Украина и политика Антанты. Записки еврея и гражданина - Арнольд Марголин

Кошиц оказался блестящим оратором. И хотя он говорил на родном украинском языке, но англичане были захвачены его темпераментом и искренностью тона. Когда же патриотическая речь Кошица была тут же переведена, ему была устроена овация.

Много внимания к себе вызвал также концерт хора в одной из обширнейших церквей Лондона, где представители английского духовенства выразили в напутственном слове пожелания успеха украинскому народу.

Но я забежал вперед.

В Гааге я побывал, конечно, во Дворце правосудия, где есть немало следов о прикосновенности бывшего русского царя к Гаагской конференции мира. Тут и портрет Николая II во весь рост, и мебель, подаренная им для дворца. Какая ирония судьбы! Не он ли, движимый неудачливыми советниками, бросил, быть может и не сознавая последствий, первую искру, от которой загорелся всемирный пожар? Впрочем, о мертвых «хорошее или ничего»… Своей мученической смертью Николай II искупил многое, поскольку речь идет об его личной вине.

Я уже собирался на вокзал, когда вдруг появился Грановский. Он уже возвращался из Лондона и горько жаловался на то, что его очень холодно встретили в сионистской организации, которая скептически отнеслась к его миссии и отвергла его сотрудничество. Он решил поэтому ехать прямо к украинской Директории для непосредственных переговоров о семи пунктах.

Все это показалось мне странным и непонятным. Но само поведение Грановского, его спешка, нервность, характер всего разговора мне не понравились… Я решил, что надо воздержаться от окончательных суждений до свидания с сионистами в Лондоне.

29 января я был уже в Лондоне. На вокзале меня встретил доктор Вишницер. В тот же день я познакомился с советником миссии, присяжным поверенным Олесницким, родом из Галиции. Олесницкий сразу завоевал все мои симпатии, и я с удовлетворением мог констатировать, что в его лице и в лице Вишницера я буду иметь двух выдающихся и корректнейших сотрудников. Я не ошибся. Наша совместная работа в дальнейшем была всегда дружной и солидарной, между нами ни разу не произошло ни одного недоразумения.

Но прежде чем обратиться к изложению самого содержания этой работы, я должен закончить историю с Грановским и его миссией.

Меня пригласили в заседание Комитета сионистской организации для беседы по этому вопросу. Здесь я застал доктора Гантке, Гольдштейна, Гольдберга и др. Мне объяснили, что сионистская организация мало знает Грановского, а потому вообще не может основываться на его данных, пока не удостоверится в их подлинности.

Всецело разделяя мнение Лондонского комитета сионистов о несоответствии личности Грановского возложенной на него задаче, я не мог, однако, согласиться с сомнениями о подлинности документов. Слишком толково и литературно, с большим знанием политических и национальных задач еврейства было все это написано.

А главное – так легко было все это проверить. В обращении политического еврейского совещания на имя Грановского был указан адрес для дальнейших сообщений с президиумом совещания в лице английской миссии в Батуме. Я предложил сионистскому комитету послать немедленно телеграмму по этому адресу в Батум, где английская миссия, со свойственной в таких случаях любезностью, передала бы телеграмму по назначению.

Однако они этого не сделали, и я почувствовал, что тут не только не верят, но и не хотят верить подлинности документов. Политика сионистов в Лондоне была связана в это время с тем течением в Англии, которое относилось враждебно к образованию отдельных государств на месте бывшей России. Они не хотели поэтому вмешиваться в вопросы о том или ином разрешении русской проблемы, в ее связи с аспирациями отдельных народов.

Таково было мое впечатление. Вскоре я нашел в некоторых фактах подтверждение правильности этого впечатления. И я понял, что сионистская организация, как таковая, действительно не могла связать себя в то время с той или иной ориентацией в отношении Украины. Вообще, как оно по существу ни противоречиво, но и среди сионистов было немало таких, которые мечтали о восстановлении прежней России. При таких расхождениях в среде самой организации не могло быть, конечно, одной определенной ориентации сионистов и в украинском вопросе.

Помимо всего изложенного, сионистский комитет в Лондоне стоял на той точке зрения, что единственным законным представительством украинского еврейства в Западной Европе является Делегация украинского еврейства при Конференции мира в Париже, избранная на известном киевском еврейском съезде, и что новообразовавшийся в Ростове для территории, занятой войсками Деникина, комитет и политическая еврейская коллегия не являются с формальной стороны в достаточной мере правомочными представителями еврейства тех областей.

Вскоре я получил сведения о целом ряде опрометчивых и больше чем легкомысленных поступков Грановского, которые окончательно его дискредитировали… Было тяжело сознавать, что выбор лица для столь важного поручения оказался столь неудачным… Но от этого значение документов, которые он привез, нисколько не умалялось. И пока не опровергнута их подлинность, они являются весьма существенным и важным материалом для всякого, кто хочет заняться изучением психологии еврейства в полосе операций армии Деникина осенью 1919 года.

Глава 17. Лондон. Ориентации. Labour Party. Зангвилль. Вильямс. Гардинг, Роберт Сесиль, Асквит. Венизелос и Вайда-Воевод. Шалойа. Черчилль. С вышки омнибуса

Мой предшественник в Лондоне находился на своем посту в самое неблагоприятное время. Английское правительство с обычными для англичан последовательностью и упорством поддерживало Деникина. При таких условиях никакая энергия, никакие, даже самые деятельные сотрудники не могли сдвинуть вопрос об Украине с мертвой точки. Англичане ждали результата поединка между Лениным и Троцким и Деникиным. Как и подобает народу бокса и всякого вообще спорта, англичане не любят прерывать бой на середине. В данном же случае упорство англичан в их выжидании было тем более понятно, что один из партнеров поединка был под их высоким покровительством и что они вложили значительный капитал в это предприятие…

И пока Деникин еще держался, украинская миссия в Англии вынуждена была влачить самое серое существование.

Ко времени моего приезда положение резко переменилось. Дело Деникина было окончательно проиграно. Не лучше обстояло с Колчаком и Юденичем.

Англичане задумались. Судьба белых генералов, поведение тех кругов, которые их окружали, отношение к ним населения совершенно не соответствовали тем представлениям, которые рисовались раньше по сообщениям и уверениям Милюкова, парижско-русского совещания и т. д.

Англичане убедились, что даже лучшие представители российской интеллигенции не знали и не понимали народной психики. Наконец, был и предел жертвам Англии в погашение нравственного долга пред бывшим союзником в войне. Являлись, кроме того, сомнения, кого же считать этим бывшим союзником, Милюкова и других эмигрантов или же то население, которое осталось на местах и не проявляло в своем большинстве солидарности с этими эмигрантами.

В отношении балтийских и кавказских народностей Англия уже наметила свою политику. Но оставалась огромная Украина, которую столь неудачно и безрезультатно опекала все время Франция… Надо было наконец обратить свои взоры в сторону Украины и украинского национального движения.

Вот почему я был очень хорошо принят референтом по делам народностей России, Грегори. Я написал подробное письмо лорду Керсону, получил весьма любезный ответ. Мне была назначена специальная аудиенция у лорда Гардинга, товарища министра иностранных дел, ныне английского посла в Париже. Наблюдался безусловный рост интереса Англии к Украине.

Однако, с другой стороны, было ясно, что на интервенцию Англии в борьбе с большевизмом расчетов мало. Англичане сознавали, что вся их политика в отношении Деникина и Колчака была сплошной, но уже и непоправимой ошибкой. Они понимали, какой удар был нанесен при их же невольной помощи боеспособности украинских национальных сил. Но это уже было, как они говорили, «в прошлом».

А в настоящем они усиленно поддерживали тогда Эстонию на ее пути к миру с Советской Россией. Такая же политика проводилась и в отношении Латвии и Литвы. И огромная пропасть анархии, подобно большой, зияющей ране, стала затягиваться и зарубцовываться с краю, с берегов Балтики. То был здоровый процесс, нормальный путь начала излечения от анархии.

Такой же процесс происходил на другом отдаленном берегу пропасти, в Грузии. Но там заживание оказалось непрочным и чреватым рецидивами анархии и взаимной резни.

Мне дали весьма отчетливо понять, что Украине надо попытаться пойти тем же путем, каким пошла уже Эстония. Я поспешил предупредить об этом украинское правительство, но там к этому отнеслись, насколько я в этом мог впоследствии убедиться, без должного внимания. Впрочем, и трудно было им предпринять какие-либо практические шаги, раз другая сторона, большевики, так упорно добивалась удержания за собою именно Украины, как житницы для Москвы.