Я - истребитель - Владимир Поселягин

— Нормально. Теперь набело.

Покончив с рапортом, отдал его капитану. Тот прочел, посмотрел на меня озадаченно, что-то добавил и поставил свою подпись.

«По-русски же писал, что это он так на меня посмотрел?» — подумал я, глядя, как начштаба неторопливо шагает через поле.

— Кушайте, товарищи летчики, — раздался позади девичий мелодичный голосок.

— Что у нас сегодня, Любаш? — спросил я у знакомой официантки.

— Вареники.

— Вишневые?

— Нет, товарищ летчик. С творогом.

Вернувшийся без фотоаппарата особист присоединился к нам. Быстро пообедав, мы снова заняли свои места и, получив разрешение, пошли на взлет.

— Ну ни хрена себе!!!

— Что? — спросил особист.

— Да как ей управлять теперь?! Мы сколько взяли?

— Так механик же говорил…

— Да, говорил, что полную, а сколько это?

— По две двестипятидесятых на внешних держателях и шесть соток во внутреннем бомболюке.

— Тысяча шестьсот?!

— Да.

— Я-то думаю, что это мы так долго оторваться не могли!

— Все нормально?

— Да в принципе норма. Но все равно маленько не по себе.

— Курс шестнадцать, — выдал штурман, когда мы поднялись на три тысячи метров.

При подлете к мосту мы внимательно обшарили глазами небо.

Чисто, только «рама» вдали.

— Сперва бомбим, потом пикируем. Веди, — принял я решение.

— Я Сокол-семнадцать, вышли на цель… — забубнил в рацию Никифоров.

— На боевом!

«Блин, и свернуть нельзя!!!» — подумал я, когда буквально в десяти метрах под нами вспух очередной разрыв снаряда. Немецкие зенитчики не спали.

— Сброс!!! — заорал Никифоров, и почти сразу «пешка» скакнула вверх, освободившись от груза.

— Ну что там? — спросил я нетерпеливо, уходя противозенитным маневром.

— Падают… падают… Пока еще пада… Есть!!!

— Ну???

— Да не видно ни зги! Пыль одна… Сейчас… Черт! Мост цел! В скопление войск попали рядом с берегом, горит там что-то.

— «Мессеры» заходят с солнца! — вдруг закричал Степанов.

Смело повернувшись в ту сторону, я, чуть прищурившись, посмотрел на две пары немцев, которые с высоты падали на нас.

«Отлично подготовленная и исполненная атака. На пять баллов! Однако еще далековато, уйти мы не успеем, но вот спикировать — это да. Успеем!» — подумав так, дернул «пешку» вправо, вводя в пологое пикирование.

— Парни, держитесь, пикирую на мост! — закричал я, положив палец на кнопку сброса бомб.

Надрывно загудели так хорошо мне знакомые по симулятору моторы.

— А-а-а. Н-на! — выдохнул я, выводя машину из пике. — Стрелок, что там?

— На второй заход идут, — отозвался Степанов. — Первый раз они промахнулись, слишком резко мы вниз ушли.

— Щас на пары разобьются и снова атакуют. Штурман, что там с мостом?

— Две легли на мост рядом с берегом, метров на тридцать моста нет. Всю технику, что на нем была, снесло, да и другие пролеты покоробило. Две остальные упали на берег. Мост поврежден, и сильно. Но лучше бы в середину попасть было.

— Ну спасибо! Я вообще на этом аппарате второй раз лечу, а вы от меня что-то хо…

— Немцы атакуют! — прервал наш спор Степанов, его пулемет стал огрызаться короткими очередями.

— Сейчас посмотрим, что это за тяжелый истребитель! — сказал я и, виражом увернувшись от первой, пошел в лоб второй паре.

— Я пустой! — устало выдохнул я, уворачиваясь от очередной атаки одного из «худых».

Этот нелегкий бой научил их осторожности. Два неосторожных догорали в бурьяне, подошедшая восьмерка «мессеров» не стала атаковать, а с интересом наблюдала наш бой с оставшимися двумя немцами.

— Я тоже все до железки! — откликнулся Никифоров.

У стрелка патроны закончились еще раньше.

— Что же они не атакуют? Все кружатся рядом, — спросил особист, глядя на «мессеры».

— Что-то замышляют, — ответил я, тревожно крутя головой. В это время рядом пролетела пулеметная очередь, из-за чего мне пришлось дернуть штурвал, поворачивая всю избитую «пешку» в сторону немецкого тыла.

— На свой аэродром гонят, поняли, что мы пустые, — хрипло сказал Степанов.

— Похоже, что так. Только я сомневаюсь, что долетим. Левый мотор вот-вот заклинит, уже дымит. Слушай, бортстрелок, а что у нас с рацией?

— В начале боя еще разнесло, так что связи нет, — откликнулся он.

— Понятно. Жопа, значит.

— На их аэродром я идти не хочу! — решительно заявил Никифоров.

— Да, а я хочу? Смотри, как нас эскортируют. Целых восемь «мессеров». Думать надо.

— Да что тут думать?! Прыгать! — выдал предложение Степанов.

— Да какое там. Со злости в воздухе расстреляют, — отмел я этот вариант.

— Смотри-ка, справа к нам один подлетел, что-то руками показывает, — вдруг сказал стрелок.

Повернувшись в ту сторону, я увидел, что «ганс» с улыбкой показывает на нас и на землю.

— Вот гад, еще и издевается! — возмутился особист.

Вспомнив так некстати «Хроники пикирующего бомбардировщика» и подивившись похожести сюжета, я сделал то же самое, что и пилот в кино. Показал на себя, на землю, потом фигу немцу. Ухмыльнувшись, тот ушел вверх.

Перед глазами продолжали стоять кадры из фильма, как летчики, которых привели на немецкий аэродром, бросили свою «пешку» на самолеты врага.

Но я не такой. Эти парни — настоящие герои, да, это так. Но я другой и погибать не хочу. Я врага хотел бить и жить. Да, жить, и сейчас судорожно искал выход из создавшейся ситуации.

Прибавив газу поврежденному движку, отчего он затрясся и задымил сильнее, я крикнул, как только мотор выбросил густой клуб дыма и появились языки пламени:

— Парни, есть идея! Держитесь крепче, мы пада-а-а-е-е-ем!

Летели мы на тысяче метров, поэтому мне пришлось использовать все свое искусство, чтобы вывести «пешку» из штопора на пятидесяти. Сбив носом верхушку березы, просевшая машина, ревя одним мотором, понеслась над лесом. Место для посадки, которое я разглядел, с высоты выглядело зеленым лугом у реки.

Выпустив закрылки, убавил газ и стал планировать, сбрасывая скорость. До опушки, где находился луг, оставалось метров сто, когда Степанов крикнул:

— Немцы с двух сторон заходят!

В это время лес кончился и под нами появилась сочная зеленая трава луга.

Отдав штурвал от себя, опустил «пешку» пузом на траву. Корпус затрясся на кочках так, что щелкали зубы. Справа и слева от нас в фонтанах грязи врезались снаряды пушек, несколько попали в левое крыло. Луг оказался заболоченной частью реки, и мы, разбрызгивая воду и куски торфа, неслись по ней, скользя на брюхе. Немцы после промаха ушли в набор высоты, чтобы снова атаковать. Похоже, мы сильно их разозлили.

— Держитесь, берег!!! — заорал я и уперся ногами в приборную панель. Было тесно и трудно, но управился за какие-то секунды.

В это время «пешка», проскочив болото, вылетела на открытую воду, подняв большой бурун, форсировала стометровую речку, врезалась в противоположный берег и взлетела по четырехметровой пологой песчаной круче наверх. Где и замерла хвостом в воде. Посмотрев на толстый ствол дуба, росшего в полуметре от разбитого носа бомбардировщика, я быстро скомандовал:

— Покинуть машину!

Сзади завозился особист и послышались щелчки пряжек. А вот у меня одну, похоже, заклинило.

— Твою мать!!!

— Что? — спросил Никифоров, откидывая фонарь.

— Ремень, бл…! О! Есть, отстегнул! — Я одним рывком вывалился из кабины на крыло, но не удержался на нем, а скользнул вниз и покатился по круче в воду. Когда вынырнул, ища дно ногами, увидел катящегося прямо на меня особиста. Рядом послышался шум падения — Степанов тоже выбрался из дымящейся машины.

— Ныряем, «мессеры» заходят! — успел я крикнуть обеим головам.

Пропитавшийся водой парашют резко потяжелел и стал тянуть меня на дно, пришлось его срочно скидывать. И как раз в это время послышались оглушающие удары по железу и по воде.

Оттолкнувшись от дна, я добрался до берега. Рядом отфыркивался Никифоров, а вот Степанова видно не было. Пришлось нырять за ним.

Повезло: рука сразу опустилась на его плечо, осталось только покрепче вцепиться в гимнастерку. Рывком приподняв сержанта над водой, мы с Никифоровым вытащили Степанова на берег, где он судорожно выплевывал воду, которой успел наглотаться. Подхватив его под руки, мы поднялись на кручу и скрылись среди деревьев.

— Скидывай парашют, он из-за него тяжелей стал в два раза.

Освободив сержанта от намокшего парашюта, мы присели кто где стоял. Степанов, продолжая тяжело дышать и кашлять, проговорил:

— Спасибо… вам! Я уж… думал… все, отлетался…

— Да не за что. Блин, все промокло! — расстроенно сказал я, вынимая все бумаги и раскладывая их, чтобы просушить. Достав заодно шоколад, я одну плитку убрал, а остальные две разделил. Одну нам с особистом пополам, другую — Степанову.