Разборки под прикрытием - Александр Золотько
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Олег вернулся в номер Гринчука. Свет горел только в спальне. Красная надпись была похожа на кровь.
Олег набрал номер.
– Ты уже понял, что ментов звать не нужно?
– Понял.
– Со мной можно договориться. Ты мне должен помочь. Должен, понял?
– Понял.
– Хочешь, запиши. Фамилию, имя и отчество. Нужно срочно найти человечка. Пока будешь искать, я посижу с твоими, чтобы они не скучали.
Олег достал из кармана ручку, попробовал на обоях – пишет:
– Давай.
– Гринчук… – начал Мастер.
Ручка ударилась в стену и упала на ковер.
– Нет, – сказал Олег.
– Ты пишешь? – Мастер повысил голос. – Гринчук Юрий Иванович.
Глава 6
Владимир Максимович Рубин спать ложился поздно. До полуночи, а то и дольше он читал книгу, сидя в кресле возле книжного стеллажа. Возраст или привычка. За годы работы в школе он проверил горы тетрадей, привык сидеть над ними допоздна.
Окно было затянуто сеткой, поэтому не закрывалось всё лето. С улицы все еще доносилась музыка, но ее уже начинали перекрывать цикады. Потянуло прохладой.
Рубин не торопясь перелистывал книгу. Он не вчитывался в каждую страницу, скользил взглядом от одного, известного почти наизусть абзаца, к другому.
В дверь внезапно постучали.
Это ясно указывало, что человек, явившийся около часу ночи, очень хотел поговорить с Рубиным. Так хотел, что даже перелез через забор.
– Открыто, – сказал, чуть повысив голос, Рубин. – Кто там?
– Вы говорили – заходить, если что, – сказал Гринчук, входя в комнату. – А у меня как раз если что.
Гринчук быстрым взглядом окинул комнату.
Письменный стол, стеллажи с книгами, старое кожаное кресло, торшер возле него. И школьные фотографии на стенах. Несколько десятков снимков. Несколько десятков классов смотрели с фотографий, строгими, чуть напряженными взглядами.
На таких фотографиях все дети выглядят напряженными. Они очень боятся не соответствовать важности момента. А вот учителя на фотографиях выглядят спокойнее.
Рубин посмотрел на свои наручные часы – жест получился немного нарочитым, с намеком.
– Понимаю – не прав, – виновато улыбнулся Гринчук. – Но проходил мимо, вижу – свет горит.
– Перепрыгнули через забор… – подхватил Рубин.
– У вас там того забора… – Гринчук прошел вдоль стены, рассматривая фотографии. – Вот, а я его знаю…
Гринчук указал пальцем на снимок.
– Это же Аркаша, да?
– Да, – кивнул Рубин, отложил в сторону книгу и встал с кресла. – Чайку?
– Нет-нет, спасибо. Я пить не хочу, я поговорить хочу… – Гринчук внимательно присмотрелся к снимку.
– Вы кого-то ищете?
– Знакомых… Их у меня в вашем милом городе за последние сутки появилось много. – Сергеев, Олег…
– Анатолий Сергеев, Олег Большаков… – Рубин подошел к фотографиям, показал рукой. – Вот они. Толик закончил школу на пять лет раньше Олега. Уезжал учиться, потом вернулся. У меня тут почти весь город запечатлен… Вон там – даже нынешний мэр, Сережа Дедов. Занятный был мальчишка! Все что-то выменивал у других, вроде и не жульничал, но всегда оставался в выигрыше… Не помню, чтобы его били когда-нибудь в школе.
– Тут где-то и Стоянов, капитан милиции…
– Да, вон там, на снимке слева от полок, третья фотография сверху. Дима Стоянов. А там – директор гостиницы. Там Машенька Иволгина, содержательница публичного дома… Извините, модельного агентства «Ласточка». Роза Моисеевна Соломонова, главврач городской больницы… Но вы, как я полагаю, пришли не для того, чтобы прослушать лекцию о моих бывших учениках. Вернее, не обо всех моих бывших учениках вы хотите послушать, – Рубин вернулся в кресло. – И, как я подозреваю, вопрос будет об Аркаше. Вы присаживайтесь за стол. Там стул хоть и старый, но крепкий.
Гринчук взял стул, поставил его к стене, так, чтобы он не был виден с улицы. Сел. Стул скрипнул, но устоял.
– Итак… – сказал Рубин. – Аркаша?
– Аркаша, – кивнул Гринчук. – Я так и не понял, что произошло на моих глазах. Любящий учитель и ученик, неблагодарная тварь?
Рубин взял свою книгу и теперь поглаживал корешок, словно спину любимой кошке. Гринчуку показалось, что книга сейчас начнет мурлыкать.
– Аркадий Клинченко… – задумчиво произнес Рубин. – Что он вам сказал? Что придумал на этот раз?
– Придумал?
– Конечно. Кто не знает нашего Аркашу? Его сказки и басни. Сколько раз одноклассники порывались набить ему физиономию… А потом… Потом оказалось, что Аркаша очень полезен всем. Славы ему хотелось, отчиму своему хотел отомстить… Не знаю. Но что бы ни случилось в школе, Аркаша все брал на себя. Стекло выбили – я, гордо заявляет Аркадий.
Отчим платил. Мать плакала, просила не выгонять из школы. Мальчишки, естественно, молчали. Я узнал случайно, когда уже решался вопрос об изгнании неисправимого из школы, побежал к директору, выступил на педсовете… Аркаша молчал, а вечером у меня в доме были выбиты все стекла. Я так до сих пор и не выяснил, он стекла бил, или его приятели, которых он перестал прикрывать… А он перестал брать на себя чужое. Но по выражению вашего лица вижу, что Аркашина версия чуть отличается от моей.
– Самую малость, – Гринчук даже показал пальцами, на какую малость отличался рассказа Аркаши Клина от рассказа его бывшего классного руководителя. – В деталях.
– А он вам не рассказывал, за что сел?
– Мошенничество. Нет?
– Да. Но он не сказал, что действовал из идейных соображений? Мстил, так сказать. Складывалось такое впечатление, что он пытался наказать тех, с кем когда-либо ссорился. Меня, в том числе. Я ведь из-за него чуть дома не лишился, он так все красиво подал.
– И Стоянова кинул?
– При чем здесь Дима?
– Как-то они очень уж цапались. Стоянов рекомендовал ему убираться из города, тот бушевал, что это его город… Аркаша Диму стукачом величал, а тот, как мне показалось, даже особенно и не возражал. Вы, кстати, Диму Стоянова давно видели?
– Вот, – улыбнулся Рубин, – мы и перешли к вопросам. Диму я видел сегодня утром, когда он шел вместе с Толиком Сергеевым в гостиницу. Как я теперь понимаю, к вам. Но мы с ним не разговаривали. Вот с Сергеевым перебросились парой слов – он меня, знаете ли, опекает. По старой памяти. Знаете, как странно получилось…
– Не знаю, – честно сказал Гринчук.
– Пока я был учителем, Толик обо мне, считайте, не вспоминал. А вот когда я стал сапожником… Наверно, ему стало жалко меня, что ли…
– Наверное, – согласился Гринчук. – А вам стало жалко Аркашу. Да? И вы окликнули его, позвали в гости…
Рубин хмыкнул, покачал головой. Пальцы продолжали гладить обложку книги.
Гринчук ждал.
В кармане беззвучно вибрировал телефон, но Гринчук не обращал на это внимания. Потом. Всё может подождать.
– Если честно… – Рубин снова качнул головой. – Сразу два обстоятельства. Вы, во-первых. Как я уже говорил, Сергеев меня опекает… И у него начались проблемы. Серьезные, если верить слухам. Приехал человек из самого министерства и даже изволил кричать на Анатолия…
– Это когда же?
– А в гостинице… Кричали ведь? Толик даже руку об стену разбил, до сих пор с пластырем ходит. Мне Женя сказал, Терентьев, администратор гостиницы.
– И вы решили поближе со мной познакомиться? Зачем? – Гринчук перестал притворяться благодушным и сентиментальным.
В голосе отчетливо прозвучала ирония. Или даже сарказм.
Рубин потер кончик носа.
– Так сложилось, что я знаю об очень многом из того, что происходит в городе. Я мог бы что-то подсказать… в обмен, так сказать…
– Вы знаете что-то такое важное, что приезжий чин из министерства отцепится от начальника городского отделения милиции подполковника Сергеева? – Гринчук прищурился, словно целился в собеседника.
Рубин отвел взгляд.
– Вы уже слышали о том, зачем я приехал? Интересно, от кого? – проклятый телефон не унимался, кто-то настойчиво пытался дозвониться до Гринчука. – Толик или Олежка вам по старой памяти сказали, или Димочка-стукачок? Кто?
– Вы странные люди, высокопоставленные начальники, – засмеялся Рубин. – Вам кажется, что только начальники всё знают и имеют право на обмен информацией. Только начальник милиции и главный бандит города знают о вашем несчастье? Нет. Куча маленьких человечков суетятся вокруг, слышат, сопоставляют… Болтают, в конце концов. Пропала ваша жена – это знают теперь все в гостинице, многие в милиции, у Олега… О деньгах ваших только и болтали сегодня, будто бы десять миллионов долларов спрятаны где-то в Приморске.
Музыка с улицы больше не доносилась, цикада настойчиво стрекотала, пользуясь тишиной. И старый стул отзывался ей в тон при каждом движении Гринчука.
– Кто-то думает, что он – хозяин города. Может быть, это и так. Но есть тридцать тысяч человек, шестьдесят тысяч ушей, глаз… Нужно только уметь… – Рубин поставил книгу на полку. – Я могу вам помочь. А вы… вы можете помочь мне.