Совершенно секретно: Альянс Москва — Берлин, 1920-1933 гг. - Сергей Горлов

Предполагалось, что танковая школа начнет работать с июля 1927 г., когда закончатся все строительные работы, а из Германии будет доставлено имущество для практических занятий (танки и др.). Но строительство и оборудование школы растянулись на полтора года, поглотив по ориентировочным советским подсчетам 1,5–2 млн. марок. Летом 1928 г. была ликвидирована строительная комиссия KAMA, и на ее территории с 1 августа 1928 г. были официально сформированы Технические курсы ОСОАВИАХИМа (ТЕКО), которые находились в ведении ОГЕРСа. К практическому обучению танковая школа в Казани приступила лишь в первой половине 1929 г.

События на фронтах империалистической войны наглядно показали, что в разряд наиболее действенных средств поражения вошли боевые отравляющие вещества (ОВ). Поэтому в ходе реорганизации Красной Армии, начавшейся в первой половине 20-х годов, особое внимание было уделено созданию собственных химических войск, испытанию и производству химического оружия, надежных средств защиты, использованию при химических атаках авиации. 15 августа 1925 г. было создано Военно-химическое управление (ВОХИМУ) Штаба РККА, которое возглавил 38-летний энергичный (и бесцеремонный) Я. М. Фишман, до этого несколько лет проработавший помощником военного атташе в Германии. Структура ВОХИМУ строилась по американскому принципу: снабжение военно-химическим имуществом и изыскания в области боевого применения ОВ, средств защиты и пиротехники. Фишман возглавил также Научно-технический комитет (НТК) ВОХИМУ, созданный для координации научно-исследовательских работ с промышленностью, а затем и образованный в июле 1928 г. Институт химической обороны[201].

Наличие в Германии высокоразвитой химической промышленности, которая, по оценкам советского руководства, занимала ведущее положение не только в Европе, но и в мире, стремление Германии создать скрытно от Антанты базу вооружений, в том числе химических, и вооружить ими своего восточного союзника предопределили и здесь выбор основного партнера[202]. После уточнения перспектив сотрудничества в сфере военной химии, а также возможных конечных результатов стороны без промедления перешли к практической деятельности. Совместные работы в этой области велись по двум генеральным направлениям. Первое — это строительство в СССР предприятия по выпуску химических ОВ, так называемый проект «Берсоль» при активном участии фирмы X. Штольценберга. Второе — это работы по созданию и испытанию новых боевых химсредств, совершенствованию способов их применения и противохимической защиты на химическом полигоне, получившем условное наименование объект «Томка» или — по аналогии с Липецком и Казанью — химическая школа «Томка».

Первые испытания проводились сначала на полигоне «Подосинки», располагавшемся под Москвой, близ ж-д станции Подосинки. Сегодня это район Москвы — Кузьминки. Впоследствии испытания проходили на полигоне «Томка» около ж-д станции Причернавская, неподалеку от г. Вольска Саратовской области. Там проводилась большая часть совместных советско-германских аэро-химических испытаний.

Договор о совместных аэро-химических испытаниях был заключен сторонами 21 августа 1926 г. с целью «всесторонней и глубокой проработки интересующего их вопроса». Он действовал в течение одного года и ежегодно не позднее 31 декабря должен был возобновляться и утверждаться обеими сторонами, которые могли вносить в него дополнения и изменения. Как и в большинстве других документов, касавшихся советско-германского военного сотрудничества, участники не назывались своими истинными именами, а получали условные обозначения, в данном случае советская сторона именовалась «М» (Moskau), немецкая сторона — «В» (Berlin). Права и обязанности между партнерами распределялись поровну. Техническое руководство опытами находилось в немецких руках, административное руководство — в советских. Первым руководителем «Томки» в 1928 г. был полковник Л. фон Зихерер, а после его смерти в 1929–1933 гг. — генерал В. Треппер. Обе стороны могли получать образцы всех применявшихся и разработанных при проведении совместных испытаний приборов и их чертежи. Кроме того, договором предусматривалось, что все протоколы испытаний, чертежи, фотоснимки будут выполняться в двойном количестве и равномерно распределяться между сторонами. Все опыты должны были производиться только в присутствии советского руководителя или его заместителя. Они же определяли, кто из советских специалистов будет непосредственно участвовать в опытах. Советская сторона предоставляла в использование свои полигоны и принимала обязательства по обеспечению необходимых условий работы. Немцы брали на себя «обучение в течение опытов «М» специалистов по всем отраслям опытной работы при условии, что «М» специалисты будут не только теоретически изучать вопросы, но и практически принимать участие в работах».

В договоре предусматривалось, что «обе стороны несут ответственность за полнейшее сохранение секретности и принимают меры к недопущению появления в прессе или специальных журналах сведений о постройках и испытаниях»[203]. Всем В-участникам запрещалось заводить знакомства с населением гарнизона и иностранными подданными. Оговаривалось, что при невыполнении немецкими специалистами требований секретности советская сторона имела право применять необходимые меры, вплоть до расторжения договора.

В случае расторжения договора немцы могли вывезти принадлежавшее им имущество, или передать его другому немецкому предприятию, или продать советской стороне. Приборы и материалы, оплаченные обеими сторонами, переходили в собственность РККА при условии выплаты половины оценочной стоимости. Имущественные расходы по проведению совместных испытаний оплачивались обеими сторонами поровну в соответствии с ежегодно составлявшейся сметой.

Определив юридические, технические и материальные права и обязанности, стороны без промедления, уже в сентябре приступили к практической работе в Подосинках. В сентябре-октябре 1926 г. из Германии было завезено оборудование. Группа немецких исследователей, в которую входили и химики, и летчики называлась «Гела» («Гезельшафт фюр ландвиртшафтлихе Артикель мбХ»). Работу «Гелы» возглавлял Х. Хакмак (под псевдонимом Амберг). В «группу Амберга» входило 12 человек (Амберг, Маркард, Хорн, Фирекк, Мунч, Вирт, Кельцер, Мюльхан, Шмидт, Метнер, Якоб, Томе. Видимо, большинство этих имен — псевдонимы. Возможно, что Вирт — профессор берлинского Технического университета. Известно, что он сотрудничал с советскими военными химиками). В ноябре-декабре «Гела» выполнила основную часть программы по договору, проведя 14 опытов с выливными устройствами, в ходе которых было использовано 5 т химических веществ. Опробованные выливные устройства типа S125 Хакмак-Амберг в отчете в Берлин от 12 декабря 1926 г. рекомендовал принять на вооружение. Были полностью проведены исследовательские работы по вопросам защиты от ОВ и дегазации. На 1927 г. Амберг наметил целую программу дальнейших работ. Помимо дальнейшей проработки методов ведения химической войны (распыление ОВ с воздуха, сбрасывание газовых бомб, контейнеров с ОВ с использованием ударного взрывателя, взрывателя с часовым механизмом, разработка новых типов ОВ). Согласно отчету Хакмака-Амберга работы «Гелы» должны были быть возобновлены в апреле 1927 г.

На опытах в декабре 1926 г. присутствовал Уншлихт. Начальник ВОХИМУ Штаба РККА Фишман настоятельно просил немцев помочь ему убедить Уншлихта в необходимости и полезности проводившихся опытов. Согласно советским источникам, было проведено около 40 полетов, сопровождавшихся выливанием имитаторов жидких ОВ с различных высот. На данном этапе применялись нейтральные растворы, по своим физическим свойствам аналогичные иприту. На основании этих опытов советскими военными химиками ВОХИМУ было сделано заключение, вошедшее в записку Уншлихта в Политбюро ЦК ВКП(б) и Сталину от 31 декабря 1926 г. о том, что «применение иприта авиацией против живых целей, для заражения местности и населенных пунктов — технически вполне возможно и имеет большую ценность». Уншлихт заключал, что «опыты эти должны быть доведены до конца, так как благодаря им мы получим совершенно проработанный и законченный ценнейший способ современного боя, сумев приспособить для этой цели наш воздушный флот и заблаговременно изучить способы защиты».

Глава 9

Контакты военных моряков

Первые контакты имели место в конце 1921 г. Тогда представитель германского флота капитан 1-го ранга В. Ломан договорился с РВС о возврате германских кораблей, конфискованных в годы Первой мировой войны. С 27 мая по 19 июня 1922 г. он провел в Москве переговоры с руководством РККФ (М. В. Викторов, В. И. Зоф, Л. М. Геллер) об ускорении этой акции. Состоялся обмен мнениями относительно строительства в СССР подводных лодок, но он закончился безрезультатно[204]. Тем не менее уже в начале 1923 г. руководство германского флота (адмирал П. Бенке), узнав об интересе Москвы к установлению связей между флотами обеих стран, после предварительной консультации с руководством райхсвера вышло на сотрудника советского полпредства в Берлине, военного агента Михаила Петрова, и 20 марта 1923 г. с ним встретился представитель «райхсмарине» капитан Штефан. Согласно записи Штефана, Петров заявил о намерениях советского правительства воссоздать свой Балтийский флот и передал подробный перечень соответствующих советских пожеланий. В нем, по мнению немца, было все или почти все, необходимое для восстановления флота и обучения его кадров. Пойти на это руководство германского флота могло бы в случае удовлетворения советской стороной встречных немецких пожеланий.