Подпольные девочки Кабула. История афганок, которые живут в мужском обличье - Дженни Нордберг
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Семья Сакины несколько лет жила на положении беженцев в Пакистане, пока в Афганистане правил Талибан, и девочки нахватались там кое-каких бьюти-хитростей. Они прекрасно сознают, что их внешность будет выгодным инструментом торга, когда их родителям придет пора приискивать для них хороших мужей. Девочки явно взволнованны: иностранные гости – редкие пташки, и почти всегда они приходят к отцу. Чуть ли не хором они приглашают нас с Сетарех остаться на послеполуденную чайную вечеринку с ее подростковой программой: сплетни и чистка перышек.
Девочка с большими серьгами в ушах и густыми бровями берет мою левую руку и кладет к себе на колено. Тоненькой кисточкой, обмакнутой в хну, она выводит изящные цветочные петли вдоль каждого пальца, быстро переходя на кисть и дальше вверх, на предплечье. Эти девочки – ровесницы Захры, но она предпочитает обсуждать фильмы о боевых искусствах и матчи по реслингу, а темы здешних разговоров – совсем иные.
До нас с Сетарех вскоре доходит, что единственное интервью, которое сейчас происходит, берут у нас. Когда в гости приходят еще несколько девочек-соседок, чтобы присоединиться к веселью, их общее число вырастает до восьми. И все они забрасывают меня вопросами.
Сколько мне лет, наверняка ведь больше тридцати? Каким кремом для лица я пользуюсь? Сколько у меня детей? Что, правда, ни одного? Они сыплют соболезнованиями и смакуют подробности моей несчастливой судьбы. Должно быть, родственники моего мужа очень расстроены – ведь я наверняка замужем? Нет? Девочки снова рассыпаются в сожалениях: как жаль, что никто не захотел меня в жены! Они всё понимают – известно, что такое случается с некоторыми девушками. Обычно с очень уродливыми или очень бедными. Их сочувствие распространяется и на моих родителей: должно быть, они крайне несчастливы, даже пристыжены тем, что у них такая старая незамужняя дочь. А родственники – им ведь наверняка ужасно стыдно?
К этому моменту я настойчиво пытаюсь высказать мысль о том, что, возможно, быть не замужем – это еще не полная катастрофа, но Сетарех чувствует необходимость вмешаться и немного повольничать с переводом. Она объясняет девочкам, что, как кажется лично ей, для моей семьи это действительно довольно трагично. Это признание вызывает выражение сострадания на всех окружающих меня лицах.
Когда Сакина выходит за порог комнаты, вопросы становятся острее: а на Западе я действительно разгуливаю по улицам почти голая? И действительно ли у меня «были связи» с тысячей мужчин? Их учитель Корана осторожно дал им понять, что каждая западная женщина с легкостью достигает этого числа. На лице Сетарех тоже появляется облегчение, когда я довольно категорично отрицаю правдивость этих слов.
И как раз когда я смягчаюсь и уже готова поддаться на их просьбы назвать истинное число, юная, худенькая копия Джеймса Дина, в джинсах с низкой талией и рубашке с короткими рукавами, входит в комнату, сверкнув нам улыбкой, прежде чем рухнуть на пол в уголке. Это младшая из дочерей Сакины, с сутулыми плечами и узкими бедрами восходящей рок-звезды. Ей 14 лет, и она почти копия своей старшей сестры, которая тоже перестала жить как мальчик всего пару лет назад. Она умоляла своих родителей позволить ей остаться мальчиком еще немножко. В этой семье есть сыновья, но их мать хочет привить девочкам силу характера, поначалу воспитывая их как мальчиков. Это официальная причина. Да и немножко магической удачи для создания сына тоже не повредит, невольно проговаривается гордая Сакина.
Я спрашиваю младшую, затянутую в «джинсу» сестру, выйдет ли она когда-нибудь замуж. Та пожимает плечами. Вероятно. Кажется, ее не расстраивает эта перспектива, а если и расстраивает, то здесь не место для демонстрации этого чувства. Ее кузины на сегодняшний день либо помолвлены, либо уже замужем. Она отличница в школе и, если бы это зависело от нее, предпочла бы выучиться на детского врача. Но все в руках Всевышнего. Или, скорее, ее будущего мужа. Она вежливо поясняет, что надеется, что он позволит ей работать.
Они с сестрой поразительно схожи чертами лица, но сестра, которая на три года старше и уже превратилась в женщину, безошибочно женственна: с носовым кольцом, с длинной черной косой, спускающейся по спине, в красном пенджабском платье. Для нее уже выбрали будущего мужа – человека, с которым она никогда не встречалась и о котором знает очень мало.
Вернувшаяся в гостиную Сакина признает, что они «немножко опоздали» со своей младшей дочерью. Ее отец и братья уже начали требовать, чтобы она чаще носила головной платок. И ее тело сейчас в самом начале превращения в женщину, так что у нее осталось не так много времени. Но поскольку она совершит это превращение до наступления половой зрелости, вреда не будет никакого. Она последует давней традиции женщин этой семьи, которые стали превосходными женами и матерями. А в качестве бонуса проведет свою юность, воспитывая в себе уверенный, целеустремленный тип женственности.
Юная рок-звезда, сидя в уголке, прислушивается к словам матери, но ничего не говорит. Только смотрит на свои ладони, лежащие на коленях. Ее загрубелым рукам не предложена раскраска хной, а ногти обгрызены до мяса.
Когда я уговариваю Сетарех покутить, устроив настоящий обеденный перерыв между посещениями разных семей, вскоре нам напоминают, что в этом жилом районе Кабула женщины так себя не ведут. Мы останавливаемся на единственном варианте – крохотном ресторанчике типа «окно в стене», где под открытым небом жарят кебаб над раскаленными добела углями, – и стараемся выглядеть уверенно, входя в обеденный зал и выдерживая взгляды чисто мужской клиентуры.
Нервный официант приглашает нас в заднюю часть ресторанчика, в комнатку, которая заодно служит складским помещением. Утонув в изношенном кожаном диване, накрытом пластиковой пленкой, мы с удивлением обнаруживаем, что здесь уже сидят две другие женщины: их разместили у противоположной стены. На вид им лет по двадцать с небольшим, и одна из них мгновенно опускает глаза, пока мы не встретились взглядами. Другая, тщательно прикрытая черным платком, консервативно заложенным и заколотым вокруг лица, отвечает мне прямым взглядом.
Я узнаю́ этот пристальный взгляд.
Но Сетарех категорически против моей привычки часто завязывать разговоры с незнакомыми людьми, так что я еще некоторое время изучаю варианты кебаба в своем засаленном меню на дари. Когда я снова поднимаю глаза, молодая женщина улыбается мне.
– Вы американка, да? – спрашивает она. – Я люблю практиковаться в английском, когда встречаю иностранцев.
– На самом деле я шведка, – говорю я, отвечая ей улыбкой. – Но, если хотите, можем попрактиковаться вместе.
Сетарех мягко касается моей руки предостерегающим жестом. Болтливая иностранка – это та моя сторона, которую она любит меньше всего. Сетарех уже несколько раз говорила мне, что это одновременно и невежливо, и потенциально опасно, но я продолжаю играть эту роль, рассказывая нашим компаньонкам за обедом, что мы работаем над небольшим проектом: встречаемся с девочками, которых воспитывают как мальчиков. Да-да, к этому времени мы взяли интервью уже у нескольких десятков. Стеснительная девушка озадаченно поднимает взгляд на свою уверенную подругу. Сетарех едва не давится кебабом. Консервативно одетая девушка лишь заливается смехом.
– Да! Да! Я одна из них! Я была мальчиком!
– Я догадывалась.
Мы широко улыбаемся друг другу.
Ее прозвище – Споз, она младшая из шести сестер в своей семье. У них есть только один брат, который появился на свет третьим ребенком. До его рождения семья нуждалась в волшебстве, а когда он родился, ему был нужен приятель для игр. Так что три младшие сестры по очереди играли роль мальчика в первое десятилетие своей жизни. Споз говорит, что в эпоху Талибана она вовсю веселилась, бегая по улице и играя в футбол, и волосы ее были тогда коротко обрезаны. Она научилась бросать мальчишкам вызов в спорте, драках и разговорах. Прямо перед десятым днем рождения ее превратили обратно.
Теперь ей 19 лет, и она полна оптимизма, видя перед собой после окончания учебы в Кабульском университете только возможности.
Это делает Споз очень необычной молодой женщиной{76}, поскольку она – одна из всего пары тысяч студенток университета на всю страну. Многие отцы не позволяют дочерям учиться после достижения 10–12-летнего возраста. В качестве резона чаще всего приводят экономические факторы и соображения безопасности, но некоторые просто говорят, что «нет необходимости» обучать девушку, которая все равно выйдет замуж. Углубленная образованность потенциально способна сделать девушку менее привлекательной в качестве супруги, поскольку у нее сложится система собственных взглядов и могут возникнуть планы пойти на работу. Однако отец Споз, так же как в свое время отец Азиты, научил ее масштабно мечтать о своем будущем.