Время горбатых елей - Галина Владимировна Горячева

своего» – снова и снова звенело в ушах. «Смогу ли я доказать, что я не виновен?» – спрашивал он себя. «Нет. Нет. Нет» – набатом било где-то в подсознании.

«Смекалов все видел. Он свидетель. Нет. Он соучастник. Они подельники. У них явно какие-то общие делишки были. Они заодно. Но ведь Скоротечко оставил на пистолете отпечатки пальцев и на вожжах. А у меня на плече рубец. И на спине. Да и теленок, зарезанный, там лежит. Вот мой главный аргумент. Я защищал доверенную мне государственную собственность» – искал он себе оправдание.

«Да никому это не нужно. Тебя никто ни о чем не спросит. Кому нужно портить честь мундира из-за какого-то заезжего щегла? А уж тем более из-за теленка» – отвечало подсознание. Виталий понимал, что эта версия более правдоподобна. Районной милиции его невиновность до лампочки. Они сделают все, чтобы ничто не смогло его оправдать.

«Значит, мне не оправдаться. Значит, меня осудят» – пришел он к заключению.

Суд. Тюрьма. Эти страшные слова реальной угрозой встали на его жизненном пути. Ужаснувшись перспективой своего будущего и ища спасения в беге, он снова вскочил на ноги и побежал. Не будучи местным, он совсем не знал тех мест, где шел. Его не волновало, сколько он уже прошел и в каком направлении. Вокруг стоял лес. Огромный, зеленый, с темными елями и нежными березами. Мягкий мох, словно бархат, нежно окутал землю. Выбрав тенистое местечко, он рухнул на этот мох, морально почти убитый своими думами.

Тюрьма – это слово ужасало его тем, что оно было равно со словом разлука. Разлука с Лидой. Скорее всего, навсегда. Поверит ли она в то, что он не виноват. А даже если и поверит, то уж точно не будет ждать. Да и сколько ждать? Долго. Очень долго. За любое убийство дают много, а за убийство начальника милиции сколько? Расстрел? Пожизненно? Да какая теперь разница. Даже если он выживет в тюрьме, жизнь без Лиды ему не нужна. Он стал представлять, как все это будет. Следствие, допросы, издевательства милиционеров. Затем суд. Публичный позор. На суде будут молоть всякую ерунду. Делать из меня монстра. И многие, наверное, поверят. Я же здесь человек новый. Иные прокуроры так разрисуют, что в своем родном засомневаешься, не только в приезжем.

Воспаленный мозг Виталия, изнуренный усталостью, голодом и душевными муками, рисовал ему картины одна зловещее другой. Вот он видит в зале суда сестру Марину. Она в черной одежде сидит окаменелой глыбой без признаков жизни все заседание. При воспоминании о сестре сердце схватило жгучей болью. И он в первый раз заплакал. Он рыдал и выл на весь лес. Обида душила его. Разве я хотел кому плохого? Разве я виноват в том, что случилось? Если я не ударил бы его, то он убил бы меня. Он этого и не пытался скрыть. Лучше бы он меня убил. Лежал бы я спокойно и не терзался, как сейчас. А на том свете может маму бы встретил. Представляя себе радостную картину встречи с матерью, он светло улыбнулся и перестал рыдать.

«Не надо себя изводить» – подумал он. «Может надо просто умереть? Да и все дела. Зачем терпеть все эти унижения и долгие годы тюрьмы, если можно перечеркнуть все одной чертой». Где-то в глубине души он знал, что не сделает этого, но воображение все же разыгралось.

«Вот возьму и повешусь! Вон сколько крепких сучков» – мысленно разговаривал он с собой.

«На чем?» – задался он вопросом. «А что? Может я найду какую-нибудь лиану или еще что-нибудь подходящее» – подзадоривал он себя, оглядывая соседние деревья, а заодно и землю под ними.

– Так, это у нас что? – Виталий наклонился к земле, рассматривая что-то под ногами. Из земли торчал коротенький хвостик проволоки, обтянутый пластмассой красного цвета. – Проволока – громко сказал он. Уцепившись ногтями за ее кончик, он вытянул отрезок размером чуть меньше метра. Дальше движение остановилось, но другого конца из земли он не достал. Тогда он покрепче обмотал конец вокруг ладони и стал тянуть. Проволока не поддавалась. Он ухватился обеими руками, упершись пятками в землю, резко рванул. Земля вокруг проволоки вздыбилась, и из нее вылетел второй конец почти равный по размеру первому. Или побольше. От резкого обрыва парень упал назад. Он с кряхтением встал, оглядел проволоку. – Для задуманного вполне сгодится – решил он и тут же добавил к своим мыслям: – Ну, это мы еще успеем.

Он свернул проволоку в моток и убрал в нагрудный карман. Рядом с ключом и деньгами. Это небольшое происшествие успокоило его и он, привалившись к широкой березе, задремал.

После того, как Виталий покинул ферму, Руслан Николаевич остался там наедине с двумя убиенными. Глядя на лежащих рядом теленка и начальника районной милиции, он думал о том, что люди только предполагают, а располагает все-таки Бог. Он сидел на каком-то ящике из-под комбикорма и тупо смотрел на Скоротечко. Ему не надо было больше лебезить перед этим человеком, не надо было называть его «дорогой», и ненавидеть его больше не имело смысла.

– Еще пару часов назад ты толковал мне, кого по твоей воле убили и кого еще убьют, а теперь сам лежишь мясной тушей рядом с этим теленком, которого ты так хотел съесть – думал он. – Да неисповедимы пути Господни. Всего один удар, и свершилась воля Божья.

Воспоминания о Боге всегда пробуждали в нем лучшие чувства. Вот и сейчас он твердо решил помочь оправдаться этому парню Виталию.

– Ведь он ни в чем не виноват – думал он. – Расскажу только последнее. О драке.

Смекалов не спешил уходить, не спешил кричать «убили» и звать на помощь. Ему нужно было время, чтобы все обдумать. И оно у него было. На дворе была ночь. Она коротка, но ему хватит.

Событие, произошедшее на ферме, до мельчайших подробностей врезалось в память. Он хорошо помнил, что говорил Скоротечко и что тот отвечал ему. Надо было что-то придумать, чтобы не выглядеть сообщником Эдуарда Петровича. Он решил, что скажет, что не знал о том, что Скоротечко хочет зарезать теленка.

– Я буду говорить, что пришел искать Виталия и увидел там мента с уже зарезанным теленком. Скажу, что стал на этот счет предъявлять ему претензии, а он разозлился и стал меня запугивать, говоря, что Виталий убит и меня он тоже убьет, если я буду выступать. В это время привлеченный светом на ферме появился Виталий. Он слышал, как я упрекал Скоротечко во лжи по поводу убийства. Да и сам Эдуард Петрович ему сказал: «тебя в морге уже заждались». Виталий это слышал и подтвердит. О наших делах