Время горбатых елей - Галина Владимировна Горячева

побелело, а затем поплыли темные круги. Место удара жгло, как каленым железом. Гримаса боли, выраженная на лице соперника, придала Скоротечко уверенности в себе. Он снова откинул конец вожжей назад, собираясь еще раз ударить. Сильная боль сделала свое дело. Голова Виталия совершенно отключилась, не желая давать оценок своим командам. Зато мощно включилось чувство самосохранения. Это уже был не Виталий, а биологическое существо, борющееся за свою жизнь. Его движения стали резки и точны. Он, не дожидаясь пока последует второй удар, схватил лом и первым ударил врага по голове.

Скоротечко как-то глупо крякнул, закатил глаза и всей своей громоздкой тушей рухнул рядом с заколотым теленком. Воцарилась гробовая тишина. Руслан Николаевич, все это время безучастно стоящий в стороне, наклонился над упавшим и попытался его растормошить. Затем положил ему руку на горло и, пощупав артерию, глухо сказал:

– Пульса нет.

Еще немного помолчав, глядя на лежавшего, добавил:

– Убил ты его, парень.

Виталий бросил лом и подошел к Скоротечко. С макушки головы на шею стекала струйка крови. Он дотронулся до раны рукой и увидел кровь.

«Убил» – бешено застучало в голове.

– Как все глупо – еле слышно проговорил он.

Смекалов с тревогой в глазах смотрел на Виталия.

– Бежать тебе надо. Менты тебя убьют за своего. – Он опустил глаза и обреченно произнес – Прости.

Они стояли молча у ног убитого. Председатель достал вдруг кошелек и, вынув деньги, протянул их парню.

– Вот, возьми. Пригодятся.

Виталий молча, сам не зная зачем, взял деньги и сунул их в карман. Постояв еще с минуту над убитым, он выбежал с фермы. В голове вертелось одно слово – «убил». Он шел очень быстро и, как ему казалось, долго. Силы окончательно оставили его. Еле таща ноги от усталости, он блуждал взглядом, не отдавая себе отчет в том, что он ищет. Наконец, взгляд его уперся в стог сена. Дойдя до него, он вырвал из основания несколько охапок сухой травы и рухнул на получившееся ложе.

Заснул он мгновенно. Глухой и тяжелый поначалу сон, становился более чутким и беспокойным. Во сне Виталий видел обоих мертвецов, которые оставили этот свет за вчерашний день. Он видел их в каком-то темном дымном помещении. Одним из них был Олег. Он тряс перед Виталием его рубашкой и говорил обиженным голосом:

– Ведь это тебя должны были убить. А все из-за твоей рубашки. Какого хрена ты мне ее дал? Все же из-за нее.

Второй покойник тоже имел к спящему претензии и тоже обижался.

– Как ты на ферму-то попал? Ведь тебя сделали. Ты же мертвый.

Тут оба покойника соединялись в одной картинке. Олег тряс рубахой уже не перед Виталием, а перед Скоротечко и говорил:

– А все из-за рубахи.

– А-а-а – широко открывая рот с большими желтыми зубами, Скоротечко, как бы давая знать, что он понял.

Виталий во сне пытался им сказать, что не хотел их смерти, но язык не ворочался, и он не мог произнести ни звука. Наконец, он справился и что-то крикнул. Услышав свой собственный голос, он проснулся. Реальность напомнила о себе сначала покалыванием сухих травинок, которые тыкались в его лицо, а затем ярким солнечным светом. Чувство самосохранения крепко держало над ним контроль. Стоило ему проснуться, как он тут же вскочил и стал оглядываться вокруг с целью обнаружения опасности.

Никакой опасности не было. Вокруг царила радость бытия. Природа в каждом своем проявлении воспевала радость жизни. Зеленая листва молодых березок, и красная земляника под ними, и голубое небо, залитое солнцем, создавали резкий контраст с тем подземельем, в котором он только что видел Олега с Эдуардом Петровичем. События вчерашнего дня разом откликнулись в его голове. Вспомнив все, он, подгоняемый словами Смекалова, бросился бежать дальше.

Он шел целый день, пока не стемнело. На его пути уже не попадалось ни стогов сена, ни вырубок леса, ни вообще чего-то, что могло подтвердить близость человека. Уставший, он сел на опушке под одиноко стоявшим деревом, предварительно наломав веток и расстелив их на земле. Он лег на ветки с целью отдохнуть, а может и поспать. Сон не шел. В голове хороводом кружились события последних дней. Теперь в тишине июльской ночи, уже не беспокоясь о погоне, он смог начать анализировать все пережитое. Он вспомнил сон и слова Скоротечко на ферме о том, что он должен быть уже мертв. Значит, убийство Олега не было результатом помешательства какого-то маньяка. Это было дело рук его начальников. И знали они об этом оба. Олег был убит вместо меня. Рубашка. Вот, что спутало им карты. Он вспомнил о том, что Смекалов говорил о Тане.

«Таньку гастролеры делали» – так оправдывался Скоротечко. Делали. Делали дело. Их делом было убийство Тани. Мысль медленно блуждала между воспоминаниями и догадками. Значит, нас с Таней должны были убить. Но зачем? Какая связь между мной и Таней? Почему выбрали нас? Может потому что мы не местные? Ну, не местные, и что? Что дает наша смерть Скоротечко? Ну, не будут нас искать. Что дальше? Где коврижки?

Виталий вспомнил, как отрешенно стоял Смекалов на ферме во время драки. Как до этого орал на него. Ненависть его была не наигранной. Потом вспомнил, как Руслан Николаевич дал ему денег. И его «прости» тоже вспомнил. Нет. Не может быть Смекалов убийцей. Да, его ругали за то, что развел семейственность и кумовство в колхозе. Да, не любили за излишнюю заботу о своем личном кармане. За высокомерие и барство. Но пойти на убийство двух человек? Это же совсем другое. Нет. Смекалов не мог. Тогда, значит, Скоротечко. Но у Виталия с ним вообще никаких дел не было. Поздоровался при встрече, покивал головой и все на этом. Что я ему сделал? Он сказал: «в морге твое место». Почему он так сказал? Виталий находился в совершенно угнетенном состоянии. На все «почему» ответа нет. Уставший, он все же заснул. Сон его был не долог. Утренняя прохлада напомнила о себе ознобом. Вот когда он поблагодарил Нину Ильиничну за то, что настояла на том, чтобы он одел майку с ветровкой. Он похлопал себя по нагрудному карману. Ключ был на месте.

– Как же старушка домой попадет? – забеспокоился он.

Надо было что-то решать. Идти дальше. Куда? Зачем? Вернуться. Что его там ждет? Скоротечко. Ведь я убил его. Но я же не хотел этого. Я не был зачинщиком ссоры и не был нападающим. Я всего лишь держал оборону. Защищал свою жизнь. Я не виноват, что у этого борова черепушка оказалась такой слабой. В голове его опять закружился хоровод воспоминаний. Всплыло опять лицо Смекалова.

«Бежать тебе надо. Менты тебя убьют за