Завещание барона Врангеля - Вениамин Кожаринов

— Какое «завтра», господин Бальмен! Хорошему портному довольно одного сеанса… Вам нечего больше беспокоиться. Прощайте, синьор!

— Прощайте, Сантини…

Наполеон, только что вернувшись с прогулки, лежа на софе, читал «Дона Санчо…» Корнеля, как в комнату не вошел, но влетел генерал Гранье — первый ординарец и шталмейстер двора. В нарушение субординации он крикнул:

— Ваше величество, Сантини только что от русского комиссара, и — вот…

Наполеон жадно читал записи, сделанные расторопным портным. Это была инструкция графа Нессельроде Александру Бальмену, присланная по вступлении последнего на пост русского комиссара при английском губернаторе Святой Елены.

Подбородок Наполеона дрогнул.

— Гаспар, вы вторично заслужили слова самой высокой благодарности… Ура! — сказал Наполеон с таким пафосом, будто перед ним стояли послы всех европейских государств. — Александр более не видит во мне врага. Смотрите, барон, что пишет Нессельроде: «Вы каждый день должны отмечать все, что узнаете о нем, записывая в особенности то, что в разговорах его с вами окажется особенно замечательным…» Но самое важное, Гаспар, вот это: «В сношениях своих с Бонапартом соблюдайте умеренность и пощаду, которые вправе требовать положение столь деликатное и личное уважение».

— Ваше величество, не кажется ли вам, что последние строки продиктованы лично…

— Несомненно, барон! Это стиль Александра. Бальмен нечестен со мной… Он уклоняется от общения вопреки указаниям из Петербурга. Видимо, Лоу затравил его вконец? Отныне, барон, вы будете встречаться с ним как можно чаще… Сегодняшний день стоит Аустерлица! — Наполеон был счастлив, как ребенок.

20 января 1818 г.

Бальмен склонился над листом бумаги… Это было письмо в Петербург, графу Нессельроде. В нем он просил дать ему отпуск, чтобы поехать подлечиться на воды.

Граф запечатал письмо и задумался: «Бонапарт, кажется, воспрянул духом? Он выезжает верхом, много времени гуляет в саду… До недавнего времени это было ему чуждо. На что он надеется?»

Бальмен вспомнил завсегдатаев петербургских салонов — аристократов, проклинавших Бонапарта публично на все лады, а за глаза преклонявшихся перед волей «злого гения». Граф снова пустился в размышления: «Ростопчин из их числа… Уехал к дочери в Париж и оттуда вещает о своей непричастности к пожару Москвы. Как будто не им были выпущены из тюрем колодники! Как будто не он приказал эвакуировать из города пожарные команды и брандспойты… Не простится губернатору разграбление московских церквей!»

Бальмен понимал, что тщательно скрываемый от остального мира интерес русского правительства к судьбе Бонапарта лежит в сфере политики. Очевидно, войска союзников когда-то уйдут из Франции. После этого может возникнуть новая ситуация… К тому же Россия не слишком обольщалась дружескими заверениями Англии, видя в ней по-прежнему основную соперницу своим колониальным интересам.

«И все-таки Бонапарт на что-то надеется… Иначе он не искал бы связи со мной!» — подытожил свои сомнения Бальмен и решил «сыграть партию», навязываемую ему Наполеоном. Играть надо было осторожно. Граф рисковал…

Через час Бальмен вышел на прогулку, полагая, что шустрый генерал-адъютант Наполеона отслеживает его. Граф не ошибся.

— Господин комиссар!.. — Гранье помахал перчаткой и ускорил шаг… — Наконец-то… Я ожидаю вас битый час, но дал слово не уходить, покуда не переговорю с вами наедине. Пройдемте к морю — там нас никто не услышит. Вы разве не замечаете слежку? Какой-то тип в черном все время крутится возле вашего дома. Учтите: англичанам нельзя доверять! Впрочем, вы сами бывали в Англии и можете судить о их нравах…

Гранье болтал без умолку, уводя Бальмена на край утеса, нависшего над морем подобно полю огромной шляпы. Волны с силой бились о камни, оставляя после себя белую пену. Крупные чайки «хохотали» мефистофельским смехом.

Бальмену сделалось слегка не по себе. Гранье, следуя привычке начинать разговор издалека, небрежно заметил:

— Знаете, граф, что будет интересовать потомков в истории последней войны между Францией и Россией? Нет, не баталии с их победами и поражениями, не искусство понтонеров или кавалеристов, даже не судьбы великих полководцев. Их будут занимать вещи малозначимые, но тайные: интриги, шпионаж… наше с вами поведение здесь, на острове, хотя это уже не война. Они будут смаковать историю болезни императора… О вас, граф, не вспомнят совсем, а если и напишут что-нибудь, то лишь как о враге Наполеона, ибо ваше имя неразрывно с именем Лоу. Вам нравится такая участь перед лицом потомков?

Бальмен не рассердился. Пихнув носком сапога камень, он подождал, покуда тот шлепнется в воду…

— Вы повторяетесь, барон. Вам следовало бы знать, что я не настолько тщеславен, чтобы думать о мнении потомков. Моя судьба есть судьба России!

— Граф, вы меня огорчаете! Все русские одинаковы. Отечество для вас Бог, в сравнении с которым один человек — ничто. Хорошо, пускай будет по-вашему! Тогда речь о другом… Александр — почитаемый в Европе монарх. Разве вам безразлична его слава?

«Экая бестия!» — подумал Бальмен, памятуя, что каждое его слово может быть истолковано превратно.

— Ваше молчание, господин комиссар, я принимаю за согласие. В свете этого я сегодня хотел поговорить с вами, ибо завтра мы будем действовать, а не рассуждать! И тогда важное дело, ради которого я столько времени обхаживаю вас, Наполеон поручит другому человеку, и вы не узнаете о нем ничего. Подумайте, граф!

Бальмен ответил не сразу, размышляя, как лучше построить разговор с хитрым генерал-адъютантом, чтобы не попасть в его сети, но в то же время выведать тайны Бонапарта.

— Вы так претенциозны, барон, что можно подумать, будто я сам сподобил вас на «обхаживание»… Но я не знаю, о чем речь…

— Простите, граф. Я действительно хожу вокруг да около… Тогда к делу! С вашей помощью Наполеон хотел бы установить связь с Александром. У моего императора к тому есть веские причины… Вы могли бы построить свою политику на участии в этом деле. Но, если вы опасаетесь прямого участия… Словом, вы можете остаться лишь посредником. В самом деле, что вам стоит послать за своей печатью письмо Наполеона к Александру? Со своей стороны, Бонапарт гарантирует тайну послания, даже если оно будет отвергнуто Петербургом!

— Я категорически против! — Бальмен стукнул тростью о землю. — Не забывайте, что моя миссия четко определена правительством… У государя императора не было и нет намерений интересоваться личной жизнью Наполеона!

— Позвольте усомниться… — усмехнулся Гранье.

— Что вы хотите этим сказать? — еще более вспылил Бальмен.

— Ничего особенного, сударь… Просто в Петербурге, видимо, не посчитали нужным посвятить вас в истинные намерения Александра относительно печальной участи Бонапарта?!

Гранье осмотрелся и понизил голос:

— Граф, вы не представляете, о каком важном деле идет речь… Не скрою, Наполеон очень заинтересован в его благополучном исходе, но суть не только в личной выгоде. Александр узнает из письма нечто такое… Эта тайна стоит многого, чтобы поверить ее кому-либо, кроме Александра!

На этот раз Бальмен постарался быть как можно более простодушным:

— Если так, то, что мешает Бонапарту избрать другой путь?.. Не проще ли открыть содержание тайного послания мне! Я без промедления сообщу о нем графу Нессельроде. Сказать откровенно, я давно передаю ему разные новости, почерпнутые мною из бесед с комиссарами и прочими жителями Лонгвуда и Плантешен-Гоуза.

Признание Бальмена шокировало Гранье.

— Вот уж не ожидал!.. Выходит, граф, я недооценивал ваши способности к тайной дипломатии? Итак, вы хотите, чтобы Наполеон раскрыл свои тайны простому послу?! Не выйдет! Даже если бы дело касалось частных вопросов, Наполеон не опустился бы до такой низости. Помнится, Александр был не менее щепетилен, отказавшись принять из рук помещика Яковлева предложение Наполеона о мире… — Гранье стоило больших усилий говорить спокойно. Напротив, Бальмен чувствовал себя вполне на высоте:

— Вы правы, генерал, так было. Но в то время мой государь следовал принципам, принятым между царственными особами. Первый попавшийся помещик не тот человек, посредством коего принимают предложения мира. Теперь иное дело… Бонапарт, как известно, уже не император…

— Вздор! — Гранье непроизвольно схватился за шпагу. — Вздор и вздор!!! Никто не лишал Наполеона его титула. Это все козни англичан! Они завидуют чужой славе и не могут простить Бонапарту похода в Египет. Лоу специально зовет его «генералом», чтобы оскорбить. Глупец! Кто он и кто Бонапарт? Наполеон навсегда войдет в историю Франции императором. Его венчал кардинал!