Подпольные девочки Кабула. История афганок, которые живут в мужском обличье - Дженни Нордберг

– Значит, вы хотите, чтобы Мехран тоже получила такой опыт?

– Да. Именно опыт.

– Это нечто большее, чем просто эксперимент?

Ее взгляд начинает блуждать, а потом она медленно кивает.

– Не могу с вами не согласиться. Я буду очень тщательно готовить свою дочь к обратному превращению в девушку. Я была мальчиком только часть дня, а она остается мальчиком постоянно. Это другое дело. Я понимаю.

Ее голос становится чуть глуше.

– Так ли уж это необходимо? Не знаю. Не могу сказать. Мы применяем эту тактику уже больше года, и сплетни прекратились. Большинство людей считают, что у меня есть сын. Так что теперь – по крайней мере, для меня – положение улучшилось. Я дарю своей младшенькой вкус всей полноты жизни, понимаете? Я вижу, как она меняется. Теперь она стала намного активнее, гораздо живее. Она ничего не боится. И теперь мои гости уважают мою семью и моего мужа.

– Так что же вы знаете такого, чего не знают другие афганки?

Это легкий вопрос.

– Большинство моих избирателей – мужчины. В обществе доминируют мужчины. Все руководители – мужчины. И мне приходится разговаривать и общаться с ними. Конечно, на собраниях и в семьях я разговариваю и с женщинами. Но все решения по-прежнему принимают только мужчины. Старейшины. На мужских советах-шура, в деревнях. Так что мне приходится больше разговаривать с ними. Даже когда мне хочется поговорить с женщинами, я должна действовать через мужчин, чтобы получить их разрешение. И я знаю их язык; я знаю, как к ним подойти и заставить их выслушать меня. Составляя речи для избирателей, я понимаю, что придется говорить на мужском языке, даже когда я говорю о женщинах, чтобы мужчины велели своим женам голосовать за меня.

Язык мужчин, по ее словам, спокоен, прям и бескомпромиссен. Они всегда немногословны, никогда не вдаются в пространные разъяснения. Все, что она говорит, должно излучать властность и, в идеале, быть безэмоциональным. Женская же речь, наоборот, – сплошь нюансы и подробности. Как она выяснила, мужчины порой от этого теряются.

– А что, если Мехран подойдет к вам завтра и скажет, что хочет быть девочкой?

Азита возводит взгляд к потолку в молчаливом «иншалла»: на все воля Аллаха.

– Я не стала бы ее принуждать. Мы спрашивали ее, хочет ли она быть мальчиком, и она сказала: «Ага, конечно!» Но если бы она сказала мне, «я хотела бы снова стать девочкой», я бы с этим согласилась.

Для Азиты явление бача пош – не столько показатель предпочтения, оказываемого сыновьям, сколько симптом неблагополучного устройства общества. Однако в политике она работает с той реальностью, с которой приходится иметь дело. И порой, говорит она, нужно искать компромиссные решения, когда пытаешься постепенно изменить что-то масштабное. Азиту возмущает тот факт, что в ее стране сыновей предпочитают дочерям, но ей предстоит пройти долгий путь, прежде чем она сможет убедительно выступить в защиту той истины, что представительницы женского пола в Афганистане имеют не меньшую ценность.

Она верит, что ее решение в отношении Мехран, по сути, глубоко подрывное, поскольку однажды оно превратит ее дочь в женщину иного рода – в женщину, которая сможет продвинуть общество еще дальше вперед. Кажется, Азита слегка идеализирует реальность, но главный ее аргумент – собственное возвращение из Бадгиса снова в Кабул.

Азита прекрасно понимает, что кто-то может не соглашаться с ее материнскими решениями. И в то же время она бросает мне вызов:

– Да, для вас это ненормально. И я понимаю, что вам очень трудно понять, почему мать поступает так со своей младшей дочерью. Но я хочу вам сказать, что в Афганистане происходят такие вещи, которые на самом деле невообразимы для вас, жителей Запада.

Глава 10

Пуштунская чайная вечеринка

На другом конце города, в более фешенебельном районе, царственная женщина, одетая в изумрудно-зеленое платье в пенджабском стиле, чьи руки отягощены множеством золотых браслетов, полностью соглашается с этой мыслью. Опыт пребывания в роли бача пош следует рассматривать как полезный и познавательный опыт, укрепляющий характер.

Сакина недавно совершила хадж – паломничество в Мекку – и с гордостью описывает свое путешествие, пока ее дочери вносят в комнату стеклянные блюда со спелой сахарной дыней и яблоками, нарезанными ломтиками. Темно-красные портьеры с тяжелыми кистями придают всему оттенок розового сияния. Мы сидим на пышных коврах, облокотившись на парчовые подушки, выстроившиеся вдоль стен. Сакина – дочь пуштунского генерала из одной восточной провинции, и она ничуть не сожалеет о том, что росла как сын в семье под именем Наджибулла.

Сакина утверждает, что многие афганские родители полагают: бача пош – отличный жизненный тренинг для дочерей, даже если не считать его магических преимуществ. Именно в этом качестве она и служила: ее собственный отец взял себе жену, которая рожала только девочек. Он взял вторую, но злосчастный поток девочек не прекращался. Одна соседка догадалась о семейной проблеме и посоветовала матери Сакины, которая была второй женой и в тот момент ходила беременная Сакиной, представить своего будущего ребенка как сына в тот же день, когда он родится. И удача пришла: действительно, после Сакины следующим в семье родился маленький братик.

И все равно родители много лет воспитывали Сакину как Наджибуллу.

Отец-генерал учил ее стрелять из огнестрельного оружия и ездить верхом: для него не существовало таких навыков, для овладения которыми юный Наджибулла был бы слишком слаб или хрупок.

Изменение свершилось на большом званом вечере в семейном поместье в ее 12-й день рождения. Поводом для праздника был не сам день рождения Сакины, а ее становление как женщины. Менструации у нее еще не начались, но родители хотели позаботиться о том, чтобы она совершила обратную перемену как раз вовремя – перед наступлением половой зрелости. Приглашены были все их родственники. На садовый стол выставили еду и покупное печенье, а венчал трапезу большой торт в пастельных тонах. Это был день пиршества и праздника: забили барана и принесли в жертву; были и танцы. С лодыжки Сакины сняли браслет – точь-в-точь такой, какой носил ее младший брат, – и приготовили платье. Для совершения этого превращения ее отправили на материнскую половину дома, и перед гостями она появилась уже в желтом платье. Ей было велено торжественно пройтись по зале, чтобы все могли как следует ее рассмотреть. Присутствующие аплодировали и поздравляли ее.

– Вы были рады стать женщиной?

Сакина, которой сейчас за сорок, на миг задумывается. Не то чтобы она была не рада. Возможно, правильное слово было бы – растеряна.

– Со мной все было в порядке. Таково было решение моих родителей. Я больше не выходила на улицу с тех пор, как стала девушкой. Вот это меня действительно печалило. Я все время проводила в доме. К шестнадцати годам я уже вышла замуж, так что девушкой я пробыла всего три года, прежде чем стать женой.

Она смеется, вспоминая этот опыт.

– Я была не мастерица во всяких женских делах, вроде готовки и уборки. Но меня обучали родственницы мужа.

А вот ее отец адаптировался не так быстро.

– Я была его сыном; сыном он всегда меня и представлял. Я до сих пор остаюсь для него мальчиком.

Они по-прежнему обсуждают политику и войну, слово Сакины имеет вес даже в вопросах денег и финансов; это, говорит она, разговоры того типа, которые она редко ведет с мужем и никогда – со своей матерью. У Сакины не осталось никаких прошлых мыслей о том, как трудно стать женщиной; впрочем, не то чтобы у нее был выбор… Она, по ее собственным словам, стала превосходной матерью, у нее семеро детей – и мальчики, и девочки. Ее муж ведет прибыльный бизнес с американцами, так что жизнь этой семьи – вполне комфортная. Сакина повторяет, что считает себя счастливицей, кивая в сторону четырех дочерей, заглядывающих в комнату через порог.

Дерзкий парад красок и одежд, переливающихся горным хрусталем и блестками, заполняет комнату. Широкие шаровары и длинные легкие туники девочек щеголяют всеми цветами, от пурпурного до красного и лавандового, и когда они двигаются, раздается тихий звон. Эти наряды предназначены строго для ношения дома. Глаза их подведены сурьмой, чтобы подчеркнуть идеальные точеные черты – прямой нос, невозможно длинные ресницы и резкие, элегантные скулы.

Семья Сакины несколько лет жила на положении беженцев в Пакистане, пока в Афганистане правил Талибан, и девочки нахватались там кое-каких бьюти-хитростей. Они прекрасно сознают, что их внешность будет выгодным инструментом торга, когда их родителям придет пора приискивать для них хороших мужей. Девочки явно взволнованны: иностранные гости – редкие пташки, и почти всегда они приходят к отцу. Чуть ли не хором они приглашают нас с Сетарех остаться на послеполуденную чайную вечеринку с ее подростковой программой: сплетни и чистка перышек.