Хогбены, гномы, демоны, а также роботы, инопланетяне и прочие захватывающие неприятности - Генри Каттнер

– …пока не взорвался динамит!

В тот же миг динамит взорвался.

Однако Крокетт этого не понял. Он лишь как-то вдруг обнаружил, что летит. После этого доблестный исследователь вообще перестал что-либо соображать, а когда эта способность вернулась к нему, он обнаружил, что на него пристально смотрит чья-то голова.

Вид этой головы не принес ему особого утешения – вряд ли вы решились бы взять себе в друзья ее владельца. Голова была странная, если не сказать – отталкивающая. Крокетт был настолько увлечен ее видом, что даже не сообразил, что обрел способность видеть в кромешной тьме.

Как долго он находился без сознания? Интуитивно Крокетт понимал, что не час и не два. Взрыв…

…Похоронил его под грудой обломков? Крокетт вряд ли почувствовал бы себя намного лучше, знай он, что находится в выработанной шахте, теперь бесполезной и давно уже заброшенной. Шахтеры, которые взрывом открыли проход к новой шахте, понимали, что проход к старой будет завален, но их это не беспокоило.

Другое дело – Тима Крокетта.

Он мигнул и, когда снова открыл глаза, обнаружил, что голова исчезла. Это позволило ему вздохнуть с облегчением. Крокетт тут же решил, что неприятное видение было галлюцинацией. Он даже не мог толком вспомнить, как, собственно, выглядела та голова. Осталось лишь смутное воспоминание об ее очертаниях, смахивающих на карманные часы в форме луковицы, больших, блестящих глазах и неправдоподобно широкой щели рта.

Крокетт, застонав, сел. Откуда исходило это странное, серебристое сияние? Оно напоминало дневной свет в туманный день, не имело определенного источника и не давало тени. "Радий", – подумал ничего не смыслящий в минералогии Крокетт.

Он находился в шахте, уходившей в полумрак впереди до тех пор, пока футов через пятьдесят она не делала резкий поворот, а за ним… за ним проход был забит обломками рухнувшего свода. Крокетту мгновенно стало трудно дышать. Он кинулся к завалу и принялся лихорадочно разбрасывать обломки, задыхаясь и издавая хриплые, нечленораздельные звуки.

Тут взгляд его скользнул по собственным рукам. Движения Крокетта мало-помалу начали замедляться, пока он, наконец, не застыл, как истукан, будучи не в силах оторвать глаз от тех удивительных широких и шишковатых предметов, что росли из его кистей. А не мог ли он в период своего беспамятства натянуть рукавицы? Но стоило этой мысли мелькнуть в его голове, как Крокетт тут же осознал, что никакими рукавицами не объяснить то, что случилось с его руками. Они едва сгибались в запястьях.

Быть может, они вываляны в грязи? Нет! Дело совсем не в том. Его руки… изменены. Они превратились в два массивных шишковатых коричневых отростка, похожих на узловатые корни дуба. Их покрывала густая черная шерсть. Ногти явно нуждались в маникюре – причем, в качестве инструмента лучше всего подошло бы зубило.

Крокетт оглядел себя и из груди у него вырвался слабый цыплячий писк. Он не верил собственным глазам. У него были короткие кривые ноги, толстые и сильные, с крохотными, едва ли двухфутовыми, ступнями. Все еще не веря, Крокетт изучил свое тело. Оно тоже изменилось – и явно не в лучшую сторону.

Рост его уменьшился до четырех с небольшим футов, грудь выпирала колесом, а шеи не было и в помине. Одет он был в красные сандалии, голубые шорты и красную тунику, оставляющую голыми его худые, но сильные руки. Его голова…

Она имела форму луковицы. А рот… Ой! Крокетт инстинктивно поднес к нему руку, но тут же отдернул ее, огляделся и рухнул на землю. Невозможно. Это все галлюцинация! Он умирает от кислородной недостаточности, и перед смертью его посещают галлюцинации.

Крокетт закрыл глаза, убежденный, что его легкие судорожно сокращаются, добывая себе воздух.

– Я умираю, – прохрипел он. – Я не могу дышать.

Чей-то голос презрительно произнес:

– Надеюсь, ты не воображаешь, будто дышишь воздухом.

– Я не… – начал Крокетт.

Он не закончил предложения. Его глаза снова округлились. Значит, теперь и слух изменил ему.

– До чего же вшивый образчик гнома, – сказал голос. – Но, согласно закону Нида, выбирать не приходится. Все равно добывать твердые металлы тебе не позволят, уж я-то об этом позабочусь. А антрацит тебе по плечу. Но что ты уставился? Ты куда уродливее, чем я.

Крокетт, собиравшийся облизать пересохшие губы, с ужасом обнаружил, что кончик его влажного языка достает по меньшей мере до середины лба. Он быстро убрал язык, громко причмокнув при этом, с трудом принял сидячее положение и застыл как истукан, тупо пялясь в пространство.

Снова появилась голова. На этот раз вместе с телом.

– Я Гру Магру, – продолжала болтать голова. – Тебе, конечно, дадут гномье имя, если только твое собственное не окажется удобоваримым. Как оно звучит?

– Крокетт, – выдавил из себя человек.

– А?

– Крокетт.

– Да перестань ты квакать как лягушка и… Ага, теперь понял. Крокетт. Прекрасно. А теперь вставай и следуй за мной, а не то я дам тебе хорошего пинка.

Но Крокетт встал не сразу. Он не мог оторвать глаз от Гру Магру. Тот явно был гномом. Короткий, приземистый и плотный, он напоминал маленький бочонок, увенчанный огромной луковицей. Волосы росли лишь на макушке, что придавало им сходство с зелеными побегами лука. Лицо было широким, с огромной щелью рта, пуговицей носа и двумя очень большими глазами.

– Вставай! – рявкнул Гру Магру.

На сей раз Крокетт повиновался, но это усилие полностью вымотало его. Если он сделает хотя бы шаг, подумал Крокетт, он просто сойдет с ума. Возможно, это будет лучший выход из положения. Гномы…

Гру Магру привычно размахнулся большой косолапой ногой, и Крокетт, описав дугу, врезался в массивный валун.

– Вставай! – рявкнул гном уже с большей угрозой в голосе. – Иначе я снова тебе наподдам. Мне и так в печенках сидит это патрулирование, когда я в любой момент могу набрести на человека без… Вставай! Или…

Крокетт встал. Гру Магру взял его за руку и увлек в глубину туннеля.

– Ну вот, теперь ты гном, – сказал он. – Таков закон Нида. Иногда я спрашиваю себя, стоит ли овчинка выделки. Думаю, стоит, потому что у гномов отсутствует способность к воспроизводству, а численность населения следует поддерживать.

– Я хочу умереть, – с яростью бросил Крокетт.

Гру Магру рассмеялся.

– Гномы не могут умереть. Хочешь-не хочешь, но ты будешь жить, пока не наступит День. Судный День, я имею в виду.

– Вы нелогичны, – сказал Крокетт, как будто, опровергнув одно утверждение, он автоматически выкарабкивался изо всей этой передряги. Или же вы состоите из плоти и крови и можете умереть в любой момент, или же у вас их нет, и тогда вы нереальны.