо, совершенно искреннее удовлетворение, вынесенное как из поездки германских представителей в СССР, так и из посещения Германии нашими товарищами. Полковник и майор (О. фон Штюльпнагель и X. Фишер. — С. Г.), оба рассыпались в комплиментах по адресу наших товарищей, искренне удивляясь их эрудиции даже в отношении немецкой военной литературы. Должен добавить, что внешнее впечатление, которое производили прибывшие товарищи, было действительно великолепно. Они держали себя с большой выдержкой и тактом, причем в то же время не чувствовалось абсолютно никакой натянутости. Немцы, приехавшие из СССР, в полном восторге от оказанного им там приема»[210].

После 1925 г. взаимный обмен и посылка на маневры и крупные учения военных делегаций высших офицеров армий обеих стран, а также посылка краскомов на учебу в германскую военную академию были поставлены на регулярную основу. Более того, до 1930 г. Германия была, пожалуй, единственной страной, чьи офицеры участвовали в крупных осенних маневрах Красной Армии. Согласно записи германского посла в СССР X. фон Дирксена, датированной 21 ноября 1928 г., от райхсвера в 1926 г. в СССР было направлено 25 человек, 8 из них присутствовали на маневрах, 14 выезжали в учебные центры (Липецк, Тоцкое), 1 присутствовал на испытаниях химоружия, 2 участвовали в полевых поездках. От РККА в Германию было командировано 13 человек[211]. 8 из них присутствовали на учениях и маневрах, 3 краскома участвовали в полевых поездках, 2 краскома были прикомандированы к военному министерству Германии и обучались на последнем (третьем) курсе германской военной академии[212]. Чтобы не вызывать гнев Антанты академия, существовавшая де-факто, де-юре, в обход Версаля, скромно называлась академическими курсами. Первыми советскими слушателями были преподаватели Военной академии РККА им. М. В. Фрунзе М. С. Свечников и С. Н. Красильников. В докладе на имя начальника Академии Р. П. Эйдемана от 8 февраля 1927 г. они дали поразительную по точности картину внутриполитического положения в Германии и перспективу его развития:

«Рейхсвер, вообще, и Генеральный Штаб, в частности, крайне отрицательно относятся к существующему демократически-парламентскому строю, руководимому социал-демократической партией. <…> Пацифизм, естественно, встречает в этих кругах самое отрицательное отношение. Целый ряд унижающих достоинство Германии фактов со стороны союзнической комиссии разжигают еще больше шовинистические настроения не только в Рейхсвере, но и в широких мелкобуржуазных слоях.

Неизбежность реванша очевидна. Во всем сквозит, что реванш есть мечта германского Генерального Штаба, встречающего поддержку в крайне правых фашистских группировках Германии. Необходимой предпосылкой для успешного ведения войны считается установление диктатуры и сведение парламентского строя на нет. Однако необходимо оговориться, что монархическая идея имеет сравнительно ограниченное число сторонников. Поэтому реакция возможна не в сторону монархии, а в направлении фашизма.

Военные круги отлично сознают невозможность военного единоборства с Францией, имея в тылу у себя Польшу и Чехословакию. Поэтому они озабочены подыскиванием соответствующих союзников. <…> Ненависть военных кругов к Франции — чрезвычайно остра. Занятия (тактические) в Генштабе и в Академии показывают, что армия готовится к войне с Францией и Польшей.

Блок с Англией встречает много затруднений, во-первых, потому, что Англия поддерживает <…> в своей антирусской политике Польшу, враждебность к которой чрезвычайно остра в Германии, особенно в военных и правых кругах. Во-вторых, военная поддержка Англии на континенте оценивается Генштабом весьма невысоко, особенно в первый период войны, весьма тяжелый для Германии. Наконец, близость Англии и Франции в политическом отношении является также сдерживающим моментом по отношению к Англии <…>. Поэтому, в силу вещей, Германский Генштаб, по нашим наблюдениям, видит единственную реальную силу, могущую дать прирост его военной мощи, это — дружественные отношения с Советской Республикой. Наличие общего противника — Польши, опасного для Германии вследствие географических условий, еще более толкает Германский Генштаб по пути тесного сближения с Советской Россией»[213].

Часть III

Конец альянса? (1925–1927 гг.)

Глава 11

«Западный фактор» в политике Германии

Конференции в Лондоне и Локарно

Еще летом 1923 г. в Москве стало известно о намерениях германских правительственных кругов добиться приема Германии в Лигу Наций. 13 августа 1923 г. Чичерин изложил германскому поверенному в Москве О. фон Радовицу свое мнение о том, что это означало бы нарушение Рапалльского договора, поскольку Германия взяла бы на себя обязательство участвовать в санкциях против СССР. 14 августа находившийся в Шлезвиге германский посол в СССР Брокдорф-Ранцау в телеграмме статс-секретарю германского МИД Мальцану предупредил, что вступление в Лигу Наций было бы «тяжелой политической ошибкой, способной погубить наши установленные с таким трудом дружественные отношения с Россией». 15 августа Мальцан отправил Радовицу инструкцию в Москву, в которой подчеркнул, что данные в свое время Чичерину канцлером Германии Виртом и министром иностранных дел Германии Розенбергом заверения в своевременном информировании Советского Союза Германией относительно ее сближения с Лигой Наций остаются в силе.

В августе 1923 г. в результате всеобщей забастовки в Германии правительство Куно ушло в отставку. Политика «пассивного сопротивления» была прекращена, но Рурский кризис продолжался. Для его ликвидации путем урегулирования репарационной проблемы по инициативе Англии и США летом 1924 г. в Лондоне была проведена международная конференция. Ее началу предшествовала работа двух комитетов экспертов, проработавших вопросы стабилизации германской марки и поиска средств «к учету и возврату в Германию капиталов».

В свою очередь, правительство Германии, преодолев взрывоопасную ситуацию осени 1923 г. и осознав, что помощь в стабилизации страны может прийти только с Запада, от англосаксов, стало настойчиво добиваться поддержки со стороны США и Англии. Уже в конце 1923 г. Германия добилась предоставления ей со стороны Англии и США крупного займа, а в декабре 1923 г. подписала с США торговый договор. Таким образом Франция все более отстранялась от решения репарационной проблемы, теряя инициативу в разрешении германских дел.

14 января 1924 г. комитеты экспертов приступили к работе и 9 апреля 1924 г. представили репарационной комиссии рекомендации, получившие название «план Дауэса» — по имени председателя первого комитета экспертов, главы американской делегации банкира Ч. Дауэса. Для прекращения инфляции и стабилизации германской марки было предложено предоставить Германии международный заем на 800 млн. золотых марок. Уплата репараций ставилась в прямую зависимость от восстановления германской экономики. На 1924/25 финансовый год сумма репараций определялась в размере 1 млрд. марок, к 1928/29 финансовому году эта сумма должна была достичь 2,5 млрд. марок. Основным источником репараций были определены отчисления из госбюджета за счет косвенных налогов, специальный транспортный налог, а также отчисления от прибылей промышленности и железных дорог, изымавшихся из ведения правительства. Иностранные капиталовложения налогами не облагались. Эмиссия денег изымалась из ведения германского правительства и становилась исключительно функцией новообразованного банка, независимого от правительства. Осуществление платежей возлагалось на особого комиссара по репарациям, на имя которого германское правительство обязывалось переводить репарационные платежи.